Прогнал его ПерфораТипустил ловкодава по следу бледнотиков, да только след оказался ложным; калиевая там пробегала комета, а ловкодав простодушный, Ампер, калий принял за кальций, из коего преимущественно и состоит бледнотиковый скелет. Отсюда ошибка. Долго блуждал Перфорат среди солнц все более темных, ибо забрался в древнейшие урочища Космоса.
Шел он сквозь анфилады гигантов пурпурных, пока не увидел, что его звездоход вместе с безмолвною свитою звезд в зеркале отразился спиральном, в среброкожем рефлекторе; удивился он и на всякий случай взял в руки гасильник Сверхновых, купленный у пигмелиантов, чтоб уберечься от нещадного зноя на Млечном Пути; не знал он, что видит, а это был узел пространства, его наиплотнейший факториал, даже тамошним моноастритам неведомый; только и известно о нем, что кто туда попадет, уже не вернется. Неизвестно поныне, что стало с Матрицием в этой мельнице звездной; верный его Ампер один прибежал домой, тихонько воя на пустоту, а его сапфировые глазищи таким полыхали ужасом, что никто не мог заглянуть в них без дрожи. Однако же ни гасильников, ни Матриция никто с той поры не видал.
Последним отправился в одинокий поход Эрг Самовозбудитель. Не было его год и еще шесть недель. Когда же вернулся, поведал о странах, никому не известных, – о стране перискоков, что строят кипящие ядометы; о планете клейстерооких – те сливались у него на глазах в ряды черных валов, ибо так поступают они в опасности, а он надвое их рассекал, пока не обнажилась известковая скала, их кость; когда же одолел он их мордопады, оказался прямо перед мордой громадной, вполнеба, и ринулся на нее, чтоб дорогу узнать, и лопалась кожа ее под ударами его огнемечущего меча, и обнажались сплетающиеся, белые заросли нервов. Сказывал он о планете из чистого льда, прозрачнейшей Аберриции, которая, наподобие лупы алмазной, вмещает картину целого Космоса; там срисовал он дорогу в страну бледнотиков. Толковал об Алюмнии Криотрической, стране молчания вечного, где видел лишь сияние звезд, в макушках подвешенных ледников отраженное, о королевстве бесформенных мармелоидов, которые финтифлюхи кипящие лепят из лавы, об электропневматиках, что в парах метана, в озоне, хлоре и дыму вулканическом искру разума могут разжечь и неустанно бьются над тем, как мыслящий гений в газ воплотить. Рассказывал, как пришлось ему, чтобы проникнуть в страну бледнотиков, высадить двери солнца, называемого Головою Медузы, и как, снявши оные с хроматических петель, он сквозь звездное нутро пробежал, сквозь сплошные ряды лилового и бело-голубого огня, а доспехи на нем от жара свивались. Как тридцать дней кряду старался он отгадать слово, коим приводится в действие катапульта Астропрокионии – единственные врата в студеное пекло тряских существ; как он среди них наконец очутился, а те пытались уловить его в липкие тенета свои, выбить из головы у него ртуть или довести до короткого замыкания; как завлекали его, показывая звезды-уродцы, но то было якобы-небо, а настоящее они из хитрости спрятали; как пытками хотели вытянуть из него его алгоритм, когда же он все это выдержал, заманили его в западню и скалой магнетитовой придавили, а он в ней тотчас размножился в бессчетные полчища Эргов, крышку железного гроба сдвинул, наружу вышел и строгий суд чинил над бледнотиками – месяц и еще пять дней; как последним усилием бросили они на него гусеничных панцирных чудищ, бронеползами именуемых, но и это их не спасло, ибо он, не остывая в запале бойцовском, рубил, колол и крошил и так их умучил, что они того негодяя, бледнотика-ключекрада, приволокли прямо к его стопам, а Эрг отсек его мерзкую голову, тушу выпотрошил и нашел в ней камень-трихобезоар с надписью на хищном бледнотиковом наречии, и из надписи этой узнал, где обретается ключик. Шестьдесят семь солнц, белых, голубых и рубиново-алых, распорол Самовозбудитель, прежде чем натолкнулся на нужное и ключик нашел.
О том, что с ним приключилось на обратном пути, о битвах, которые пришлось ему выдержать, он уже говорить не хотел, так его влекло к королевне, да и к свадьбе с коронацией тоже. С великою радостью король с королевой провели его к дочери, которая молчала, как камень, объятая сном. Эрг склонился над ней, возле крышечки открытой поколдовал, что-то туда воткнул, покрутил, и вдруг королевна, к восхищению матери, короля и придворных, глаза приоткрыла и улыбнулась спасителю своему. Эрг крышечку закрыл, залепил пластырем, чтобы не открывалась, и пояснил, что винтик он отыскал тоже, да обронил его в битве с Полеандром Партобоном, кесарем Ятапургии. Но никто этому значения не придал, а напрасно, ведь тогда увидели бы король с королевой, что никуда он не отправлялся, а просто с малолетства владел искусством открывать любые замки, благодаря чему и завел королевну Электрину. Так что не изведал он ни одного из описанных им приключений, а лишь переждал год и еще шесть недель, чтобы кто не подумал, что слишком уж скоро отыскалась пропажа, а вдобавок желал увериться, что никто из соперников его не вернулся. Лишь тогда явился он ко двору Болидара, королевне жизнь возвратил, взял ее в жены и на троне Болидаровом правил долго и счастливо, и обман его никогда не открылся. Отсюда и видно, что не сказку мы рассказали, а быль, ибо в сказках добродетель всегда побеждает.
Сокровища короля Бискаляра [4]
Король Бискаляр из Ципрозии славен был богатствами немереными, накопленными в его дворце. В сокровищнице своей имел он все, что только можно скопить из золота белого и желтого, из урана и платины, из амфиболита, рубинов, ониксов и аметистовых кристаллов. Любил он бродить по колени в драгоценностях и бриллиантах и говорил, что нет такой ценной вещи, каковой бы он ни обладал.
Весть об эдакой королевской надменности дошла до одного знаменитого конструктора, который некогда был великим складовщиком и закройщиком Виздомара, господина Диад и Триад, звездных шаровых скоплений. Отправился конструктор ко двору Бискаляра и там приказал отвести себя пред лицо короля, а когда увиделись они в тронном зале, где король сидел на кресле, из двух гигантских бриллиантов вырезанном, то не стал конструктор дивиться золотым плиткам пола, черным агатам украшенным, но сказал королю напрямик, что если тот покажет ему список своих драгоценностей, то тогда он, конструктор Креаций, тут же покажет королю драгоценность, какой нет в сокровищнице.
– Хорошо, – сказал Бискаляр, – но ежели тебе такое не удастся, то магнитами стану тебя по серебряному моему подворью волочить, золотые гвозди в тебя вколочу, а череп твой, в иридий оправленный, повешу после на солнечных вратах хвастунам на устрашение!
И тотчас принесли список королевских богатств, который сто сорок электронных писцов шесть лет в наивысшей поспешности писали.
Креаций приказал отнести фолианты в черную башню, что король отдал ему на три дня на проживание, и затворился там, а на второй день встал перед Бискаляром. Король же к приходу его такими сокровищами себя окружил, что от бело-золотых отблесков слепли глаза; но Креаций, не обратив на то внимания, попросил, чтоб принесли ему корзинку обычного песка, земли или мусора. Когда же сделали так, высыпал он серо-бурую массу на золото пола и воткнул туда вещицу, которую держал двумя пальцами – столь мелкую, что походила она на негаснущую искорку. Искра тотчас вгрызлась в серую кучку, и на удивленных глазах Бискаляра превратила ее в живой бриллиант, что рос, пульсируя светом, звуча, делаясь все больше и прекрасней, пока не затмил мертвую красоту драгоценностей, а присутствующим пришлось зажмурить глаза, пораженным красотой, чей избыток оказались они не в силах вынести – а та еще и увеличивалась. Тут и сам король прикрыл лицо и крикнул: «Довольно!», – а Креаций-конструктор поклонился и вторую – черную – искорку положил на распустившемся самоцвете, и тот в единый миг снова стал лишь серо-бурым комком спекшейся земли.
Тогда великий гнев и зависть охватили короля Бискаляра.
