Хелена еще раз пошла проверить, торчит ли в замке ключ. Потом она села на подоконник и смотрела вниз, на улицу. Ей нужно поговорить с отцом. Он должен дать ей совет. Хелена размышляла. Пыталась думать по порядку. Она страшно боялась. Не хотела говорить с отцом. Но ради детей на это придется пойти. Хелене казалось, что ее загнали в угол. Обложили. Нет выхода. Все — шантаж, думала она. Вся моя жизнь стала сплошным шантажом. Она начала ходить из угла в угол. Хотелось на улицу. Под открытое небо. Дышать. Но нельзя. Нельзя из-за девочек. Вдруг она уверилась, что Грегор сидит в засаде в квартире своей матери. Ждет, чтобы она ушла. Тогда он займет квартиру. Поменяет замок. Грегор все умеет. Дети окажутся в квартире, в которую она не сможет войти. И ей придется судиться с ним за девочек. А Хенрик так далеко. Никого, с кем она могла бы поговорить. "Такого никому не выдержать, — шептала Хелена себе самой. — Никому. Никто такого не может. Никто". Она бродила вдоль узорчатой каймы по краям ковра. По кругу. Все кругом. Сложила руки за спиной. Повторяла эти слова. Все снова и снова. Хелена обрадовалась, что дома нет снотворного. Валиум доктора Штадльмана она сдала в аптеке на переработку. Хелена выпила бурбона. Потом собрала бутылки и вылила все спиртное в унитаз. Даже ром для готовки. Она не имеет права ни на малейшую ошибку. Даже чтобы ее застали со стаканом в руках. Хелена чуть было не начала вести себя так, как о ней говорила свекровь. Но взяла себя в руки. Все это неправда.

Хелена ждала слесаря. По телефону он сказал, что может прийти в восемь. Хелена просила его не опаздывать. В восемь свекровь в церкви. Смена замка может пройти незамеченной. Слесарь сказал, что ему потребуется всего полчаса. За полчаса он управится. Слесарь не пришел. Из-за него Хелена встала ни свет ни заря. В девять он позвонил и сказал, что сможет только в одиннадцать. Будет ли она дома. "Да", — сказала Хелена. Она будет ждать. Девочки долго спали. Хелена сидела в гостиной. В квартире царила тишина. Иногда с улицы доносился шум автомобиля. Снова будет жарко. Из-за жары Хелена уже закрыла окна и задернула занавески. Она сидела в сумрачной комнате и ждала. Сначала хотелось спать. Она пила маленькими глотками кофе. Есть не хотелось. Вообще. Она с удовольствием ушла бы из дому. Сбежала. Куда угодно. Где просторно. Далеко видно. Ее угнетали деревья за окном. Хотелось глядеть вдаль. Хелена не знала, как называется смена замка с правовой точки зрения. Надо сказать, что она потеряла ключ. И делает это из соображений безопасности. По сути это было неправильно. В ее положении так поступать не следовало. Но она хотела чувствовать себя в безопасности. Хотя бы в безопасности. Она боялась Грегора. Судя по тому, как он смотрел на нее в "Бройнерхофе", он изобьет ее. И никто не поверит, что он на такое способен. Но он это сделает. Нельзя, чтобы это увидели девочки. Грегор слыл джентльменом. Благовоспитанный. Вежливый. Холодный. И талантливый. Всякий скажет, что она просто хочет его оговорить. Из мести. Или что она сама его спровоцировала. У мужчин ровно столько терпения, сколько его есть. А она всегда была сложным человеком. Хелена сидела. Время шло. Когда сменят замок, пути назад не будет. Окончательно. Раз и навсегда. Всякий раз, что она глядела на часы, оказывалось, что прошло всего две минуты. Хелена спросила себя, почему даже концом их отношений должна заниматься она. Уж это-то он мог бы взять на себя. Как минимум поставить точку. Но он ждал. Ждал, когда она ошибется. Чтобы поменьше заплатить. Хелена ощущала собственную беспомощность. Море решений. И дорог. И визитов в инстанции. И встреч. И объяснений перед совершенно чужими людьми предстояли ей. Хелена сказала себе, если он позвонит. Если он позвонит до прихода слесаря, мы найдем выход. Отсюда. Слесарь пришел в час. Грегор не позвонил. Хелена отключила телефон. Набила книгами большую сумку. Слесарю действительно потребовалось всего полчаса. Свекровь не вышла. Она спала после обеда. Вероятно. Хелена получила новые ключи. Хелена подписала два свидетельства. Одно осталось у нее. Если придется делать новые ключи, то их сделают лишь предъявителю такого свидетельства. Хелена подписалась девичьим именем. Неровно. Написала: Хелена Вольффен. Как будто подписывала тетрадку. Хелена позвала девочек. Они снова могут ехать купаться. Хелена не решалась выйти, пока не был заменен замок. Представляла себе: они возвращаются, а там сидит Грегор и делает вид, словно последних двух лет и не было. Это было так чудовищно. Так страшно. И так вероятно. Два дня они питались исключительно молоком и кукурузными хлопьями. Было очень сложно найти слесаря в отпускное время. Хелена вынесла сумку с книгами. Выбросила их в контейнер для макулатуры недалеко от пляжа на Старом Дунае. Так она вынесла из квартиры все книги. Каждый раз прихватывала с собой новую стопку. Пока стеллажи не опустели. Книги по искусству она тоже выбросила. И научные труды. По истории искусств. И по математике. Хелена оставила только детективы. В детективах не врут. К концу августа стеллажи опустели.

Хелена играла в лотерею. Она зашла с девочками в табачную лавку на Кроттенбахгассе. У почты. Там каждая из них заполнила по две карточки. Барбара заезжала шариковой ручкой за края клеток с цифрами. Испортила несколько билетов. Пока не заполнила все аккуратно. Катарина зачеркивала одни и те же цифры. Барбара всякий раз разные. Вечером в субботу они сидели перед телевизором и смотрели розыгрыш. Если бы они выиграли, то каждая хотела бы поехать далеко-далеко. Наконец-то. В Америку. Лучше всего.

Пришла мать Хелены. Хелена больше не включала телефон. Стала недостижима. В дверь позвонили. Хелена открыла. На площадке стояла ее мать. Хелена подумала, что та сперва зашла к свекрови. Иначе она позвонила бы снизу. В квартиру Хелена мать не пригласила. Она стояла на площадке. Хелена смотрела на нее. Они давно не виделись. Она еще потолстела, подумала Хелена. На матери был зеленый льняной костюм. С длинным жакетом. Чтобы скрыть широкие бедра. И зеленые туфли. Они стискивали ее маленькие ноги. Очень высокие каблуки. От жары ноги отекли. Не помещались в туфлях. "Что стряслось?" — спросила мать. Мягко. И грустно. И укоризненно. "Полагаю, что это тебя не касается", — сказала Хелена. Передразнивая интонации матери. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не рассмеяться. Так прелестно это прозвучало. Долгое время мать глядела на нее все так же умоляюще-укоризненно. Долгое время спустя мать спросила, почему же Хелена не пришла к ней. К ним. "У тебя есть пятьдесят тысяч?" — спросила Хелена. "Да. Вот", — сказала мать. Она вынула из сумки конверт и подала его Хелене. "Но твоему отцу нужна расписка", — сказала она. Конверт был уже у Хелены. Она вернула его матери. Очень вежливо. Мать автоматически взяла его. Стояла с конвертом в руках. Растерянно глядела в пол. Найдет ли она сама выход, спросила Хелена. Или же намеревается еще раз заглянуть к свекрови. Потом Хелена закрыла дверь. И прислонилась к ней. Сквозь закрытую дверь ее мать прокричала: "Ты больна. Тебе нужна помощь". По двери Хелена сползла на пол. Скорчилась. Шептала себе в колени: "Сволочи. Сволочи проклятые". Так и сидела. Слышала, как уходит мать. Как стучат высокие каблуки. Мать удалялась поспешными шажками. Как истинная дама. До сих пор до Хелены не доходила двусмысленность этого выражения. Она рассмеялась.

Хелена поехала на рынок Зоннбергмаркт. За овощами и фруктами. Магазин четы Леонхард снова открыт. Леонхарды вернулись из отпуска. Они были в горах. Они всегда ездят только в горы. Фрау Леонхард нельзя где жарко. Жары она не переносит. Хелена огляделась. Были белые грибы с крепкими ножками. Уже при одном взгляде на них Хелена почувствовала вкус жареных боровиков. Но после чернобыльской аварии грибы есть нельзя. Шпинат. Свежий шпинат. "Да вы отличная хозяйка", — заметила фрау Леонхард и набила шпинатом большой пластиковый пакет. Осведомившись, сразу ли Хелена вынет его. Хелена купила винограда, слив, лимонов, салата, яблок, лука. Где Хелена провела лето, спросила фрау Леонхард. Герр Леонхард удалился выкурить сигарету. На задний двор. Девочкам Хелена дала денег. Они убежали вперед. За мороженым. Там они и должны были встретиться. Хелена сказала фрау Леонхард, что дети были на Аттерзее. "А вы? — спросила фрау Леонхард. — Вы вообще никуда не выезжали?" У Хелены слезы навернулись на глаза. От благодарности. Ей хотелось обнять фрау Леонхард. Кто-то ею заинтересовался. Но сочувствие в голосе фрау Леонхард ее задело. Задело ее гордость. Вот, значит, как далеко дело зашло. Все видят. Да и сама она видит. Каждое утро. Каждое утро в зеркале она видит, как постарела. Увяла. Стоило вспомнить о квартире, как возникало чувство неуверенности. Ничего стабильного. Упорядоченного. Недовольная старуха за стеной. Молчит. Но она здесь. Всегда. И страх. Что появится Грегор. Не сможет попасть в квартиру. И разорется. На лестнице. Фрау Бамбергер со второго этажа это доставит большое удовольствие. На Хелену снова напал страх за детей. Она сказала, что еще ей нужен баклажан. И все. Спасибо. Хелена рассчиталась и поехала по Обкирхергассе. Девочки сидели на скамейке. Они устроились напротив ларька с мороженым и лизали свои трубочки. Хелена посигналила, и они подбежали к машине. Переходя дорогу, посмотрели, как положено, направо и налево. Сели в машину. Лизали мороженое и болтали. О каких-то особенных кроссовках, которые были нужны Барбаре. Катарина доела свое мороженое. Нет. Маме ничего не осталось. Она уже достаточно большая, чтобы самой съесть свое мороженое, гордо сказала она. Откусила конец и высосала все. Хелена поехала с ними по Хеенштрассе домой. Думала, что нет ничего лучше. Дети на заднем сиденье. И ехать. Они катили по мостовой Хеенштрассе. Никто не знает, где они. Где она. Хорошо бы так все ехать да ехать.