После нашего согласия Архипыч зычно крикнул, зовя "Николу". Николой оказался пацан, лет пятнадцати. Он вышел откуда-то из за дома и спросив у отца "Чего зовёшь", принялся нас разглядывать. Вчера Микула нас не представил, так как мы окончательно заговорились с ним до ночи, а сегодня мы сами только вышли.
Представил нас он сыну как "заморские купцы". Удивления в глазах паренька прибавилось. И нетерпения. Потом хозяин дома сказал, что бы Никола бежал вещи собирал, а мы в это время расположились на лавочке во дворе. То ли этот парень в солдаты хочет, то ли вещи были собраны, но не успели мы выкурить по сигарете, как паренёк вышел к нам, неся свой нехитрый багаж за спиной.
– Ну, хлопцы, давайте прощаться что ли. – Сказал Архипыч и по дружески нам улыбнувшись, отвернулся к сыну. Под конец представления из дома выбежала жена Микулы и тоже шумно, со слезами попрощалась с сыном. Судя по его виду, он был очень рад убыть в Тверь, подальше от этой глуши. Эх, мечты, мечты…
Всё на той же телеге, что привезла нас, мы уехали, сразу к пристани. Но в отличии от вчерашнего дня теперь у нас в карманах были серебряные талеры, именуемые ефимками, а товару чуть меньше.
Николай был немногословным юношей, на нас он поглядывал с интересом, но никак не решался начать разговор.
Телега подъехала к порту и мы, попрыгав с неё, не скрывая радости, размяли конечности. Да, это больно, если кто не знает. Наши тепличные задницы от тряски на каждой кочке болели. А вот Николай похоже привычный, никаких неудобств не испытывал.
– Что б я ещё на этих телегах… – сказал Саня, идя в сторону нашего "Афанасия Никитина".
К слову, традиция называть корабли в честь кого-то ещё не вошла в моду, за неимением сколь нибудь серьёзных кораблей у России, поэтому имя мы выбирали свободно. Точнее я выбирал.
Николай ещё несколько секунд глазел на наш корабель, но потом, широко улыбнувшись, ускоренным шагом пошёл к кораблю.
Мы поднялись на борт. Николай, осматривая каждую деталь такелажа, каждое крепление, прошёлся по палубе. Мы же, отперев ключом замок, сбросили вещи, немного посидели внизу, "на дорожку" и пошли наверх.
Сразу как мужички заметили шевеление на палубе, подошли поближе. Коля, прогуливавшийся по палубе был невежливо оттёрт в сторону и Саня взялся за свои парусные механизмы. Заметив это дело, служащий порта, тот самый мужичок, отвязал наш корабель и бросил верёвку (конец) Сане.
Сын небольшого но очень важного торжокского торговца оставил свои вещи наверху, в надстройки и пошёл к сане. Сам Сашка попросил его помочь с парусами. Объяснив, что и как двигается, что там крутится и где завязывается, Саня развернул парус.
Наша яхта неторопливо поползла вперёд, причём я ещё не включал двигатель.
Николай, несмотря на отсутствие навыков, работая в роли принеси-подай быстро освоился и помогал сане. Так, корабль ещё более ускорился, когда они развернули парус точно по ветру, который был относительно попутным.
Скоро уже и я вставил свои "пять копеек", запустив мотор и отдав от себя РУДы. Когда Торжок остался позади, а случилось это минут через пятнадцать, я проверив показания приборов, дал полный газ, предварительно сообщив об этом нашим матросам.
Оба парня вцепились в ближайшие конструкции, и яхту сильно дёрнуло вперёд. В течении полуминуты яхта ускорялась, так, что обратная перегрузка явно чувствовалась. Когда уже мы рассекали мелкую рябь на Тверце, Саня отцепился и продолжил работу с парусом. Солнце постепенно вошло в зенит.
Устав от монотонной работы, Саня присел, руководя действиями нашего нового временного юнги. Скорость по приборам – двадцать узлов, максимальная для нашей яхты. Прибрав чуть чуть режим двигателя, я расслабился и принялся считать расстояние. До Твери около ста км, мы идём около тридцати пяти км\ч. В итоге получается, что такими темпами пройдём речушку за три часа. Это если ветер будет всегда попутный. Учитывая, что по дороге река два раза искривляется, идя большой буквой S, то ветер не будет попутным даже если сохранится…
После того как прошли поворот, Саня оттеснил меня от места рулевого и повёл яхту сам, предварительно спустив парус.
Узнав у него, что тут на реке есть два порога-переката, я согласился отдать управление сане. Читал он где-то как нужно действовать.
Зато оказавшийся без работы Николай тоже зашёл в… короче, надстройку. И присел за столом, оглядывая всё великолепие интерьера. По местным меркам, конечно же, обилие стальных блестящих деталей, кожа на мягком диванчике и точность обработки деревянных деталей вызывает уважение.
– Николай, пойдём что ли вниз? А то, чую, Саня так увлечётся, что до самой Твери будет на руле.
– Отчегож не пойти, барин, – вздохнул он.
Спустились.
Внизу взгляду нашего пассажира предстал весь интерьер – кухонька, с обилием непонятных приборов и посудным шкафом, умывальником, стол кают-компании и прочие интересные детали.
Странно осмотрев всё это, особенно подивившись ковру под ногами (ковролин. Никаких излишеств) он прошёл вперёд. Я же последовал за ним.
Вещи пассажира были положены на диван. Нравится мне тут интерьер – дерево да белая кожаная обивка на всём мягком.
Когда проходили мимо закутка библиотеки, взгляд его привлекли книги. Точнее – Коля уставился на них, словно на золотой унитаз. Вот такое сравнение.
Не мешая ему смотреть, я протиснулся мимо и спросил:
– Что, грамотен? Поди отец обучил.
Коля кивнул, сглотнув при этом. Названия книг были для него в основном непонятны, но учитывая, что в этом времени книга – вещь дорогая, почти эксклюзивная, представляю, что чувствует местный, натолкнувшись на библиотеку, хоть и представленную в виде пары книжных шкафчиков и закутка для чтения.
– А можа, того, почитать? – жалобно спросил он.
Я задумался, что можно ему дать, что бы не спалиться. Никола по-своему интерпретировал мою задумчивость и, стушевавшись, продолжил: – "Я ничего не попорчу, чесслово!".
– Ладно, сейчас. – я достал с полки "Гамлет" и подал Николаю.
С языковой проблемой была полная несуразица – имевшиеся у нас в нашем времени, в интернете тексты были трудночитаемы. Трудно, но читаемы, зато в разговорной речи анахронизмов было меньше, да и сам метод записи сбивал с толку, а на слух так разницы было немного. Таким образом проблема была только в ходившей в это время орфографии и прочих лингвистических заморочках письменной речи. И азбуке, которая была в ходу.
– Только учти, не на русском. Впрочем, если приноровишься, прочесть сможешь.
– Спасибо, барин! – обрадовался он. И взял из моих рук книгу. Книга по этим временам была необычная, но коля не казал виду, списав, судя по всему все нестыковки на наше заморское происхождение.
– Тогда ты тут и посиди.
До Твери добрались без проблем. Если не считать пару перекатов, которые яхта преодолела под наши то ли молитвы, то ли мат. Саня управлялся, и мы шли на дизеле, так что никаких проблем не выявилось. Правда, скорость наша упала. После того как я вернулся наверх, Саня отдал мне штурвал а сам пошёл разворачивать парус – ветер был хороший, впрочем, в нашем регионе северные ветра обычное и частое явление.
Пройдя ещё один порог, или как его назвал Саня – перекат, мы относительно благополучно добрались до Твери. Ближе к концу путешествия ветер усилился, и мне пришлось закрыть дверь надстройки, которую я уже окрестил рубкой. А что, тут кроме пары столиков для отдыха на свежем воздухе да кокпита ничего и не было.
Вошли мы в волгу когда на часах было четыре вечера. Саня, по случаю поднявшегося ветра и не думал убирать парус, а только быстрее бегал по палубе, выполняя одному ему ведомые манипуляции со всеми этими тросами, канатами, мачтой, креплениями и всем прочим.
