Потом был второй бой, третий, четвёртый. Всё одно и то же. Мои противники использовали свои финты и трюки, я — свои, везло в итоге, почему-то мне, хотя по сторону турнирного поля становились куда более опытные противники, прошедшие не одну войну. Столь же удачливым оказался и Алек. Судьба свела нас полуфинале турнира.

Мы не соревновались в конном бою со времён Гартанга, тогда неизменно побеждал Алек. Перед этим поединком я трижды проверил латы, подпругу, крепление щита и копьё. Ничто не должно было помешать мне. Выехав на турнирное поле, я сглотнул и взял копьё наизготовку. В этом бою я учёл практически всё, кроме колоссальной силы моего оппонента и некоторых особенностей его телосложения. Из-за этого при ударе моё копьё лишь скользнуло по его щиту, уйдя вверх, его же с такой силой врезалось в мой шлем, что ремешки, удерживавшие его полопались и он слетел с моей головы и, совершив несколько кульбитов, звякнул о землю.

Чистая победа!

Когда последний противник Алека выехал на ристалище, мне показалось, что у меня что-то с глазами. Дело в том, что на табарде его красовался тот смутно знакомый герб, что и у того, кого я сбил в первом же поединке. Приглядевшись, я понял, что это — родовой герб, а вот и личный — приютился в углу плаща, как и положено. На нём красовались преломлённый меч и алая полоса. Отсюда можно сделать вывод, что его предок, скорее всего, отец, погиб в бою у реки, чья вода для этого рыцаря навеки стала красной. Не понравился он мне тогда, совсем не понравился, но сказать об этом Алеку я не успел, они уже начали выезжать на поле.

Я наблюдал за тем, как могучие кони мчаться друг навстречу другу, из под копыт вылетают комья растоптанной за день грязи, копья медленно опускаются, оба готовят какой-то хитрый удар, понимая, что противник — опаснее любого из предыдущих. Удар! Кони продолжают свой бег, оба всадника удержались в сёдлах, оба копья разлетелись в щепу. Поменяв их, Алек и фиариец вновь устремились навстречу. Луч солнца сверкнул на гранях наконечника копья противника Алека, и мне показалось, что он заточен. Удар! Может мне и показалось, но Алек дёрнулся куда сильнее, чем должен бы, он едва не рухнул на землю. В третий раз противники ехали навстречу друг другу куда медленнее, кони обоих устали, да и всадники весь день не на перинах валялись. Удар! Произошло небывалое — Алек промахнулся, но и фиариец не сумел толком попасть в него. Копьё его лишь скользнуло по краю кирасы. Итак, турнир остался без чемпиона. Такое бывало, но редко. Интересно, какое решение примет герцог Фиарийский? Сейчас судьба турнира полностью в его руках.

Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:

— Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтрашней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чемпионом турнира.

Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противников, никто — а, главное, сами рыцари — не удовлетвориться таким исходом.

Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я помог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному турниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освободиться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга — металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя горами разной высоты — личным гербом Алека — основательно пропитался кровью. Так значит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!

— Да, — подтвердил кивком мои мысли он, — оно было заточено и во второй раз я намерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.

— Мне сразу не понравился этот сэр, — буркнул я. — Родовой герб мне о чём-то напомнил.

— Он из рода Диомеля, — заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся вокруг Алека, — командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.

Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нарушать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!

— Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, — произнёс Алек.

— Ты можешь отказаться и признать чемпионом турнира этого фиарийца, — пожал плечами я, — ничего зазорного в этом не будет.

— Нет, Эрик, — раздражённо оборвал меня Алек, — сам ведь понимаешь, я здесь сражаюсь за честь всего Страндара.

— Понимаю, но королевству не станет лучше, если ты погибнешь на этом турнире, сражаясь за его честь.

— Выкрутимся, Эрик, — отмахнулся Алек и обратился к свитским: — О моей ране брату или кому другому — ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался — найду.

Так он всегда выражался: "найду"; а уж что будет после этого с тем, кого он найдёт, оставалось на усмотрение воображения самого провинившегося перед ним.

Ночью в комнату Алека вошёл Делакруа. Он не признавал дверей и всегда следовал одному принципов геометрии, гласящему что кратчайшим расстоянием от одной точки до другой является прямая. Поглядев на мирно спящего герцога Итаи, которому в самом скором времени предстоит стать королём, он размышлял, зачем он всё ещё остаётся здесь, хотя ни единого капища Килтии в Страндаре нет, а следов Лосстарота и Хардина найти не удалось, как и сведений о приезде в Престон карайского княжича Бронибора. Ну да, ладно, времени у него предостаточно. А пока почему бы и не свести на нет усилия сына графа Диомеля. Месть, конечно, дело святое, но и способы надо выбирать, подлостей Делакруа не любил.

Он провёл рукой по ране, заставляя её затянуться, а лицо Алека сморщиться от боли. Лечение силой Килтии имеет свою цену — она ведь всё же была тёмной богиней смерти, лечение не её специализация.

Кивнув своим мыслям, Делакруа ушёл, как и явился — сквозь стену.

На следующее утро Алек был до странности бодр и свеж, словно и не было вчерашнего турнира и раны. Кто-то из свитских, несмотря на угрозу, всё же донёс и Марлон явился узнать с какой это стати его брат решил скрыть от него факт ранения и грубейшего нарушения турнирных правил. Однако Алек в ответ лишь недоумённо развёл руками и продемонстрировал всем собравшимся совершенно здоровое правое плечо со старым шрамом, которому было не меньше нескольких лет. Я присутствовал при этом и, когда растерявшийся король в сопровождении галдящей свиты покинул шатёр, где Алек облачался в турнирный доспех для общей схватки, прямо спросил у него, куда делась рана.

— Баал её знает, — честно ответил он. — Ночью дикая боль рванула плечо, а проснулся я уже без неё. И вообще, Эрик, тебе стоит поторопиться, общая схватка через двадцать минут. Или ты решил отказаться от участия?

Да, действительно, пора и мне заковываться в сталь, если я хочу успеть к началу завершения турнира. Прикрывать Алека в общей схватке — дело сложное, особенно если учесть, что у сына Диомеля будет незатупленное оружие, а может и не него одного.

Паж, помогавший мне облачаться в доспех, взял в руки мой шлем, на забрале которого были отчётливо видны следы давней и серьёзной починки. Это был тот самый салад, что разворотил ударом копья мой брат, я не менял его с тех пор.

— Сэр, — спросил меня паж, — почему стали чинить этот шлем? Проще и дешевле было купить новый. Тем более, что этот не такого уж и хорошего качества.

— Это личное, юноша, — бросил я в ответ. — Сентиментальное, можно сказать.

Знаток доспехов пожал плечами и надел салад мне на голову, приладил к бугиверу и, застегнув последние ремни, помог мне подняться на ноги. Привыкнув к тяжести турнирного доспеха, весившего несколько больше и сковывавшего движения несколько сильнее боевого, от которого я позволил себе оставить лишь салад, я двинулся к осёдланному коню и в седло уже смог запрыгнуть без посторонней помощи.