Когда Харуюки потратил остатки своего сознания на эти размышления, от прижавшегося к нему тела донёсся едва слышный голос:

— Я… всё видела. Чтобы спасти нас с У, ты призвал… ужасное Снаряжение. Это ведь… Броня Бедствия? Та самая, от которой ты уже избавился бы, если бы я тебе не помешала…

— …

Харуюки попытался открыть рот, но не смог ничего сказать. Когда он вдохнул в следующий раз, он ощутил цветочный аромат, доносившийся от тонких, блестящих волос Рин.

Из груди его, словно на этот запах, стало подниматься странное, сильное чувство. Оно было похоже на беспокойство и волнение, но в то же время отличалось. Его грудь зудела, словно по ней изнутри водили мягкими шипами…

— Это… неправильно… ты не можешь покинуть небеса Ускоренного Мира ради того, чтобы в нём… осталась я.

Харуюки уже начал поднимать руки, чтобы попытаться сделать хоть что-то, но слова Рин вновь парализовали его, и руки так и остались висеть в воздухе.

— Ведь… всё это время я сражалась в этом прек-расном и жестоком мире только благодаря тому… что в нём был ты. Только ради того, чтобы ви-деть, как ты летаешь в небесах, и как играет на твоей броне свет солнца на «Закате» и огни костров «Постапокалипсиса». Каждый день… когда я еду на автобусе в школу или обратно, я с наслаждением думаю о том, напасть ли мне сегодня на тебя самой, или на меня нападёшь ты…

Тут тонкий шёпот и жаркое дыхание Рин прервались, и она подняла голову.

Её взмокшие от слёз глаза посмотрели прямо на Харуюки. А затем с бледно-розовых губ этой девочки, бывшей в другом мире вечным соперником Харуюки, отчаянным постапокалиптическим байкером, с хохотом разъезжающим на американском мотоцикле, скатились слова:

— …Я люблю тебя.

И в этот миг Харуюки окончательно окаменел (вернее, ему самому так показалось). Одновременно с этим его напряжённая спина, державшая на себе эту хрупкую девочку, самопроизвольно расслабилась.

Они с мягким звуком упали на сиденье под Харуюки. Итальянский пятидверный хетчбек был весьма просторным, но Харуюки всё равно ударился головой об отделку двери. Но этого удара он совершенно не заметил. Ощущение физического контакта, окутывавшее его спереди, и сила произнесённых ею слов словно вышибли из Харуюки дух, и тот уже словно наблюдал за происходящим со стороны.

— Н-но…

Вопреки всему, Харуюки умудрился ответить на её слова, пусть хриплым, но всё же голосом. Иначе как чудом это не назвать.

— Но ведь в реальности я совсем не такой.

У Харуюки уже не оставалось сил отдавать себе отчёт в том, что его слова вновь зазвучали жалко. Но Рин в ответ не только не отпряла, а ещё сильнее прижалась к нему и со слезами на глазах прошептала:

— На самом деле, я… уже давно уз-нала, кто ты в реально… сти.

— Э?.. Н-но как?

— Ведь ты всегда после наших дуэ-лей стоишь на пешеходном мосту через Седьмую Кольцевую… а мой автобус проез-жает под ним.

— …

На это Харуюки уже ничего не мог ответить. Любой новичок знал, что если ты вступаешь в дуэль на открытом пространстве, то после её окончания нужно немедленно уйти с того места, где ты стоял. Но Харуюки сражался так отчаянно и так радовался и победам, и поражениям, что у него появилась дурная привычка после их окончания стоять на месте и с наслаждением вспоминать лучшие моменты. Похоже, что пока он так стоял, Рин и заметила его из окна автобуса.

— Но… почему, если ты знаешь, кто я, ты всё равно… я ведь…

— Потому… что у тебя есть крыль-я. Не только у дуэльного аватара… но и в реальности. Я прек-расно их… вижу.

Левая рука Рин, которой та все ещё обнимала его за спину, нежно погладила Харуюки между лопаток.

Неописуемое чувство пронзило всё тело Харуюки от головы до пят, и у него спёрло дыхание.

Он продолжал ощущать, как на его грудь всё ещё капали одна за одной слёзы Рин. Она расплылась в улыбке и сказала:

— В тот самый день, я реши-ла, что… быть может, в один прекрасный день… мы встретимся с тобой в реальности, и тогда я обязательно скажу, что люблю тебя. Что любила всегда, даже когда ты был ещё на первом уровне. И… я так рада, что смогла это сказать. Я так рада, что напоследок мы всё же смогли встретиться… и уединиться.

— Э?.. На, напоследок? О чём ты… — ошарашенно спросил её Харуюки…

И после этого девушка по имени Кусакабе Рин, которую он видел впервые в жизни, глубоко вдохнула и уверенно заявила с серьёзным лицом:

— Я… уничтожу Броню Бедствия, которую ты призвал. Чего бы это ни стоило моему телу… и моей душе.

— Что?.. Что ты имеешь…

— Я приму на себя всю твою ярость и нена-висть. Не беспокойся… ради тебя я не побоюсь ничего, что бы ты со мной ни де… лал.

Рин убрала со спины Харуюки левую руку, а затем сняла ей пастельно-зелёный нейролинкер со своей шеи. Затем она надела на себя нейролинкер брата, который всё это время держала в правой руке.

Как только на её шее мягко защёлкнулся замок, она тут же запустила руку в свою сумку.

Из неё показался тонкий XSB-кабель, и она быстро подключила его к их нейролинкерам.

Она действовало так шустро, что Харуюки не успел ничего сказать или сделать. Перед глазами красным текстом высветилось предупреждение о проводном соединении, исчезло, а в следующую секунду Рин, придвинувшаяся так близко, что едва не касалась его губ своими, прошептала:

— Бёрст линк.

Раздался звук ускорения, выдавив из головы Харуюки смятение, замешательство и даже зудящее безымянное чувство, в котором смешались сладость и горечь.

HERE COMES A NEW CHALLENGER!

Строка яркого текста вспыхнула перед Харуюки и тут же исчезла, оставив его падать во тьме. Уже тогда он ощутил, какой именно уровень им попадётся.

Наконец, металлические ноги аватара коснулись твёрдой земли. Подождав, пока ощущение падения окончательно исчезнет, Харуюки осторожно поднялся.

Он оказался там же, где и был — на огромной подземной парковке под своим домом.

Но стоявшие аккуратными рядами разноцветные электромобили были то продавлены, то обуглены. Некоторые заржавели, другие просто сгнили. У машины Фуко слева от него была содрана крышка капота, а из двигателя то и дело выпрыгивали искры.

Это не значило, что кто-то уже успел сломать эту машину. Бетон под ногами тоже покрывали трещины, а из столбов и стен торчала арматура. Выйди Харуюки наружу, он наверняка увидел бы, что его дом наполовину разрушен, а вход — завален. Этот образ всеобщего развала и разрухи подтверждал догадку Харуюки о том, что им достался уровень «Постапокалипсис».

И тут…

Из тьмы метрах в двадцати от него вдруг резко послышался рокот запускающегося мотора.

Вслед за ним раздался характерный рёв двухцилиндрового двигателя. Зажглась круглая фара, осветив аватара Харуюки мягким жёлтым светом.

Пользуясь случаем, Харуюки осмотрел своего аватара, убедился, что он действительно был одет в гладкую серебристую броню Сильвер Кроу, и вздохнул с облегчением. Поскольку Бедствие не экипировалось автоматически, оно должно было появиться на аватаре лишь после произнесения голосовой команды. Должно было…

— …!

Но в следующий момент Харуюки до боли отчётливо понял, что обрадовался слишком рано.

Кое-что в Сильвер Кроу всё же изменилось. Вместо тонких пальцев, практически непригодных для кулачного боя, на его руках были заострённые, похожие на кинжалы когти. По три пальца на каждой ноге имели такой же вид и уже успели впиться в бетон. Харуюки резко ощупал свою голову. На неё надет привычно гладкий шлем, но в районе висков торчали выступы, оставшиеся от визора.

Как он и боялся, Броня уже перестала быть просто Усиливающим Снаряжением и начала сливаться с аватаром в единое целое. Он понимал, что она внимательно следит за его эмоциями и действиями и при малейшей возможности вырвется на свободу, вновь превратив его в безумного разрушителя.