— А как умерла леди Цирцея?

— Вот что, молодой человек, я ответил на ваш вопрос, а теперь мне пора. Если вы никому не расскажете о нашей встрече, мы с вами можем снова увидеться. Я иногда брожу здесь по вечерам.

— А если я расскажу?..

— Тогда, молодой человек, я не отвечаю за последствия, — приподняв шляпу, Мейс удалился.

В следующую минуту Джордж помчался к дубу. Ему было весело и немного страшно; мальчику казалось, будто с глаз его медленно спадает пелена.

Поиски могилы заняли некоторое время. Ствол у самой земли зарос плющом, с которым Джордж расправился при помощи карманного ножа. Пока мальчик трудился, ему несколько раз слышалось чье-то пыхтение и тихий скулеж. Он оглядывался, но ничего так и не увидел. Наверняка он принял за скулеж свое сбившееся от непривычных усилий дыхание. Прохладный ветерок обдувал его щеки и качал листву. Джордж срезал с подножья дуба почти весь плющ, и наконец обнаружил небольшой треугольный кусок гранита, вросший в толстые извилистые корни. На нем было выгравировано одно-единственное, слово, состоящее из трех заглавных букв: «ДИС».

Перед ужином Джордж постучал в дверь библиотеки. Он не в первый раз приходил к дяде, но каждый новый визит давался ему труднее, чем предыдущий. Сэр Август как всегда сидел за письменным столом. Иногда казалось, что он как будто в полусне, но сознание никогда не покидало его. Удлиненное, угрюмое лицо всегда выглядело напряженным, даже когда тело было расслабленным. У Джорджа складывалось впечатление, что дядя постоянно и напряженно ждет. Вот только кого? Или чего?

Взгляд мальчика неизменно натыкался на шахматную доску. Иногда фигуры были расставлены для начала игры, но чаще стояли так, будто партия в самом разгаре, но Джордж ни разу не видел, чтобы сэр Август играл. В его присутствии сэр Август не передвинул ни одной фигуры.

Джордж услышал резкое «Войдите!» и открыл дверь.

— Ну?

— Я нашел киноссему, сэр Август.

Лицо дяди угрожающе нахмурилось:

— Неужели? И как тебе это удалось?

— Я обнаружил ее у подножья дуба.

Сэр Август вздрогнул:

— Господи, и кто же подсказал тебе, что искать нужно именно там?

Джордж заранее подготовил ответ:

— Никто, сэр. Разве что мистер Гейнсборо.

— Что?

С самым невинным видом Джордж указал на висевший над камином портрет сэра Геркулеса с собакой.

— Я подумал, что ваша собака может быть похоронена там же, где художник написал питомца сэра Геркулеса, то есть у дуба, и именно оттуда начал поиски.

— А имя? Я просил тебя узнать имя.

Сэр Август ощупывал взглядом лицо мальчика, пытаясь поймать его на лжи.

— Дис, сэр. Только я не знаю, что это — имя собаки или название самого захоронения. Мистер Верекер рассказывал, что Дис — древнее название царства мертвых, а еще это имя бога смерти…

— Я знаю, черт тебя побери! Ты еще будешь меня учить, дерзкий щенок!

— Значит, я скажу миссис Мейс, что мою диету можно смягчить, сэр Август?

— Ты что-нибудь заметил, пока рыскал вокруг дуба?

— О чем вы, дядя?

— Не случилось ли с тобой чего-то плохого?

— Нет, дядя. Сегодня прекрасный денек. А теперь можно я скажу миссис Мейс, что…

— Можешь хоть к дьяволу отправляться! Оставь меня в покое!

Джордж послушался и покинул поле боя. Сегодня дядя потерпел поражение, а мальчик начал понимать, что у любой победы есть последствия. Теперь тайна, которую он пытался разгадать, стала еще непонятней, а темнота сгустилась.

Ночью что-то разбудило Джорджа. Непонятный шум в доме нарушил привычную тишину. Джордж вышел из спальни и направился к лестнице, ведущей в главный холл. Посмотрев вниз, он заметил слабый свет, льющийся из приоткрытой двери библиотеки. Источник звука находился там. Стон, прерываемый судорожными вздохами, явно издавал человек, но вместе с тем было в нем что-то нечеловеческое. И еще он имел странное сходство со скрипом, который издавали бронзовые двери в храме Сфинкса.

Потом Джордж заметил огонек и услышал шарканье ног по каменным плитам. Из крыла, где жили слуги, появился Харгрейв с канделябром в руках. Он медленно шел по направлению к библиотеке. Посреди холла дворецкий вдруг остановился, словно его что-то встревожило; он медленно поднял голову и повернулся туда, где стоял Джордж. Мальчик быстро юркнул в тень, а затем вернулся в свою комнату.

Так и не сумев заснуть, он подошел к окну и выглянул на улицу. Ночь была ясной, на небе ярко светила луна. Мальчику показалось, что он разглядел рядом с дубом две фигуры. Одна была похожа на негра с петлей, которого он видел раньше, другая была собачьей. Человеческая фигура стояла абсолютно неподвижно, собака пару раз махнула хвостом. Джордж моргнул и отпрянул от окна; когда он через несколько мгновений вернулся, под деревом уже никого не было.

Через несколько дней отец Гамлет Верекер был снова приглашен к столу сэра Августа. Миссис Мейс успела сообщить Джорджу, что сэр Август никогда не слыл гостеприимным человеком, хотя до женитьбы проявлял чуть большую склонность к общению.

Мистер Верекер явно не отличался словоохотливостью — несколько фраз о погоде, и все, — поэтому было не совсем понятно, зачем сэр Август пригласил священника, разве что снова собирался донимать его богословскими спорами. Атака, как и в первый раз, началась после десерта, когда графин с портвейном наполовину опустел. На этот раз сэр Август заговорил об искуплении.

— Ну, отец Гамлет, что вы думаете о прощении грехов? Верите вы в это?

— Мне кажется, вопросы тут излишни, сэр Август.

— Да ладно вам, вопросы — все, что у нас есть на этой земле. Если мы перестанем задавать вопросы, то умрем. Предположим, что все наши грехи будут прощены. Так? Но давеча вы говорили, что верите в вечные муки. И как же одно с другим сочетается, сэр?

— Сэр Август, это так просто, что вам ответит даже ученик воскресной школы. Милость божья безгранична, но пока грешник не раскается, прощения не будет.

— Я понял. Значит, какой бы тяжкий грех я не совершил, если я раскаюсь, то буду прощен?

— Именно так.

— Другими словами, я могу спокойно убивать, зная, что, если покаюсь, моя душа снова станет чистой, как снег… Так, мистер Верекер?

За столом воцарилось молчание. Репетитор нервничал больше обычного, а когда заговорил, стал заикаться:

— Н-но это же не будет истинным раскаянием…

— А кто вы такой, чтобы судить? Нет, не отвечайте. Скажите-ка лучше вот что. Согласно вашей вере, Христос умер за грехи всего человечества?

— Это так.

— Тогда раскаяние вообще не нужно. Наши прегрешения искуплены заранее распятием Назаретянина.

— Прощены грехи тех, кто истинно уверовал в него.

— А! Так это действует не для всего человечества? А если бедный грешник родился в Африке и там же умер, так и не услышав слова Спасителя, — он что же, не получит прощения? Тогда, может, будет лучше, если его угонят в рабство, и там его окрестит какой-нибудь лицемерный пастор?

— Сэр Август, почему вас волнуют эти вопросы?

— Я испытываю вас, молодой человек. Хочется понять, на каком стержне держится ваша жизнь. Верите ли вы в то, что говорите, или вы — всего лишь глашатай общераспространенного ханжества? Мне нужно понять. Как вам известно, я — владелец Танкертона, и моя священная обязанность следить за чистотой клира.

Мистер Верекер выпрямился и замер. Джордж задался вопросам, понял ли преподобный, что сэр Август лукавит. Сам мальчик, несмотря на свой нежный возраст, уже умел различать, где правда, а где ложь.

— Сэр Август, я могу судить, основываясь только на собственном опыте, — сказал мистер Верекер. — Я знаю, что грешен, и знаю, что мои грехи искуплены кровью Христовой. Это знание, во-первых, идет от моего сердца, во-вторых, подтверждается Священным Писанием, и в-третьих — мудростью святых, которые жили до нас.

Сэр Август помолчал. Потом заговорил, но хотя обращался он к отцу Гамлету, казалось, что он говорит сам с собой: