ГОСПОЖА (входит): Вы не заняты?

АДВОКАТ (встаёт): Пожалуйста!

ГОСПОЖА: Имею ли я честь видеть господина Йовановича, адвоката?

АДВОКАТ: Да, госпожа, это я. Пожалуйста, присаживайтесь.

ГОСПОЖА: Благодарю! (Садится.) Я хотела бы обратиться к вам с одним вопросом.

АДВОКАТ: Я в вашем распоряжении.

ГОСПОЖА: Я хочу начать бракоразводный процесс с моим супругом, могли бы вы взяться за это дело в качестве моего представителя?

АДВОКАТ: Почему же нет!

ГОСПОЖА: Вам, разумеется, необходимо узнать причины…

АДВОКАТ: Во всех подробностях, госпожа.

ГОСПОЖА (сначала тихим тоном, но, чем дальше, тем всё живее льёт фразами, словно из ведра, и заливает адвоката): Мне было восемнадцать лет, а ему тридцать два, когда мы поженились. Эта разница в возрасте не должна была бы помешать счастью нашего брака, но оказалось, что существует большое различие во взглядах на жизнь, которое и выступило между нами. Этого я никак не могла предусмотреть, так как мой муж всей своей внешностью казался мне изысканным человеком, но оказалось, что и здесь, как и вообще в жизни, красивая внешность часто скрывает за собой грубую человеческую внутренность. Я, к сожалению, должна была это испытать: наш брак, который поначалу выглядел очень счастливым, уже с первых дней был отравлен именно этим различием во взглядах на жизнь. Я воспитана в порядочной и хозяйственной семье. Мой отец, хоть он и обанкротился в своё время, был очень порядочным и честным главой семьи, а моя мать пользовалась уважением во всех слоях общества. Я не выделялась среди них, и каждый, кто приходил к нам в дом, когда я была ещё девушкой, был уверен, что я принесу счастье своему супругу. И хотя мне было только восемнадцать лет, когда я отдала свою руку нынешнему моему супругу, я полностью осознавала те обязанности, которые мне предстоят в браке, я знала, что жена должна сделать своего мужа счастливым, что она должна дать ему все душевные радости, которые по-настоящему счастливый брак только и может дать мужчине, добытчику. Меня мои родители воспитали так, что я вступила в брак из того глубокого убеждения, что брак, в действительности, представляет собой…

АДВОКАТ (немного нервно, прерывает её): Разрешите…

ГОСПОЖА: Прошу вас, не перебивайте меня, я всё вам расскажу. (Продолжает.) Но, если я вышла за моего нынешнего мужа с твёрдой уверенностью и намерением осчастливить его, то он вступил в брак, понимая его как некую забаву, как что-то, чего невозможно избежать, как такое действие, которое нужно совершить ради уважения в обществе, ради тех обычаев, которые властвуют в обществе, или, в конце концов, я точно знаю, что он вступил в брак, ничуть не воспринимая его серьёзно. Я, откровенно говоря, верила и в его хорошее образование, но разочаровалась и в этом. Он, в самом деле, закончил какие-то школы, но для него это было образование лишь на бумаге, отлично служившее ему в кондуитных списках[1] перед его начальством, но в основании, в сущности, он человек без какого-либо образования, человек грубой души и человек низменных чувств. Он и в брак принёс это воспитание, которое получил в кафанах[2], в обществе, вероятно, всех этих несерьёзных и легкомысленных людей, какие обычно и собираются вокруг кафанских столов, а с таким воспитанием, господин, не строится счастье брачное и мир домашний. К тому же, как я позже узнала, и его родители не нашли своего счастья в браке. Его отец был полицейским чиновником и, говорят, принёс в брак свою грубость, которой отличался на своей службе. Его мать была, в самом деле, порядочной женщиной, но, говорят, очень нервозной, вспыльчивой и скандалисткой. Она враждовала со всеми своими соседями; ни с кем не здоровалась, никому не сказала доброго слова…

АДВОКАТ (чуть более нервный): Но, госпожа…

ГОСПОЖА (не обращая на него внимания): Разумеется, c такими родителями и с таким воспитанием, про которое я вам уже упомянула, нельзя было и ожидать, что он мог бы быть другим человеком. И, видите ли, в этом и заключается всё несчастье наших браков. Женщина в восемнадцать лет не в состоянии знать все обстоятельства, познать все истины. И что ей остаётся: остаётся только узнать всё это в браке, а это опять…

АДВОКАТ (совсем нервный): Но, прошу же вас, переходите к делу.

ГОСПОЖА: Да, ваше право. Итак, вот в чём дело: сначала я терпела, терпела всё, что могла вытерпеть, лишь бы не стать причиной тому, чего позже не удалось избежать. Я чувствовала на себе всю тяжесть такого брака, ясно видела, что нам не суждено быть вместе, что мы не сходимся характерами, что мы думаем по-разному, но моё воспитание требовало от меня всё это мирно и терпеливо переносить. Наконец, долгое время я обманывалась тем, что всё это однажды может измениться. Это не такой уж редкий случай, что муж и жена поначалу расходятся во многом, или из-за разницы в воспитании, или из-за разных взглядов на мир, на жизнь и на людей. Но затем, в совместной жизни, эти расхождения сглаживаются, устраивается некий компромисс, и брак, который вначале выглядел невозможным, становится в один миг сносным, а затем даже и приятным. Это заблуждение, видите ли, завладело и мной. Я не прислушалась к своему внутреннему голосу; верила, что всего можно добиться терпением и решилась на это. У нашем браке я, по правде говоря, олицетворяла терпение и ничего более…

АДВОКАТ (полностью раздражённый, встаёт и начинает ходить по комнате).

ГОСПОЖА (говорит ещё некоторое время сидя, поворачиваясь за ним на стуле, а когда ей начинает казаться, что он недостаточно внимательно слушает, она встаёт и говорит, следуя за ним): Я должна сразу пояснить, что я считала терпением. С его небольшими грубостями, мелкими выпадами — а это случалось каждый день — я справлялась. Часто я притворялась, что и не замечаю их, так как всегда думала, что это лучший способ бороться с ними. Если все колкости с его стороны были преднамеренны, то он как раз в таком моём поведении увидит, что я нарочито не замечаю их, и это повлияет на него так, что он оставит их; а если эти небольшие грубости и колкости непреднамеренные…

АДВОКАТ (моментально вспыхивает и громко кричит): К делу, к делу! (Продолжает взволнованно ходить.)

ГОСПОЖА: Тотчас, тотчас же перехожу к делу. Итак, он приходил домой и после полудня, и вечером, на обед и ужин, всегда мрачный и чем-нибудь озабоченный. Нет сомнений, я это понимаю, у каждого мужчины есть заботы, которые беспокоят его, но заботливый муж, когда переступает порог дома, оставляет это бремя на улице и не вносит его в дом. Заботливый и добрый супруг знает, что заботы — это его жизненное бремя, которое он должен нести и выдерживать вне дома, но когда он входит в дом, он должен всё своё внимание и всё своё время посвятить жене. Вы скажете, что и жена должна делить с мужем заботы так же, как и радости. Верно, и я бы с удовольствием разделила вместе с мужем бремя его забот, если бы он по-дружески открылся мне. Между тем, он садится обедать и ужинать, не проронив ни слова. А что, извините, это значит, значит ли это, что жена в браке осуждена на молчание? Если так, то я готова смириться и с этим, так как, могу вам искренно сказать, я не принадлежу к тем женщинам, которые любят много говорить. Молчание даже приятно мне…

АДВОКАТ (вскрикивает): Так молчите, если вам это приятно.

ГОСПОЖА: Да, в самом деле! Но, в конце концов, дело не только в том, хочет ли муж говорить или нет, а в том, что в таком его поведении я чувствовала своё унижение. Разве это его поведение не говорит ясно и отчётливо, что жену он рассматривает как что-то более низкое: особу, с которой он не хочет делить даже свои заботы; особу, которая не в состоянии понять эти заботы или недостаточно сильна, чтобы выдержать вместе с ним бремя этих забот. Значит ли это, в конце концов, что женщина в браке осуждена на молчание и на терпение? Разве жена не может быть своему мужу добрым товарищем, добрым другом и самым искренним советником, и, если это так, к чему тогда избегать этих самых искренних советов; для чего избегать соучастия жены в жизненных заботах, которые легче выдержать, когда они общие, и которые…