Этот отряд, командование над которым добровольно принял опытный военачальник Вышата, сын новгородского посадника, до Руси, однако, не дошёл. «Повесть временных лет» продолжает:

До сих пор непонятно, продолжались ли потом военные действия, ведь мир, как указывает летописец, установился лишь «спустя три года». Совсем даже не исключено, что продолжались, и не без успеха для русских, ибо в итоге мир тот был заключён не как мир между победителем и побеждённым, а как мир ко всеобщему удовлетворению между равными по силе сторонами.

Что ж, «стороны» объективно нуждались друг в друге: связанная с Империей одной и той же церковью, Русь жадно впитывала богатую византийскую культуру, а раздираемой со всех сторон Византии, в свою очередь, постоянно требовалась русская военная помощь. Они нуждались друг в друге, как бы это ни было неприятно константинопольским русофобам (кстати сказать, к концу 40-х годов и сам Михаил Пселл, и его высокопоставленные единомышленники при византийском дворе лишатся своих постов и попадут в опалу).

Мир, по обычаям того времени, должен был быть подкреплён династическим браком. Но ни у Зои, ни у Феодоры детей, как известно, не было вообще, как не могло их быть и у императора Константина Мономаха, который и находился-то на престоле всего лишь несколько лет. Правда, у Мономаха была совсем ещё молоденькая дочь, рождённая задолго до его воцарения. Ярослав согласился на эту кандидатуру, в качестве жениха предложив своего 16-летнего сына Всеволода (который, как мы помним, родился в год несчастливого отъезда Олафа Святого из Новгорода).

Нет никакой определённости насчёт того, как звали невесту — не то Мария, не то Анастасия… в общем, Мономахиня, и всё тут — и кто была её мать: матерью Мономахини могла быть как вторая жена Константина, умершая ещё до его ссылки на остров Лесбос, так и Мария Склирена, его гражданская жена, — та самая «севаста», которая делила с императрицей Зоей царские покои.

Брак Всеволода и Мономахини состоялся в 1046 году, но ввиду молодости супругов детей у них довольно долгое время не было. И только лишь в записи за 1053 год «Повесть временных лет» кратко сообщает:

Маленькому Владимиру, стало быть, не исполнилось ещё и годика, когда умер его киевский дедушка Ярослав. Ему не исполнилось ещё и двух лет, когда скончался другой его дедушка — Константин Мономах.

Дедушка Константин… Два годика… Пятьсот лет назад «Сказание о князьях Владимирских», памятник русской литературы начала XVI века, сообщило читателям некоторые подробности:

Так называемое «царское место», сооружённое Иваном Грозным в Успенском соборе Кремля, украшено барельефами, на одном из которых представлена эта трогательная сцена: император Константин Мономах, сняв с себя всё что можно, отправляет атрибуты царской власти внуку своему Владимиру. По идее, всё это происходит примерно в 1115 году: внуку Владимиру в том году исполнилось 62, а дедушки с барельефа не было к тому времени в живых уже лет 60.

^{_{Константин Мономах собирает дары для внука Владимира. Барельеф Мономахова трона в Успенском соборе Кремля.}}

И тем не менее, всей арифметике вопреки, дедушка и внук прекрасно ладили друг с другом… Никаких сомнений на сей счёт авторы «Сказания о князьях Владимирских» не ведают:

Конечно же, вовсе не «с тех пор» великий князь Владимир Всеволодович стал именоваться Мономахом: он ведь действительно был внуком Константина (и, скорее всего, единственным его внуком). Он получил это имя от своей матери и именовался Мономахом по факту рождения. Только какое всё это имело значение в XVI веке — был Владимир или не был внуком какого-то полузабытого, метеором промелькнувшего императора ушедшей в небытие империи, который и стал-то им в результате сомнительных интриг, и ничем особенным себя на престоле не проявил.

^{_{Шапка Мономаха.}}

Внук или не внук — какие, право, пустяки… В XVI веке гораздо важнее было совсем другое: правитель уходящего в небытие «второго Рима» именно Владимиру, первому настоящему властелину «всея Руси», счёл необходимым передать — словно символическую эстафету — всё самое заветное: христианский крест «из животворящего древа», реликвии от самого первого императора того ещё, первого, Рима и, напоследок, свой собственный царский венец — венец императоров Рима второго, всем нам хорошо теперь известную «шапку Мономаха»… «Два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти». Два Рима пали, третий стоит, а четвёртому не бывать.

Надо ли упоминать, что та «шапка Мономаха», которая хранится ныне в Оружейной палате Кремля, никакого отношения к обоим Мономахам — ни к деду и ни к внуку — не имеет?.. И всё же это очень старая и очень почитаемая царская регалия, известная по документам ещё с XIV века. Все русские цари, вплоть до Петра Первого, венчались на царство именно ею…

Владимир Мономах, внук не слишком удачливого императора Константина, стоял у истоков русской государственности в её самый первый, ещё домонгольский период. Его имя и в наши дни остаётся одним из символов России…