– Дело в том, что я… э-э… попаданка! – заявила любимая, то есть её фантом, то есть запись. – Точнее, как бы наоборот, сюда попала совершенно сознательно, по собственному согласию… арр, как всё сложно-то! В общем, главное, я не отсюда. В смысле, не из этого мира. И даже не из параллельного. Ладно, пожалуй, лучше покажу.

Ната развела руки, и между ними возникла стопка блинов. Маслянисто поблескивающих, вкусных даже на вид. Кажется, это не совсем то, что показать было нужно. Милая сердито посмотрела на иллюзию, та медленно и неохотно превратилась в стопку же, но из нескольких полупрозрачных дисков того же «блинного» размера. Ещё одно усилие, и на дисках проявились точки. Подписанные точки.

– Это наша Земля, – улыбнулась жена, и одна точка почти у самого «дна» засветилась ярче. – Она находится во Вселенной-четыре. Номера, понятно, условные, да и пафосно звучит, но «четвёртый слой реальности» мне тоже как-то не очень нравится. Тем более реальность всё-таки не пирог. В общем, пусть будут Вселенные. Они друг от друга отличаются и не отличаются одновременно. Отличаются составом звёзд и планет, а различны законами природы. Кроме одного: коэффициента затухания псионического воздействия. Если во Вселенной-четыре я могу слегка усиливать удары руками, слегка лечить прикосновением, слегка чувствовать эмоции людей, слегка воздействовать на животных – это всё чем ближе, тем лучше, идеально в тактильном контакте, то во Вселенной-один (вот тут) я могу без особых проблем пробить трёхметровую кирпичную стену, даже не приближаясь к ней. Могу чувствовать окружающее пространство на километры вокруг и, благодаря этому, даже слегка предсказывать развитие непосредственно-близких по времени событий! О боже, когда я говорю вслух, это звучит как самая пошлая низкосортная реклама одной из твоих любимых книжек, Миша! На самом деле, всё не так. Псионика – это не какая-то там магия, а самая что ни на есть научная дисциплина, блин. Я к чему всё это начала говорить? Миш, если ты это видишь, – помнишь наш разговор… через месяц после парка?

Я заметил сидящую на скамейке Нату издали, и мне она показалась какой-то напряжённой, даже расстроенной. На душе скребли кошки, а тут и вообще сердце упало, – честно сказать, я не очень-то себе представлял, как буду жить дальше, стоит девушке сказать «я подумала, нам надо расстаться». Наталья Воля, «сибирячка нерусского происхождения», как она сама о себе говорила (и такое, оказывается, бывает!), девушкой была видной, из тех, что притягивают мужские взгляды как магнит! Дело даже не в правильных чертах лица и ладных линиях пропорциональной фигурки, в университете учится много красавиц. Просто было в ней что-то такое. И я это почувствовал сразу, как только увидел её, впервые столкнувшись на одной из первых лекций второго курса, что читалась сразу для нескольких потоков втораков. Не могу сказать, что я «пропал», нет. Себя я оценивал адекватно, потому при каждой встрече всё больше восхищался издалека, пока однажды в начале следующего семестра мы вместе случайно не оказались припряжены к «труду во имя науки» на кафедре статистики. Швабра, ведро и тряпка – что может сблизить сильнее?

– Миш, привет! – Стоило подойти к лавочке, как девушка буквально меня почувствовала затылком, не иначе, и вскочила. На милом лице было огромными буквами написано… э-э-э… облегчение?! Впрочем, подумать над этим я не успел, да и вообще некоторое время думать не мог, прижимая девичье тело, забравшееся ко мне на колени и одними объятиями и поцелуями доказавшее, что я, во-первых, дебил, поскольку волновался совершенно не о том, а во-вторых, совершенно не разбираюсь в женщинах. Что, кстати, логично. Ната была моей не первой влюблённостью, но именно с ней в первый раз дошло хотя бы до поцелуев и чуть-чуть дальше. Иногда я пытался понять, что именно она во мне нашла, и всякий раз задвигал эту мысль подальше, банально боясь сглазить. Не было у меня за спиной ни миллионного наследства, ни внешности эталонного красавчика, ни даже элементарного превосходства физической силы. Мозги? О, тут всё превосходно, но не сказать, чтобы Ната прикладывала особые усилия, учась не хуже меня.

– Что-то не так?

Девушка перешла от активных объятий и поцелуев к «режиму котёнка» – поджала ноги, изогнула спину, чтобы прижать свою голову к моей груди, и ощутимо задумалась. Мой вопрос заставил её вздрогнуть.

– И вот как ты это делаешь? – Моё плечо боднули лбом, а в ответ на распахнутые глаза уточнили: – Понимаешь меня даже тогда, когда я сама себя ещё не понимаю? Ты ведь не видел сейчас моего лица, да и вообще. Но как?

Я честно задумался. Реально задумался, говорить всякие банальности вроде «я тебя чувствую» не хотелось. Как чувствую? Да кто ж знает! Зато, почему чувствую, понятно.

– Заранее извини за банальность, – максимально серьёзно сказал я, – но я действительно тебя очень люблю. Люблю и потому понимаю.

Я беспомощно повёл плечами, – развести не мог, те были заняты. Как донести до человека, что он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО для тебя главнее всего мира, он и есть весь твой мир? Слова для такого просто не годятся.

Думаю, Ната была со мной согласна, поглядев мне в глаза, высвободила руки, положила пальцы мне на виски и прижалась ко лбу лбом. Как ни странно, это было именно то, что нужно. Девушка в моих объятиях как-то по-особому вздрогнула, и, когда чуть отстранилась, в её огромных влажных глазах я прочёл ТАКОЕ! Не знаю, как нам удалось не нарушить общественный порядок в публичном месте, но это факт. Может быть, в запасе у любимой хитрюги оказался ключ от временно пустой комнаты в женском крыле общаги химиков, полученный неведомой интригой. Само его наличие уже говорило о том, что «своё» я бы так и так получил, однако теперь всё и вовсе выглядело как-то запредельно феерично!

– Ты ненормальный, ты в курсе? – Ната буквально распласталась поверх меня, и это было просто офигенно. – Человек не должен ТАК любить! Чувство может медленно разгораться или быстро вспыхивать, но постепенно гаснет. Всегда. Это биохимия, но с тобой явно что-то не так. Вообще никакого ослабления! Кстати, ты кого-нибудь любил до меня? Только честно!

– Любил. Одна девочка в школе очень нравилась. – Может, стоило соврать в таком вопросе, но я чувствовал такое единение с возлюбленной (во всех смыслах), что точно знал – поймёт. – Она училась в параллельном классе, у неё были роскошные волосы с оттенком в серебро до самого пола, если она не заплетала их в косу. Хотел пригласить её на танец на выпускном, не получилось…

– И ты до сих пор ее любишь! – Это был не вопрос, а утверждение.

– Э-э-э. – Я забеспокоился, одновременно понимая, «да», несмотря на то что школу окончил более трёх лет назад. Однако некое чувство, казалось бы прочно забытое, всё ещё теплилось. Даже не теплилось, спало, что ли, и его можно было разбудить. Вот так новость! – Она с родителями куда-то переехала сразу после одиннадцатого, не знаю куда. Я же говорю, даже на выпускном не появилась.

– Я ревную! – не слушая меня, недоверчиво сообщила в пространство Ната. Кажется, она сама была в шоке от собственного открытия. – К какой-то… я… ревную?!

– Извини, пожалуйста. – А что я мог сказать? По крайней мере, сделать ничего не мог. – Я её уже почти забыл, а тебя люблю гораздо сильнее!

– Что есть, то есть. – Красавица самодовольно упёрла острые локотки мне в рёбра. – Ты это уже доказал… ум-м… и готов доказать ещё раз?! Да сколько же тебе надо, ненасытный?

Ответ на этот вопрос мы проверили и перепроверили. Неоднократно. Про случай с нападением я, ну, не то чтобы забыл, мне было всё равно, хотя в качалку ходил исправно. Тему подняла Ната, ещё через месяц, когда в спортзале мне неудачно «прилетело» грифом штанги (по счастью не нагруженным) поперёк солнечного сплетения. Получился длинный такой синяк. Наклоняясь, я ощущал лёгкий дискомфорт, это было замечено, и…