Нет никаких обещаний — любви, света, всевозможных видений; нет ангелов, нет дьяволов. Ничего не происходит. Все чрезвычайно скучно. Иногда вы чувствуете себя дураком. Некоторые задают себе вопрос: «Кто кого дурачит? Я достиг чего-нибудь или мне это только кажется?» Нет, вы ничего не достигли. Идти по этому пути — значит отказаться от всего; не за что, даже зацепиться. Сидите и внимайте своему дыханию, будьте с ним. Вскоре вы начинаете понимать, что, когда только приступали к практике, подлинного вскрытия артерии еще не было. Вскрытие происходит тогда, когда вы начинаете ощущать утомительность практики, настоящую скуку. «Я предполагал, что получу что-то от буддизма, от медитации, что достигну новых уровней понимания. Но я ничего не достиг. Мне это надоело». Даже ваш наблюдатель не чувствует симпатии к вам; он начинает посмеиваться над вами. Скука важна, ибо она направлена против свидетельств. Свидетельства развлекают, всегда приносят вам что-то новое, живое, фантастичное, всевозможные решения. Когда же вы оставляете в стороне саму идею свидетельствования, тогда появляется скука.
У нас в Колорадо была киностудия, и мы там обсуждали вопрос: что важнее —развлекать зрителей или ставить хорошие фильмы? И я сказал: «То, что нам нужно представить аудитории, пожалуй, будет для нее скучно; но мы должны поднимать сознание аудитории, повышать ее стандарты до предлагаемого нами уровня, а не стараться постоянно идти навстречу ожиданиям зрителей, их желанию развлечься». Если вы решили удовлетворять стремление аудитории к развлечению, вы постоянно сгибаетесь — и продолжаете сгибаться, пока все не дойдет до абсурда. Если же продюсер предлагает собственные идеи с достоинством, его работа, возможно, поначалу будет плохо принята; но впоследствии, когда публика начнет улавливать сущность этих идей, отношение изменится. И сам фильм может поднять уровень вкуса аудитории.
Подобным же образом, скука имеет важное значение в практике медитации; она увеличивает психологическую утонченность практикующих. Они достигают положительного понимания скуки и вырабатывают утонченность — до тех пор, пока скука не станет холодной, как горная река. Река течет и течет, методически и однообразно, но ее вода так прохладна и свежа. Горы никогда не устают быть горами, а водопады никогда не устают быть водопадами. Благодаря их терпению мы начинаем правильно понимать их. В этом есть нечто. Я не хочу, чтобы мои слова обо всех этих процессах звучали чересчур романтично; я пытался написать черно-белую картину, но удержаться трудно. Испытывать скуку, все время сидеть и сидеть — это хорошее чувство. Первый гонг, второй гонг, третий гонг; а за ними будут еще раздаваться удары гонга. Сидеть, сидеть, сидеть. Продолжать вскрытие артерии, пока скука не станет чрезвычайно мощной. Нужно упорно работать над ней.
На этом уровне мы еще не можем по-настоящему изучать ваджраяну или, в данном случае, даже махаяну. Мы не дошли до этого, потому что в действительности не установили взаимоотношений со скукой. Нам следует начинать с хинаяны, Если мы собираемся спастись от духовного материализма и от буддха-дхармы свидетельствами, если мы собираемся стать буддха-дхармой без свидетельств, то знакомство со скукой и повторяемостью оказывается чрезвычайно важным. Без этого у нас нет никакой надежды, в самом деле — никакой.
Существуют определенные уровни скуки, ее стилей. Традиционный дзэн в Японии предполагает некоторый определенный стиль скуки в монастырях. Сидеть, варить еду, есть, сидеть в дзадзэн, медитировать в ходьбе и так далее. Но по-настоящему это провозвестие скуки не передается американцу-новичку, который едет в Японию или принимает участие в традиционной японской практике у себя на родине. Вместо этого понимание скуки превращается, если можно так выразиться, в воинствующее восхищение нерушимостью или в эстетическое любование простотой. Всем этим подменяют скуку и не видят ее подлинной сути. Она кажется слишком странной. В действительности все было задумано не так. Для японца практика дзадзэн — это обычная японская ситуация, где вы просто выполняете свою ежедневную работу и много сидите в дзадзэн. Но американцы придают значение мелким деталям —тому, как пользоваться чашкой, как сознательно есть в позе дзадзэн. Все это только предполагает создание чувства скуки; а американские ученики усматривают в этом произведение искусства. Очищение чашки, мытье, свертывание салфетки и т. д. — все становится живым театром. В Японии считают, что черная подушка не предполагает никакого цвета, создает полнейшую скуку. Американцам же она сообщает настроение воинствующей черноты, простоты, прямоты.
Традиция стремится вызвать скуку, что является необходимым компонентом узкого пути дисциплины; но вместо этого практика превращается в археологическое и социологическое обозрение интересных вещей, в нечто такое, о чем вы можете рассказать друзьям: «В прошлом году я провел целую осень в одном дзэнском монастыре: я просидел там шесть месяцев! Я наблюдал, как осень превращается в зиму; я занимался практикой дзадзэн; все было таким четким, таким прекрасным. Я научился сидеть, даже научился ходить и есть. Это было изумительное переживание, и мне совсем не было скучно».
Вы говорите друзьям: «Пойдемте, это так забавно!» — и собираете другие свидетельства. Попытка уничтожить свидетельства создает еще одно свидетельство. Первый принцип разрушения хитростей эго — строгая дисциплина практики сидячей медитации. Никаких интеллектуальных рассуждений, никакого философствования! Просто сидеть, скучать. Такова первая стратегия в развитии буддха-дхармы без свидетельств.
Путь будды
У скуки много версий: мы испытываем чувство, что ничего не происходит; что нечто могло бы произойти; и даже что вместо того, что не происходит, могло бы произойти нечто желанное, но тоже не происходит. Кто-то в скуке находит наслаждение; в практике медитации можно найти нечто общее с холодной скукой, освежающей подобно горному ручью. Она оказывает бодрящее действие, потому что нам не нужно ничего делать, не нужно ничего ожидать. Но если мы хотим пойти дальше легкомысленных попыток устранить или чем-то заменить скуку, то должно существовать и некоторое чувство дисциплины. Вот почему мы работаем с дыханием в качестве практики медитации. Простая практика дыхания весьма монотонна и непривлекательна — здесь мы не откроем третий глаз, не почувствуем, как у нас открываются чакры. Эта практика подобна каменной статуе Будды, сидящего в пустыне. Ничего не происходит, абсолютно ничего.
Понимая, что ничего не происходит, мы начинаем странным образом понимать и другое: происходит нечто величественное. Нет места легкомыслию, нет места поспешности. Мы просто дышим, и мы здесь. В этом есть нечто весьма удовлетворяющее и полезное — как если бы мы хорошо и с удовольствием поели — в противоположность такой еде, когда мы стараемся получить побольше удовольствия. Это очень простое приближение к душевному здоровью.
Сохранились сведения о том, что Будда изучил многие индуистские методы практики медитации. Он сидел, опаляемый кострами, он вступал в связь с энергиями Тантры при помощи визуализации всевозможных предметов; он видел фантомный свет, надавливая на глазные яблоки; зажимая «щи, он слышал жужжание звука, якобы свойственного упражнениям йоги. Он сам прошел через все эти виды практики и понял, что все эти явления суть лишь хитроумные фокусы, а не подлинная медитация, не подлинное самадхи. Может быть, Будда был тупым учеником йоги, лишенным всякого воображения. Однако мы следуем его тупости, его примеру просветленного, самъяксамбудда (т. е. полностью просветленного).
По мере того, как вырабатывался подход Будды к практике медитации, он осознавал, что подобные трюки представляют собой только невротическую аффектацию. Он решил искать то, что просто, что действительно находится здесь же, раскрыть взаимоотношения между умом и телом, раскрыть свои взаимоотношения с подстилкой из травы куша, на которой он сидел, и с деревом бодхи над головой. Он смотрел на свои взаимоотношения со всем окружающим миром очень просто и прямо. Этот подход не был особенно воодушевляющим, не произошло никаких озарений. Однако он принес бодрость. Кто-то спросил Будду на заре его просветления: «Каковы твои свидетельства? Как нам узнать, что ты —просветленный?» Будда коснулся рукой земли: «Эта твердая земля — мой свидетель. Эта плотная земля, именно эта земля — мой свидетель». Здоровое, точное и определенное, свободное от каких-либо эмоций, от каких-либо концепций, от какого бы то ни было легкомыслия, — но опирающееся на то, что есть, — таково состояние пробужденное™. И этому примеру мы следуем в нашей практике медитации.
