Смотреть на Лени было приятно. Мягкий, плавный очерк скулы, глаз, чуть выпуклый, влажный и тёмный. Кошачьи движения. Кель двигался сбоку и чуть сзади от Лени, так, чтобы можно было иногда посматривать. Лени была младшей в группе. Ещё года не прошло, как закончила квенсен, как её распределили в Лору. Она была в разведгруппе единственной девушкой. Из шехи Кларен выбрал всего четверых. Лени – потому что в Медиане она стоила многого. Она была хрупкой, не слишком сильной, безумно талантливой. Бывают иногда такие девчонки, будто статуэтки из серебра. Кель шёл и смотрел, и на губах просыпалось воспоминание, у Лени были мягкие неловкие губы. Шёлковая, как у младенца, щека. Он отводил взгляд и смотрел вперёд, в однотонно-серую вязкость Медианы. Горизонт был размыт, небо и земля, как обычно, почти одного цвета.

Через два часа Кларен скомандовал привал. Все повалились на почву. По сути, усталости не было, до этого четверо суток лежали на позициях на Тверди, да ещё в Руанаре, где тяжесть несколько меньше стандартной. Теперь хотелось двигаться. Но по давно приобретённой привычке гэйны использовали возможность отдыха на полную катушку. Кельм выбрал местечко рядом с Лени. Нашарил её руку и стал тихонько гладить ладонь и сжимать пальцы. Лени это нравилось, но виду оба они не показывали. Потому как Медиана – не место для таких дел, и шехин за это обязательно взгреет, если увидит. Кларен, впрочем, лежал подальше, у круглого валуна. Лежал на животе, разглядывая планшет. Вена оставили караульным, он маялся неподалёку, слоняясь туда-сюда. Взлетать необходимости нет – вокруг поставлены «сторожа».

– Что-то их нету, – нарушил молчание Шэм. Кларен вяло посмотрел на него.

– Должны быть. Мы почти всю зону обошли. Жопой чую, это не последняя атака была.

А может, всё-таки нету, подумал Кель. Лени звонко сказала.

– Если и есть, то немного. Разберёмся.

– Ясное дело, – сказал Шэм, – нас пятеро. А вот интересно, что там в Лоре сейчас…

– Там сейчас скучно, – сказала Лени, – река, наверное, встала уже. Холодно. Мерзко. В Руанаре и то лучше…

– Мокро в Руанаре, – заметил Кель.

– Зато тепло.

– Я тоже тепло люблю, – сказал Шэм, – я ж вырос в Варте, это у Лимского моря почти.

– Курорт, – вставил шехин, – классно там…

– Мы хотим с Марой на море съездить, – сообщил Шэм, – после свадьбы. Если отпуск будет… а, шехин?

– Ну а почему нет, – рассудительно ответил Кларен. Шэм улыбнулся. Мечтательно посмотрел в мерцающе-серое небо, откинув голову. Продекламировал:

– Кладбище, полночь, сияет луна. Вижу – разрыта могила одна. Молча мертвец протянул ко мне руки… Нет, никогда не помру я со скуки!

Лени захихикала.

– Вяло, – сказал Кельм.

– Это часть великой поэмы «Смерть прозаика малых форм», – пояснил Шэм, – эта поэма меня прославит…

– Посвящается мне? – поинтересовался Кельм.

– Почитай ещё что-нибудь оттуда, – перебила Лени. Шэм сел. Воздел руку к серому небу.

– Проблемы множатся в геометрической прогрессии, на сердце увеличивая груз, но не впадаю я от этого в депрессию, в прострации поскольку нахожусь.

– Иди-ка, гений, смени Вена, – лениво сказал Кларен. Он положил голову на руки и уже не смотрел на планшет. Шэм пробормотал «есть, хессин» и поплёлся на пост. Вен плюхнулся рядом с ними.

– У вас пожрать нету чего-нибудь? – спросил он уныло. Кельм достал из кармана сухарь. Надо было приберечь для Лени, мало ли что, подумал он. Но поздно уже. Протянул сухарь Вену. Всё-таки брат по сену, вместе в квенсене учились, теперь всё равно, что родственники. Это редко бывает, чтобы распределяли в одну часть. Кельм в школьные годы не особенно дружил с Веном, но – брат есть брат. Это на всю жизнь.

– Запасливый ты, – сказал Вен. Кельм вытащил последний сухарь. Посмотрел на Лени.

– Хочешь?

– Нет, спасибо, – сказала она, – оставь пока. Мало ли что?

Вскоре Кларен скомандовал подъём. Они медленно двинулись вдоль невысокой скальной гряды. Здесь, в Медиане не бывает высоких гор. Шли, как положено, молча. В патруле, конечно, все болтают – но здесь под присмотром шехина вели себя как следует. Сам шехин двигался чуть впереди и справа. Вен слева. Кельм пристроился рядом с Лени, конечно, за руку её на ходу не возьмёшь, но по крайней мере можно быть рядом. Он почти физически ощущал не то тепло, не то поток энергии от лёгкой фигурки Лени, энергии обволакивающей, манящей. Может быть, это Медиана так действует? Здесь всё не так, как на Тверди. Всё необычно. Группу замыкал Шэм.

Они не взяли автоматов, вообще никакого обычного оружия, кроме «Деффов» и боевых ножей. Шли без броников, без шлемов. На Тверди воевать не собирались. А в Медиане всё это только сковывает движения. Наверное, Кларен всё же ошибся, думал Кельм. Обошли почти всю зону – и никого. Ничего. Значит, мы их отбросили. Скоро домой. Сколько можно торчать в Руанаре? В Лоре уже, конечно, выпал снег. Можно пойти с Лени покататься на лыжах. Кельм представил комнату в тренте, которую Лени делила с двумя другими незамужними гэйнами – белые, как снег, мягкие занавески, белый падающий пух за окном. Вышивки, цветочки – девушки. И Лени стоит у окна, прижав скрипку острым подбородком, и взмах смычка. Мелодия.

Шендак, неужели она правда меня любит? Кельм почувствовал, как легко кольнуло в сердце. Любит. Не бывает так. И не было раньше так никогда.

Скальная гряда закончилась, они вышли на равнину.

И тут началось.

Риск, конечно, был. Знали, на что шли. И всё равно – это было слишком. Слишком много, слишком внезапно.

Вначале показалось, что небо раскололось надвое и рушится на них. Кельм знал эти штучки и сразу выставил вакуум-защиту, а потом создал широкий длинный ствол ручного гранатомёта, обрастил его прикладом и стал методично, стремительно выпускать веерные очереди сразу по всему фронту. Ему всегда было легче работать, представляя в руках что-то якобы стреляющее. Лени вот совсем иначе творит. Вакуумная атака доршей захлебнулась. Они не приближались. Кларен торопливо бормотал в радиофон, передавая информацию патрулям в Медиане. Затем он трансформировался в гигантского грифа, взмыл в небо, распахнул крылья, с них посыпались серые молнии. Дорши стали поливать его огнём, а тем временем гэйны, рассредоточившись, медленно наступали. Какое-то время казалось даже, что у них есть шансы…

Доршей было – зрительно, по приблизительной оценке, около четырёхсот человек. Широкий фронт. Да, гэйн стоит десятков доршей – но всему есть предел. Их всего пятеро. Продержаться, подумал Кельм… продержаться до прихода помощи… какой молодец Кларен! Никто из них ещё не умел трансформироваться, так ведь Кларену далеко за двадцать, и он шехин. Гриф сеял смерть, летел в облаке золотого убийственного света, кося под собой десятки врагов, не давая им двинуться. Выставив защиту, четверо гэйнов потихоньку продвигались вперёд. Каждый шажок давался с неимоверным трудом. Кельм почти ощущал, как истекает энергия, исчезает, как ему становится всё труднее держать тяжёлый, уже почему-то нагревшийся орудийный ствол, создавать бьющие из него потоки. Но он ещё стоял, ещё держался… Может быть, придёт помощь. Должна прийти… они должны успеть.

Чёрная клякса возникла в воздухе, безжалостно разрезав небо, и самым кончиком, самым краем зацепила шехина. Гриф нелепо качнулся. Сложил крылья… Лени вдруг пронзительно закричала, и крик эхом, почти до боли, отдался в ушах Кельма. Теперь гигантская птица запылала, вспыхнула огромным костром, и тут же трансформировалась обратно, и теперь уже человеческая фигурка, объятая пламенем, стремительно летела на землю…

– Шендак… – шептал Кельм, – шендак… шендак!