— Вот вы называете себя грешником, благородный Гамлет. Интересно, а известно ли вам, что означает слово «грешник»? Что есть грех? Вы верите в то, что грех был совершен первым мужчиной и первой женщиной?

— Все мы сыны и дочери Адама.

— И, значит, греховны с самого рождения?

— Да, это так.

— А если бы Адам и Ева не согрешили, мы бы до сих пор бегали голыми, как макаки в джунглях?

— Это пустые измышления, сэр Август.

— Позвольте, сэр! Кто вы такой, чтобы считать мои размышления пустыми? Должен вам заметить, что плод древа познания принес человечеству немало пользы. Ведь без него не было бы ни великих наций, ни славных побед, ни музыки, ни прекрасных храмов, ни престолов. Грех и его осознание объединяет всех нас. Невинность давно потеряна. Разве не сказал философ Дидро, что утрата невинности вознаграждается утратой предрассудков?

— Дидро был атеистом и к тому же французом, сэр Август.

— Он мог быть и тем, и другим, но это не значит, что он неправ. Есть многое на свете, друг Гамлет, что и не снилось нашим мудрецам. Что такое грех, если благодаря ему появилось знание, а потом и спасение? Скажите же мне: если грех прощен, это значит, что он забыт? Или же он остается с нами, чтобы стать нашей силой?

— Он сковывает нас, сэр Август. Мы не можем стать свободными, пока не освободимся от греха.

— И только Христос освободить нас?

— Человек может действовать, как посредник в искуплении греха. Отпущение грехов — это церковное таинство.

— Христос или козел.

— Простите?!..

— Разве Аарон, первый израильский первосвященник, не принес в жертву козла во искупление грехов народа Израилева, о чем мы читаем в книге Левита?

— Такое могло быть только в Ветхом Завете, но не в Новом.

— Значит, в Новом Завете не было козлов? Какая жалость! Тогда это должен быть человек — вот вы, например, отец Гамлет, или, может, этот мальчик?

Сэр Август устремил холодный взгляд на Джорджа. Мальчика пробил озноб. Мистер Верекер встал, и сэр Август расхохотался.

— Да, да, мистер Верекер! Я вас отпускаю! Или мне следует сказать, освобождаю? Возвращайтесь к вашему выводку. К плодам ваших чресел и, без всякого сомнения, ваших грехов. Не противьтесь вашему желанию уйти, сэр!

Мистер Верекер встал и подчеркнуто неторопливо повернулся к Джорджу.

— Завтра с утра, мастер Джордж, мы начнем с Вергилия. С отрывка, который начинается: «Facilis descensus Averno»[12].

Он поклонился сэру Августу и ушел.

— Мне начинает нравиться этот парень, — произнес сэр Август. — А вы, мастер Джордж, оставьте меня в покое, ступайте к себе!

Сэр Август очень редко покидал аббатство, и тогда Харгрейв особенно придирчиво наблюдал за перемещениями Джорджа. Причиной тому, предполагал мальчик, была гипсовая статуя раба, которую он нечаянно нашел в первые дни своего пребывания здесь. Однажды сэр Август уехал в Лондон. Джорджу, который все еще тосковал по дому, очень хотелось, чтобы дядя взял его с собой. За ужином накануне отъезда мальчик попробовал заговорить об этом, но дядя не обратили на его просьбу никакого внимания. Утром сэр Август объявил, что с ним поедет Харгрейв, и это в некоторой степени оправдало его в глазах мальчика.

Джордж решил воспользоваться случаем и побольше узнать о своем дяде. Уезжая, сэр Август закрыл библиотеку на ключ, но мальчику было известно, где находится запасной: висит на крючке у Харгрейва в кладовке, которую никогда не запирали. После обеда Джордж зашел туда и взял ключ.

Убедившись, что в холле никого нет, он открыл дверь библиотеки и проскользнул внутрь. Мальчик сразу почувствовал себя неуютно, но это было легко объяснить. Когда бы Джордж сюда ни приходил, в камине — при любой погоде, — потрескивало пламя. Иногда сэр Август даже открывал окно при горящем очаге. На этот раз никто не потрудился развести огонь, и в комнате, несмотря на теплую погоду, было холодно и сыро.

Раз уж он оказался в библиотеке, первым делом нужно было решить, что искать. Сначала мальчик оглядел книжные шкафы. Книги за стеклом выглядели как новые, словно к ним никто никогда не прикасался. Сочинения Вольтера, Дидро, Расина и других французских классиков стояли здесь в позолоченных переплетах из телячьей кожи, рядом теснились тома Шекспира и других поэтов. Джорджу понравилось, как это выглядит, но у него не возникло ни малейшего желания заглянуть внутрь.

На открытых полках под застекленными стеллажами лежали книги, которые больше соответствовали его вкусу — а именно, альбомы с гравюрами. Они оказались очень тяжелыми, но Джордж листал их с неподдельным удовольствием. На гравюрах, многие из которых были раскрашены вручную, были изображены диковинные места, странные звери и птицы, выписанные настолько искусно, что казалось, можно было ощутить аромат дальних стран.

В одном старинном альбоме нашлось кое-что поинтереснее: офорты Жака Калло[13] «Бедствия войны». На них с изумительной точностью были переданы сцены сражений, похищений, пыток, повешенья и сжигания на кострах, то есть всего, что человек делает во имя Войны. Другая книга, изданная более двух веков назад, называлась «Папские злодеяния, или Пытки и убийства, совершенные инквизицией». В ней в мельчайших подробностях рассказывалось об изощренности тех, кто именем Господа причинял людям боль и страдания. Взглянув на потертый корешок, Джордж понял, что этот альбом часто брали в руки.

Обнаруженная на страницах «Папских злодеяний» испанская уличная сценка заворожила мальчика; он несколько минут рассматривал торжественную процессию священнослужителей, которые шли мимо сидящей на мостовой изнуренной женщины с ребенком, припавшим к ее груди. Она в немой мольбе протягивала к ним руки, но ни один священник не удостоил ее взглядом. Джордж догадался, что процессия направляется на аутодафе: за служителями Церкви брели приговоренные к пыткам и смерти в остроконечных колпаках и серых балахонах.

Устыдившись своего интереса, Джордж наконец отвел взгляд. В следующее мгновение его внимание привлек какой-то шум. Он поднял голову и увидел, что окно распахнулось, и по комнате пронесся сильный порыв ветра. Мальчик подошел к окну, закрыл его и взглянул на шахматную доску, которая, как всегда, стояла на углу письменного стола. Партия была в самом разгаре. У черных и белых оставалось по семь-восемь фигур, но белые уже потеряли королеву. Джордж некоторое время разглядывал доску, и решил, что черные могут поставить мат за шесть ходов. Затем вернулся к полкам и убрал альбомы на место.

Но вдруг он заметил тонкую красную кожаную папку, на корешке которой золотыми буквами было написано: «Сент-Мор». В папке хранилась дюжина акварелей, на титульной странице красовалась виньетка в стиле рококо и надпись:

Мистера Грейна никак нельзя было назвать посредственным художником, в его акварелях присутствовал истинный драматизм. Небо на картинах далеко не всегда было ясным, Грейну нравилась игра света и теней, которую могут дать только облака. Пейзажи были узнаваемы, но не совсем реалистичны. В них чувствовалось что-то иллюзорное, будто художник старался изобразить Танкертон неким деревенским раем, но где-то в этом раю притаился змей.

На одном из рисунков Джордж увидел аббатство при полной луне, которая выглядывала из-за серебристых облаков. В окнах первого этажа, как раз там, где находилась библиотека, горел свет. Художник изобразил тощую фигуру в оконном проеме, это мог быть только сэр Август. Здесь были также виды храма Сфинкса, озера, палладианского моста и странного дорического храма на краю леса, где Джордж повстречался с Джемом Мейсом.

На каждом из рисунков присутствовал по меньшей мере один человек или животное. Вот черный спаниель — наверное, Дис — вертится возле дуба; лесник с ружьем, быть может, сам Джем Мейс, обходит свое хозяйство. Негр в набедренной повязке сидит на перилах моста и ловит рыбу. На рисунке с дорическим храмом, вокруг которого лес и кустарник далеко не такой густой, как сейчас, маленький мальчик убегает от надвигающейся грозы. Створка бронзовых дверей в храме приоткрыта.