Виктор Степанович слушал-слушал и наконец сорвался:

— Это решение Верховного! Ваше дело — выполнять приказ, а не обсуждать его! В девять ноль ноль прекращайте огонь артиллерии, авиацию — на прикол! Максимум, что я вам разрешаю, — отвечать автоматным (только автоматным!) огнем на огонь противника. Все! Разговор закончен!..

Куликов бросил трубку, чертыхнулся, но сдаваться не собирался: решил дозвониться до Ельцина. Но его убедили, что это дело бесперспективное. Казалось, все — «труба» нашему десанту, «труба» идее, за которую сложили головы воины майора Звягина, «труба» замыслу добить бандитов в районе Шатоя… Другой на его месте давно спасовал бы перед такой «безысходностью», но Анатолий Сергеевич продолжал упорствовать. Связавшись со мной, сказал:

— Значит, так, Геннадий Николаевич. Я — командующий группировкой войск, и я беру всю ответственность на себя. Бей их, гадов, всеми средствами! Нужна авиация — поднимай в воздух, нужна артиллерия — круши бандитов снарядами. Не бойся. Я за все отвечу. Москва далеко, а нам тут, на месте, виднее…

У меня сердце подскочило в груди, я готов был расцеловать Куликова. Но одновременно и страшно стало за него, как бы не сняли.

Утром наш десант обрушился с гор на головы боевиков как снежная лавина. В 9.00 полным ходом работали артиллеристы, в небе стрекотали вертолеты. В стане бандитов началась настоящая паника.

Но одновременно радиоэфир накалили вопли чеченских лидеров, жаловавшихся своим благодетелям в Москве на своенравие генералов ОГВ, дескать, Куликов неуправляемый, проигнорировал приказ Верховного. «Эдак он скоро и Кремль будет бомбить. Дождались Бонапарта?!» — звучали по космической связи провокационные тирады…

Ближе к полудню на меня вновь вышел Анатолий Куликов:

— Все, Геннадий, стой! Больше держаться не могу. Давят, сил нет. Останавливай всех и закрепляйся.

— Понял вас, — отвечаю. — Даю команду «Стоп».

— Успел что-нибудь? — поинтересовался Куликов.

— Успел, — говорю. — Добить уже не смогу, расползлись по щелям, но зато Шатой наш, а главное — люди целы.

— И то хорошо, — облегченно вздохнул командующий ОГВ. — Спасибо тебе, ребят поблагодари.

— Это вам спасибо.

Те несколько часов, которые отвоевал у политиков Куликов, фактически решили исход дела в нашу пользу.

Москва не забыла его упрямства. В конце концов его сместили с должности командующего ОГВ… путем повышения — назначили министром внутренних дел. Лишь бы от Чечни подальше. Надеялись, что захлебнется в потоке текущих дел. А он не утонул. Будоражил правительство, боролся с политикой полумер в отношении Чечни, открыто выступал против сторонников замирения с боевиками. Мало того, развернул войну с коррупцией внутри МВД — наверное, одну из самых безнадежных российских войн.

По-офицерски прямолинейный, он не умел хитрить и ловчить в извилистых коридорах власти. Быстро нажил себе врагов. Боевые генералы, знавшие его по Чечне, искренне переживали, что его подставят где-нибудь, вынудят уйти в отставку. В конце концов так и случилось, но Анатолий Сергеевич успел сделать для государства немало доброго.

Впрочем, уже одно только присутствие в правительстве таких людей оказывает благотворное влияние на ход событий. Так, к примеру, присутствие в актерском ансамбле В. Высоцкого или В. Шукшина — некая духовная гарантия того, что фильм — приличный. Для меня министр внутренних дел РФ А.С. Куликов — нравственная и политическая гарантия того, что поведение государства будет предсказуемым и «чистоплотным».

Он не способен предать товарища. Достаточно вспомнить, как на протяжении всех последних лет он поддерживал тяжело раненного в Грозном генерала Романова и его семью. Даже договорился с мировым светилой (нейрохирургом из Японии) о сложнейшей операции. Своих друзей он в беде не бросал.

Я познакомился с Куликовым в феврале 1995 года. Невысокого роста, крепыш, со скупыми жестами, он оставлял ощущение основательности. Его фигура, речь, поступки — все было каким-то капитальным, несуетным, выверенным. Его взгляд сквозь очки, казалось, проникал в самые глубины души человека. Трудно, наверное, приходилось тому, кто хотел утаить от него дурные намерения.

Анатолий Сергеевич напоминал мне лучших представителей царской армии — широко образованных, интеллигентных офицеров, для которых святыми были понятия «честь», «верность присяге», «благо Отечества»…

У Куликова не было той гусарской лихости, той легкости, с которой отдавал приказы П. Грачев. Анатолий Сергеевич не торопился, как иные политики, «демонстрировать» свое мнение.

В отличие от многих генералов, он пренебрег личной карьерой во имя спасения солдатских жизней и победы над неприятелем. И что немаловажно: показал российскому народу, что есть люди в генеральских мундирах, которых невозможно запятнать даже в мутной и грязной воде военно-политических игрищ.

К середине июня активные боевые действия в основном были завершены. Оставшиеся боеспособные группы дудаевцев находились на востоке республики (Дарго, Беной), а также в западной части, в районе Бамута. Единое управление бандформированиями было нарушено, многие чеченцы стали покидать свои отряды.

Однако рейд Ш. Басаева на Буденновск резко изменил ситуацию. Москва уступила, и начались переговоры.

В Грозном делегацией Правительства РФ и представителями боевиков был подписан блок документов, относящихся к военной сфере, определен механизм добровольной сдачи боевой техники и вооружения участниками НВФ, «ополченцами» и частными лицами. Предусматривалось прекращение боевых действий, террористических актов и диверсий, освобождение пленных (как с одной, так и с другой стороны), разоружение бандформирований, поэтапный отвод, а затем и вывод с территории республики частей федеральных войск (кроме тех, кто оставался на постоянной основе). Контроль за выполнением договоренностей и соглашений возлагался на специальную наблюдательную комиссию.

Директивой командующего Объединенной группировкой федеральных войск генерал-лейтенанта А. Романова предписывалось с 00.00 часов 2 августа прекратить ведение боевых действий, одновременно с началом сдачи оружия в населенных пунктах начать отвод войск на удаление 2-4 километров. В последующем, для выполнения мероприятий по разоружению боевиков, было принято решение о создании в пределах административно-территориальных районов Чечни базовых центров, состоящих из армейских частей, подразделений внутренних войск, ОМОНа и СОБРа.

Однако вновь от переговоров выиграла лишь чеченская сторона. Отказавшись от прямого противоборства и используя договоренность о взаимном прекращении огня, боевики сделали ставку на тактику партизанской борьбы и диверсионно-террористическую деятельность. Многие мужчины-чеченцы снова взяли в руки оружие. В горах формировались группы для проведения диверсий, создавались новые базы боевиков, где проходили обучение диверсанты. В частности, подобные «школы» находились в окрестностях Бамута, Орехова, Рошни-Чу. Один учебный центр функционировал на территории соседней Ингушетии — при районном отделении внутренних дел Джейрахского района, на базе санатория «Армхи».

За время действия моратория командованию боевиков из разрозненных и деморализованных отрядов удалось собрать четыре относительно крупные группировки, пополнить их «добровольцами», вооружением, боеприпасами, восстановить систему управления, развернуть новую сотовую систему связи.

К концу августа бандитские группировки, общей численностью до 5 тысяч, концентрировались в четырех основных районах — Восточном, Южном, Западном и Центральном. На вооружении они имели: 10 танков, 12-14 — БМП и БТР, 15-16 — орудий и минометов, несколько реактивных установок залпового огня; два десятка зенитных ракетных комплексов. Техника и вооружение поступали из-за рубежа через Азербайджан, Грузию, Ингушетию.