А это создание было голодно — чувство голода преследовало его всегда, было естественным и обыденным. Но, несмотря на зубасто-когтистый облик, темная бестия питалась исключительно тонкой энергией. И сейчас сторожевой пес Тьмы, второпях призванный Игроком для уничтожения моего «артефакта», не обнаружил ничего подходящего для еды и потому набросился на своего хозяина — очень даже лакомого в энергетическом смысле.

— Оп-с-с. Неувязочка вышла. Но мы еще встретимся. Ты сам найдешь меня, — прошелестело в голове.

Все заклинания Игрока были «съедены» моментально. С треском разорванной ткани лопнула переливчатая защита, кости скелета распались и осыпались в каменный гроб, навсегда потускнели рубиновые глаза костяной кобры на мертвой голове, скатившейся по ступеням саркофага. Порвалась и та магическая нить, что удерживала самого монстра в чужом для него мире, — темное создание растаяло в воздухе прямо на глазах.

Может быть, мои друзья еще живы? Я бросился к Штырю и осторожно откупорил сосуд, который малек выбрал для своего спасения, но не успел им воспользоваться. Внутри оказалась мелкая красноватая пыль, заклубившаяся над флаконом легким облачком, отчего я немедленно чихнул.

А как же ее использовать? Недолго думая я натолкал Штырю целительное зелье везде: в рот, в нос, в уши, в волосы, за шиворот и даже в штаны — ну так, на всякий случай. Результат лечения не замедлил себя ждать — пациент вздрогнул, затрясся в хриплом кашле и ожесточенно начал чесаться, беспрерывно чихая и перхая, а из покрасневших глаз рекою лились слезы.

— Валиен, ты же его… перцем обсыпал… — раздался сзади голос Таниуса, прерывающийся истерическим смехом.

То, что Таниус был жив, я знал и так — мой браслет оставался целым. Но я не предполагал, что он будет жив до такой степени. Макушку капитана «украшали» две кровавые полосы, а в остальном он был очень даже ничего.

— Откуда я знал? Вообще он сам его вытащил. А этот… перец… он что, большую силу имеет?

— Убойную, особенно если его в нос засунуть. Постой, ты что, никогда не пробовал перец?

— Это что, можно есть? Таниус, ты шутишь, конечно. Этот порошок при осаде города можно мешками со стен на врага сыпать — любой штурм враз захлебнется.

— Ох, горянская темнота, нет темноты тебя темнее! На один такой мешок можно всю Фацению купить и еще пару княжеств в придачу. Перец самому королю подают к обеду в ма-аленькой фарфоровой чашечке.

— Так ведь мы — народ простой, во дворцах не живем, перцы не пользуем. Хватит уже об этом, ты лучше скажи, каким чудом вывернулся из когтей смерти.

— Твоей милостью, господин расследователь, додумавшийся поставить капкан в прихожей. Меня потом полчаса из собственного шлема оружейными ножницами вырезали. С той поры подъяремного ремня в моем шлеме нет — крепить некуда, зато теперь могу голову ниже забрала опускать. А тут меня даже предупредили, куда бить будут, так что…

— Какой…………это сделал! — завопил прокашлявшийся и продравший глаза Штырь. — Этот экстракт из перца, мяты и куриной слепоты предназначен для того, чтобы ослабить чары подчинения, а не для того, чтобы мне его во все дыры понапихали!

— Я подумал…

— Нет, вы слышали, он еще и думать умеет! Я тебе сейчас этим средством задницу намажу — посмотрим, о чем ты тогда будешь думать!

Собирался ли Штырь на самом деле исполнить свою угрозу, или же просто выражал так свое негодование — выяснить не удалось: на площади что-то грянуло, засверкало, песчаное облако накрыло склеп, заставив нас припасть к полу. И вдруг, заглушая грохот, сверху полилась странная, звенящая песня-мелодия. Она была и музыкой, и песней, и гимном, и молитвой, и вообще чем угодно, в зависимости от состояния души:

Чудесная песня звучала снова и снова, и в такт ей пульсировали световые вспышки, озарявшие мрачное небо над мертвым городом. Видимо, храмовники все же были живы и теперь приняли на себя всю силу удара восставшего некрополя. В третий раз задрожала земля, отчего под нами опасно затрещал пол, за стенкой что-то обвалилось с протяжным гулом, а у ближайшей гробницы отвалилась стена, и оттуда хлынула толпа мертвецов.

Конечно, рано или поздно мы все на кладбище окажемся, но помирать все же лучше в другом месте. Мы похватали свои котомки и выползли наверх по обвалившимся бревнам наката. Оказалось, очень вовремя — не успели мы отойти и нескольких шагов, как вторая половина перекрытия склепа обрушилась вниз, проламывая пол и сметая стены.

Выбравшись из пыльной ямы по обломкам стены, мы поднялись на террасу стоявшей рядом усыпальницы и оттуда воочию увидели ужасную и грандиозную картину происходящего в некрополе.

Эта картина была достойна называться Концом Света. Заполонив улицы мертвого города, к его центру рвались полчища пескоскелетов. Под ногами у них бесновалось живое песчаное море, над их головами проносились мерцающие искры и огненные шары, а в небе над некрополем свирепствовала песчаная пурга и закручивались черные воронки смерчей, искрящиеся разрядами молний.

И все это валом обрушивалось на центральную площадь — туда, где в мрачно-песчаной круговерти еще мелькали белые одежды и блистали стремительные клинки. Восемь рыцарей Храма окружали Регисту, стоявшую прямо на могильной плите черной гробницы и устремившую сверкающую дугу в небо. Это ее лунный меч исполнял пронзительную и чарующую песнь — он звенел и дрожал от напряжения, он вспомнил древнего противника, против которого был выкован. Пульсирующие волны белого света срывались с Серебристой Луны. Попадая в такой световой всплеск, скелетные орды превращались в пыль, а жалкая доисторическая магия мертвых колдунов рассеивалась, как дым на ветру.

Но главный враг скрывался там, под плитой. Тяжелый черный монолит дрожал и трясся, а по сознанию шипастой плетью хлестал тягучий призывный стон: «О-осво-обо-оди-ите-е…» Несколько раз Региста пыталась нанести удар прямо в плиту, но серебристый меч, режущий обычный камень, как масло, бессильно отскакивал — настолько крепка была незримая броня, защищавшая проклятую могилу.