– Слушай, – на мое нерешительное мычание Рэн вопросительно вскинул бровь. – Ты это... извини. И спасибо.

– Принято, – рыжий улыбнулся краешком рта. – Тебе тоже спасибо.

– У всех есть мрачные секреты, никто ими не делится... – бурча, я принялась поправлять упряжь с другого бока. Грифка стояла смирно, недоуменно косясь то на меня, то на рыжего.

– Секреты?

– Ты ведь все-таки не любишь магов, да?

Рэн помолчал, рассеянно поглаживая Милену.

– Не люблю, – наконец, сказал он. – Но и не ненавижу… Рея, тут слишком много «не», звучит просто ужасно. Знаешь, когда тебе с детства рассказывают про зверства темных магов, а потом ты попадаешь в город, в котором для этих магов целая школа построена...

– Так поэтому ты пришел к нам за амулетами не после первого провала, как обычно все делают, а после этих ужасных пересдач за целый год? Хорошо, что вообще пришел.

Рэн только вздохнул. Я прозорливо подумала, что за это стоит благодарить, видимо, Лиарру, которая со своей неземной красотой прочно окопалась прямо в логове зверствующих магов. То есть, в Мастерской.

— Ладно. Замнем для ясности. Ты знаешь, что мы опять промахнулись мимо Пристани?

— Да ладно, — не поверил рыжий. Закрутил головой, оглядываясь. — Лес вроде наш.

— Лес — да. А время — нет.

Мой напарник соображал быстро.

— Прошлое? Война Ворона?!

— Да. Тот самый шпион, посланный к Пристани... он не дошел. — Усилием воли я снова сдержалась и не посмотрела на тело. И ведь не так уж и давно мы с Нори и Вилли хотели найти место смерти приспешника врага, порыскать, есть ли там какие-нибудь мелочи — пуговицы, железки — на продажу и амулеты... Тьфу. Теперь при одной мысли о подобном меня изрядно мутило. — Уходим, ладно? Еще не хватало тут кому-нибудь на глаза попасться.

Рэн уже рисовал на земле палкой толстую черту:

— Ты сможешь? — он с сомнением покосился на мою зеленую физиономию.

— Попробую... — отцепившись от рыжего, я ухватилась за грифку. Меня все еще пошатывало. Зверюга удивленно оглянулась на меня, сузив зрачки, но возражать не стала.

— Что это за безумная магия вообще? — отбросив сломавшуюся палочку, Рэн наклонился за новой. — Швыряет туда-сюда... Как нас вообще угораздило свалиться аккурат на него?

— Сама не пойму. Тут вроде как подобное к подобному, вроде магнита. Наши ворота и его сила — одного типа. А в прошлый раз не на что было ориентироваться. Хорошо, что в середину Ори не плюхнулись.

— Слушай, — кажется, в голову моему напарнику пришла гениальная идея, — а если мы сейчас тут останемся и в войне поучаствуем? А? Ребята с ума от зависти сойдут...

— Милена, клюнь его в темечко, пожалуйста, — устало попросила я грифку. — Авось мозги на место встанут. Нельзя, как ты не понимаешь? Нас не должно тут быть! То есть, — я запнулась, пытаясь сформулировать ускользающую мысль, одолженную, не иначе, умиравшим приспешником Ворона. — Мы должны тут быть, чтобы забрать силу, помочь ему умереть и чтобы прогалина осталась маленькой, иначе ее нашли бы давно... Иначе ее нашли бы мы с Вилли и Нори еще в первый день, и не попали бы на ту битву, и не вляпались бы по уши в переделку, и... Но нас не должно тут быть потом, потому что в хрониках ничего про нас не сказано...

— Хватит. Я ничего не понял, но понял, что лучше ничего не понимать. Ваши магические дела слишком уж сложные.

— Наши. Магические, — горько повторила я. Рэн пожал плечами, видя, что я ничего не собираюсь объяснять, и снова взялся за рисование. На этот раз он постарался — изобразил на почерневшей земле целый дверной порожек, со ступеньками. Даже два прутика по бокам воткнул.

Мы крепко взялись за ошейник грифки с двух сторон и честно зажмурились. Я достала ключ из кармана.

– Слушай, ты тоже представляй себе Пристань в наше время, ладно? Вдруг оно от всех идущих зависит?

– Может. Только тогда надо и Милену заставить, — Рэн задумался. — Милена, девочка, домой! Ужинать! Ты же проголодалась? Пошли ужинать!

Грифка плотоядно рыкнула и рванулась вперед, увлекая нас за собой. Я едва успела вытянуть вперед руку с зажатым в ней ключом. Тут же споткнулась, отпустила ошейник и, конечно, поскольку падать на ключ не могла – приземлилась на локоть другой руки. Уййй... За сегодня Маннэке нахваталась травм на неделю вперед.

Я лежала на чисто выметенной ровной дороге. В глаза ударили лучи закатного солнца. Прямо перед нами виднелись ворота Пристани и знакомые стражники, у которых даже алебарды из рук попадали от удивления.

Кажется, мы наконец-то были дома.

Между строк

Раскрывается книга, идет рассказ, с «жили-были» и дальше, прочь. Чем закончится вытканная строка: будет день или будет ночь? Будет мальчик лелеять один цветок, будет лис из кустов смотреть? Звезды тают и гаснут, горит восток, море тянется к устьям рек. Будет теплый костер и спокойный сон, будет рыцарь на поле роз. В черном замке проклятый живет барон, в белом городе — фея грез.

Раскрывается книга, идет герой по геройским своим делам. И вокруг-то, конечно, не поле роз, а сплошной непонятный хлам. И враги (что за сказка, да без врагов!), и ухабы, плюс конь хромой. И моря без причалов и берегов, и хотелось бы (ох!..) домой — но нельзя, так положено, не уйти, если надо — напейся пьян. Кто-то пишет герою его пути, старый сказочник... нет, не я.

Раскрываются книги. И в каждой — свой, свой усталый лихой герой. Сквозь огонь и стрельбу рвется серый волк, шут на сцене играет роль. И вокруг-то, конечно, не поле роз, но сойдет — мы не баре, чай. Просто — желто-кирпичная пыль дорог, тяжесть вынутого меча. И друзья — не чужие, твои друзья, небо в мае, беспечный смех. Глупый сказочник — может быть, даже я — гладит мягкий кошачий мех. Ива тянется веткой к реке, к воде, ей навстречу бежит волна. Хочешь, я расскажу тебе про людей? Ты герой, и ты должен знать. Нет, не бойся, дорога твоя легка, я тобой еще похвалюсь! Есть слова — как «команда», «карасс», и «ка»... Я сказал бы, что слово «ключ».

Ты не понял? Все просто, смотри сюда, не пугайся, иди на свет. Есть слова «бездорожье», «чума», «беда». Я сказал бы, что это «дверь». Кто поможет в дороге твоей тебе — верный спутник, случайный зверь? От чумы есть укол, из тюрьмы — побег, значит, в каждой стене есть дверь. Как в игре: салки-жмурки, чет-чет-нечет, раз не можешь бежать — лети. Каждый в мире рожден, чтобы быть ключом для кого-то в его пути.

Каждый в мире — и ты, да, мой друг, и ты. И герой, и бродяга-вор. Вот стена из мерцающей темноты, а за нею голодный вой. Грустный сказочник с неба глядит, глядит, небо стянуто из заплат. Мелким ключиком сердце звенит в груди, чашка падает со стола. И, конечно же, нам не грозят покой, ананасы, ковры, дары. В мире много ключей, но полно замков; как найти их и как открыть?

Раз сумеешь — наверное, ты герой. Раз не сможешь — то, видно, нет. Фею в платье воздушном ведет барон танцевать на пушистый снег. Раскрывается книга, идет рассказ, кто закончит его и чем? Он про нас. Впрочем, может быть, не про нас. Пляшет фея. Журчит ручей.

Я сказал бы, но в правилах пункта нет: мол, имеет он все права. Я такой же, как ты, и подталый снег в капюшоне и в рукавах. Я бы спас — но с дороги мне не свернуть, каждый — пленник своей судьбы. Маг в карете уносится на Луну, сказка плотью врастает в быль. Помогу лишь одним, я могу одно, крепко жмурься, считай до ста. Я не чувствую рук, я не вижу ног, нынче форма моя проста. Есть бороздка, и с зеленью рыжей медь, пустота в моей голове. Ветер дует из скважины, слышен смех.