«Телефонный» разговор отвлёк от будоражащих мою гормональную систему мыслей. Палец перестал «вещать» о гормональном дисбалансе и повышенном артериальном давлении, но конфету я в рот отправил, затем вторую. Норма сахара перестала быть пониженной. Зато через, опять же, пульсацию стало известно, что мочевой пузырь заполнен на половину.
«А можно сделать так, - сказал я, - чтобы я сам решал, хочу я писать или нет? А то это, как-то, знаете ли, непривычно, а, кажется, что и не прилично», - все понимали, что я шучу.
«Потом спасибо скажите, - ответил Седой, - и, - он сделал паузу и таким притихшим, смеренным, что ли, голосом добавил, - ребята, если хотите, я в бильярдной. Приходите, поиграем, попрощаемся».
«Не знаю, посмотрим», - ответил мой напарник.
«Да, посмотрим, и я не знаю», - сказал я, и мы все втроём прервали связь.
Я остался сидеть на диване, как присел полминуты назад. Вот, и всё. Всё. Всё, что происходило до этого, воспринималось как-то, как необходимое с одной стороны, как таки должное что ли, и как-то, как единственное, что могло происходить когда-то, происходит сейчас, и будет происходить всегда вообще. Но тон Седого, с каким он закончил наш разговор, и это его «попрощаемся» запустили у меня воспоминания жизни, раскручивающееся от событий последних назад, к первым. Всё-таки мы «срослись» с ребятами тут; выполняя много работы, обучаясь, мы, тем не менее, как просто люди прониклись друг к другу чувствами. Слова Седого перед тем, как меня напичкали «Крокодилом», что его жизнь – моя жизнь, теперь всегда стояли у меня в голове. Я никогда не воспользуюсь этим его предложением, но я знаю, теперь знаю, чего стоят слова этого человека. А теперь он говорит: «Попрощаемся».
Мысли перебросились на моего напарника. Вот тоже – судьба необычная. Наверно, вот с таких девчонки не слазят, как только у тех появляется растительность на лице, а то и в более ранние периоды. Такой весь правильный, как из камня выточенный симпатяга. После армии, говорил, с такими показателями физическими пришёл, что удивительно, как его не прибрали к своим рукам криминальные структуры. А всё потому, что справедливый и добрый был всегда. Три раза был женат. Женщин очень любил, всегда. Красивых. Поэтому, был слаб до их цацек, как тот кот до валерьянки. Первые два брака были короткими, там девчонки были – за шкварку бери и на обложку журнала. Ногтища в половину пальцев, фигуры, личики – ммммм. Фотки показывал. Третья жена тоже было красивая, но ещё и душой оказалась прекрасна. Дочка у них была… Да нет, и сейчас есть… Где-то. Видно по нему, что с воспитанием её у него проблем не было. Но вот в школе её прихватил какой-то сосунок, которому папик, видимо, больше денег давал, чем тот мог переварить. Сначала кино, потом кино групповое, потом вечеринка, потом насилие, потом групповое насилие. Всё это вперемешку с угрозами придания публичности её «похождений», потом откровенные запугивания причинением большого вреда родителям, с использованием отцовского влияния. А всё шло к тому, чтобы сынок стал подкладывать её под всяких политиков и бизнесменов, с целью вытаскивания информации у тех об их бизнесе и их характере. Информация аккурат ложилась на стол к отцу. И отцу хорошо, и сынок веселиться. Но была проблема: девочке было двенадцать, и она ничего такого делать не хотела. Сержант попытался наказать обидчиков, когда дочка не выдержала и всё рассказала. Сначала что-то получалось. За заявлением в полицию он создал группу в социальной сети, и около десяти тысяч подписчиков собрались идти с ним до конца. Когда условились на встречу, пришёл только один человек, который оказался юристом. Вот так он со своим волонтёром-юристом оказались лицом к лицу со стаей стервятников.
У Сержанта была интересная работа, я даже не знал, что такие должности у нас существуют. Из армии за ним пришла характеристика – бунтарь. Оказывается, он не очень жаловал различного рода режимы, устоявшиеся порядки вещей, традиции и прочее, и всё бы ничего, но дан ему был дар изощрённо сопротивляться всем таким, чуть начинавшим выказывать признаки окостенения системам. Нет, он не ломал режимы, где бы он не появлялся, но дело у него возникало лишь до таких, которые отравляли существование другим. Из-за этого его не очень жаловало армейское руководство, если не сказать больше, из-за этого у него потом было много проблем в жизни с работодателями. Везде он напарывался на ненависть бездарных руководителей. А что такого, собственно, он делал? Да просто умел влиять на самосознание людей.
Зато он нашёл себя, когда его пригласил какой-то профсоюз на должность соискателя работы. В его обязанности входило размещать объявления о поиске работы по профилирующим профессиям профсоюза и его «союзников». И вот, звонит ему такой потенциальный работодатель, а он трубку не берёт. Звонят ему второй раз, он отвечает:
- Алло.
А на том конце:
- А что у вас с телефоном, почему вы трубку не берёте?
- Ну, значит, занят был.
- Ну, и как вас принимать на работу, когда вы возьмёте, и вот так не ответите на телефон?
- А я смотрю, у вас с этим строго? – спрашивает Сержант.
- Конечно, как и везде.
- Благо, сейчас вы со мной хоть так разговариваете, а устроюсь я к вам на работу, так вы с меня за такое ползарплаты снимете, и плевали вы на то, что дома у меня двое детей. Так?
Некоторые, очень паскудные, пытались вступить с ним в перепалку, но чаще, после таких его выпадов, бросали трубку. Зато можно было быть уверенным - после такого, с другим соискателем работы говорили повежливей. Вот чем занимался Сержант. То грубить охоту отбивал, то всем видом показывал, что за такую зарплату на такой работе час максимум должно работать. Вроде, благое дело, если присмотреться.
А ещё он подрабатывал, охраняя корабль-ресторан по ночам. Там он мог спокойно спать всю ночь в специальной каюте, а по кораблю носилась собака, которая в любой момент могла предупредить об угрозе лаем. Но в одну ночь собака заскочила к Сержанту в каюту и стала, скуля, стаскивать сержанта с койки, вцепившись зубами в его штанину. Сержант говорил, что такой мольбы в глазах живого существа, и такого скуления, никогда не видел и не слышал. Он вскочил и направился за псом. Тот вывел его на палубу, оттуда к трапу, по трапу с корабля, и всё пятился и пятился задом от судна, увлекая за собой взглядом Сержанта. И вдруг – бах! Зарево осветило пёструю бело-серую расцветку шерсти преданного спасителя, пятящегося задом. Глаза пса стали крохотными зеркальцами, отразившими зарево взрыва и полыхание корабля, и теперь были словно две маленькие горящие лампочки. Сержант втянул голову в плечи, а потом повернулся посмотреть, что произошло.
И уже в следующее мгновение бросился к автомобилю. Дверь в их квартиру была открыта. Ни жены, ни дочки.
Он кинулся опрашивать соседей, позвонил в телевидение, стал звонить родственникам и знакомым, наделал ещё кучу глупостей; благо, проведение уберегло его позвонить в полицию в какой-то момент, а в другой - выглянуть в окно. Правильно заподозрил неизвестную машину, подъехавшую к подъезду. Когда услышал, что едет лифт, с остервенением рванул его алюминиевые двери в разные стороны у себя на этаже, сорвав несколько болтов, что привело к его экстренной остановке. Летя по ступеням, остановился у застрявшего лифта:
- Ну что, дебилы, докатались? – крикнул он тем, кто был внутри.
- Ты – труп! – услышал он из лифта.
А это ему только и надо было, чтобы убедиться, что за ним.
Случай спас – водитель в машине оказался всего лишь водителем. Он, походу, даже не знал, зачем он сюда привёз тех или того, кто сейчас сидел в лифте.
После некоторых скитаний Сержант оказался тут. И вот, прошли мы с ним обучение, завтра в город, а сегодня нам предложили пойти в бильярдную – попрощаться. А он ответил: «Посмотрим».
И я сказал: «Посмотрим». Как бесила меня жена, отвечая на это моё «посмотрим» своим: «На что посмотрим?». А сейчас я лижу и думаю, как можно было беситься на что бы то ни было, когда она тебе что-то говорит? Да понятно – почему. Жизнь – порой задница. Самое главное - и жена, и сын знают, что я жив, что борюсь и надеюсь. И они пусть надеются. Я вспомнил про жену, когда сказал: «Посмотрим».
