И было холодно. Очень холодно! Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Мы, как по команде, сунули руки в густой мех Милены.

– Что это за место? – неуверенно спросила я. Разжала ладонь – ключ был там, никуда не исчез.

— А куда этот Зелль нас пихнул? — рыжий сглотнул. — В ледяную Йерову преисподнюю?

— На преисподнюю вроде не похоже... — я огляделась еще раз. Ни вмороженных в лед грешников, ни превращенных в сосульки клятвопреступников. Да и солнцу, благословенному светилу Реи, негоже было бы пребывать в проклятом месте.

Другое дело, что ладно бы грешников — вообще ни одной живой души не было рядом. Даже птиц. Даже птичьих следов на снегу. И никаких признаков людского (или хоть нелюдского) жилья, куда ни посмотри. Только расстилалась бело-серая равнина, да волны монотонно накатывали на бесконечный берег.

— Я из деревни возле Йоргенвальда родом... — вдруг невпопад сообщил Рэн. — Это небольшой городок, у самых Синих Гор. Ворон захватил его одним из первых. Горцы живут долго. Те, кто остался, все еще помнят. И армию Ворона, и то, что его магия делала с миром. И ворота, ведущие в никуда, тоже помнят. Мне дед рассказывал. Приспешники Ворона пользовались ими, чтобы мгновенно сбежать с поля боя. А если просто такие ворота находили где-то на дороге, и какой-нибудь смельчак туда вызывался разведать... он исчезал и никогда уже не возвращался. . Пытались обвязываться веревкой, чтобы кто-то на этом конце ее держал – веревку как ножом отрезало. Обращались за помощью к Ворону и его магам... – рыжий стиснул зубы. – Он убирал ворота. Он умел. Мы называли их смерть-врата.

Я ошалело молчала. Да, Тансен сбежал тогда через них... Но откуда этому — как его? — Зеллю известно подобное мастерство? Может, он заодно с Вороном? И отправил нас к гоблинам на пирожки, чтобы не мешались под ногами?

— И эти... хаотики. Только у нас их по-другому звали.

– Как?

– Тварлаки. Я сам их раньше не видел ни разу, только от деда слышал. Ему одна такая... кошка... оставила шрамы от когтей через всю грудь. – Рэн замолчал и снова принялся гладить Милену.

Я глубоко вдохнула обжигающий воздух и попыталась успокоиться. Получалось плохо. Мысли логически, Нэк, лентяйка! Если такие ворота использовали для побега с поля боя — вряд ли они вели прямо в преисподнюю. Скорее всего, мы еще на этом свете. Вот только где?

Уши заледенели, пришлось растирать их ладонями.

— Озерный Край? — предположил Рэн, который явно мыслил в том же направлении, что и я.

— Не-а. Там теплее, мне Поли рассказывала. Как в Пристани — зимой снега почти нет. Синие горы?

– Там нет озер и морей. Только речки, узкие и с порогами.

– А самый-самый дальний север, за Ори, на краю земли?

Рыжий только плечами пожал. На картах все, что за морем, обозначалось двумя рунами,  которые были вкратце переведены студентами как «Йер его знает». Ничего похожего на указатель «самый крайний север тут» или, на крайний случай «ближайшее поселение в двух часах езды верхом» не наблюдалось. Да и живут ли тут вообще люди?

— Пойдем? — прервал мои мысленные вопрошания Рэн.

— Куда?

— Вправо, влево, назад, — скрупулезно перечислил рыжий. — Вперед нельзя, там вода.

— А где какая сторона света? — я задрала голову и попыталась определить по солнцу.

— Там восток. Вон там запад. Лес на юге.

— На восток тогда, — скомандовала я с решимостью, которой на самом деле не ощущала. Не знаю, почему я выбрала именно это направление; наверное, потому, что звучало оно как-то более оптимистично. Говорят, восток — счастливая сторона света. Не уверена: я родилась к востоку от Пристани и особенно счастливой себя не то чтобы считала. Особенно сейчас.

Но Рэн спрашивать не стал, а уж Милена — тем более. Приятель засунул руки в карманы и решительно зашагал вслед за мной по берегу, вдоль серых волн. Милена, уныло повесив клюв и стараясь держаться подальше от воды, брела рядом с ним. Я украдкой снова разжала ладонь и посмотрела на ключ — ничего. Сжала его в кулаке и приложила к груди — ничего. Теплый — как любой ключ, который сжимаешь в ладони... На глаза чуть было снова не навернулись слезы, но я закусила губу и упрямо мотнула головой. Не время сейчас плакать о Лансе. Не время. Может, еще все обойдется... он же герой, должен как-то вывернуться, должен!

— Может, взлетим? Посмотрим, нет ли рядом деревни какой? — спохватилась я минут через десять, в очередной раз вытаскивая сапог из раскисшего сугроба. Попробовала окоченевшими пальцами уцепить Милену за ошейник — грифка яростно чихнула и попятилась.

– Она боится холодов, – пояснил очевидное Рэн. – Наверху еще холоднее. Не полетит.

– Так она согреется, пока будет крыльями махать!

– Объясни это ей!

Милена чихнула снова, на этот раз на меня.

Пейзаж не менялся. Уши мерзли все сильнее, а с ними и прочие части тела — наша весенняя форма не была приспособлена для такой погоды. Я обхватила руками плечи и старалась не стучать зубами. И долго мы продержимся по такому холоду? День? Два? А если ближайшее поселение в трех неделях пути? Травы кончились, я и костер-то, наверное, не сумею разжечь... Треклятый Зелль, если уж хотел нас угробить, то убил бы сразу, а не упек на долгое замерзание, в центр непонятного никуда!

— Смотри!

Я проморгалась, взглядываясь вперед. Вдалеке, на кромке воды возвышалось что-то темное. Оно вроде бы шевелилось. Человек?

Куда только подевалась усталость! Рванули с места в карьер, как двое гончих винго, Милена поскакала следом тяжелым галопом. Мокрый снег мешался, лип к сапогам, замедлял, останавливал. И, пожалуй, оно и к лучшему — не добежав пары десятков шагов, мы остановились сами. Ошалело уставились на то, что открылось нашим глазам.

– Да это же дифин! – ахнул рыжий.

Дифинов я видела несколько раз, в Озере Ори. Их, кажется, совершенно ничего не волнует. Если верить историческим книгам, долгое время шли споры, считать ли их разумными вообще; сами дифины в споры не вмешивались – им было все равно. Войнами, дипломатией и прочими глупостями эта раса не занимается, каких-либо границ не соблюдает, живя свободно в озерах и морях и никому не мешая. Иногда – по слухам – они спасают тонущих, но неясно: то ли из доброты, то ли просто не любят, когда в море трупы плавают. Иногда соглашаются на совершенно случайные и невыгодные сделки: жемчужная раковина за красивую ленточку, драгоценная статуэтка пятисотлетней давности, выловленная на дне, за пакетик крупы. Порой они разговаривают с особенно везучими встречными, но направить их речь в рамки хоть какой-то логики совершенно невозможно.

Никто и никогда не помнил, чтобы дифины причиняли вред людям. Помощи, впрочем, от них тоже мало кому удавалось добиться. Вилли, помнится, ходил на берег Ори, пытался высмотреть там дифинов, чтобы расспросить их про любезных его сердцу эльфов («не бывает», ворчал Норберт). Вернулся несолоно хлебавши: дифины подплывали охотно, даже говорили, но на вопросы отвечали невпопад и какую-то ерунду.

Люди считают их красивыми. В парке Пристани стоит мраморный фонтан, изображающий трех дифинов. И есть еще пекарня «Смеющийся дифин» в районе порта – собственно, где-то там я их и видела, когда хозяин пекарни подкармливал приплывших глянцевых существ печеньем.

Этот дифин был заметно крупнее виденных мной. И белый – в отличие от тех, серо-серебряных. И...

По правде говоря, не припомню, чтобы дифины выползали на берег.

Белая глянцевая туша, размером с лошадь, лежала на подтаявшем снегу, шагах в двадцати от воды. Черный круглый глаз бессмысленно уставился на нас. Пасть была приоткрыта в извечной улыбке дифинов, внутри виднелось множество мелких треугольных зубов, только эта улыбка больше напоминала теперь измученную, усталую гримасу. На шкуру дифина налипла земля и мелкие водоросли.

Он живой вообще? Но тут длинный гибкий хвост слабо шевельнулся. Глаз мигнул. Дифин дернулся, пытаясь перевалиться с бока на брюхо, и снова застыл.

Мы переглянулись — рыжий кивнул, я пожала плечами, — и принялись за работу.