Изучая связи «Океана сказаний» с фольклором, следует, однако, помнить, что Сомадева не был простым копировальщиком или всего лишь добросовестным собирателем. Заимствованные им сюжеты он всякий раз, когда этого требовали композиция или художественные свойства его поэмы, варьировал и изменял, и поэтому они нередко предстают перед нами в трансформированном виде.

Так, в истории о Лохаджангхе (II.4) Сомадева рассказывает, как Лохаджангха, измученный жарой, забрался в тушу мертвого слона, обглоданную шакалами, и спал в ней до тех пор, пока тушу не подобрала огромная птица. Сходный сюжет широко распространен в индийском фольклоре, но в фольклорном варианте внутри слона оказывается не человек, а шакал, и многие детали сюжета, так же как его обрамление, иные[17]. Совершенно ясно, что версия Сомадевы имеет вторичный характер. Сомадева сознательно переделал фольклорную сказку о животных с тем, чтобы приспособить ее к излагаемой им в данной части «Океана сказаний» истории новеллистического характера.

Еще большие изменения вносит Сомадева в известную устную легенду о трех сестрах. По этой легенде, сестер, одну за другой, похищает чудовище и уносит в свой замок. Там чудовище убивает сестер за то, что они нарушают его запрет и входят в потайную комнату. В конце концов их трупы находит младшая сестра, которая либо возвращает их к жизни, либо с помощью братьев мстит чудовищу[18]. В «Повести об Удаяне» этот сюжет настолько преобразован, что опознать его нелегко.

У Сомадевы нет чудовища, а сами сестры — дочери полубожества-видьядхары; они не убиты, но по проклятию покинули свои тела, чтобы жить в мире смертных; главный герой — их будущий супруг, играющий роль освободителя; история осложнена многочисленными приключениями героев, основана на индуистской концепции переселения душ, связана с индийскими мифологическими представлениями и т. п. Однако при всем этом такие черты рассказа Сомадевы, как наличие в нем магического замка, запретной комнаты, где скрыты тела трех девушек, сестры, помогающей им избавиться от проклятия, и некоторые другие недвусмысленно указывают на его фольклорный источник. Возможно, какие-то существенные изменения в рассказе возникли на индийской почве еще до Сомадевы, но все же несомненно, что в какой-то их части, а главное, в искусственном сплетении разнородных мотивов, проглядывают признаки литературной обработки, специфической для «Океана сказаний». Сомадева попытался и здесь придать народной легенде облик, соответствующий духу и конкретному содержанию его книги.

Уже два этих примера, а их число можно было бы безгранично увеличить, показывают, что произведение Сомадевы нельзя рассматривать как механическую компиляцию, как более или менее искусное соположение сюжетов, взятых из фольклора или иных, литературных, источников. Использованная Сомадевой рамочная композиция, индивидуальный стиль, варьируемый по ходу повествования, сознательные изменения, которые он вносит в заимствованные истории (к тому же часть их вообще не была заимствована), — все это, очевидно, свидетельствует о том, что «Океан сказаний» — самостоятельное художественное целое с собственными эстетическими задачами, а достоинства его языка и содержания делают его одним из самых значительных и увлекательных памятников древнеиндийской литературы.

«Океан сказаний» Сомадевы несколько раз переводился на европейские языки. Имеется полный и тщательно выполненный английский перевод: The Kathāsaritsāgara, or Ocean of the streams of story, transl. by С. H. Tawney, Calcutta, 1880–1884. Первые пять книг «Океана сказаний» переведены на немецкий язык: Die Märchensammlung des Somadeva Bhatta, übers. von H. Brockhaus, Leipzig, 1843. Отдельно «Повесть об Удаяне» (кн. II–III, но без вставных историй) издана на французском языке известным исследователем «Великого сказа» Ф. Лякотом. Наконец, недавно в книге «Повести, сказки, притчи древней Индии» (М., 1965) опубликовано несколько рассказов Сомадевы в русских переводах О. Ф. Волковой и И. Д. Серебрякова.

Настоящий перевод сделан с последнего издания текста «Океана сказаний»: Somadeva Bhatţa, Kathāsaritsāgara, Bihārarastrabhāsāparisad, I. Patna, 1960. Как и остальные переводы, он выполнен в прозе, учитывая характер содержания памятника и невозможность адекватно передать особенности санскритского стихосложения средствами другого языка.

П. Гринцер

Как некогда напиток бессмертия возник из океана, взволнованного раскачиванием Мандары[19], так этот рассказ возник из уст Хары[20], взволнованного страстью к дочери благородного Гириндры[21]. Те, кто без промедлений вкусят его сладости, избавятся от препятствий, добьются успеха и еще на земле по милости Бхавы[22] достигнут сана богов.

Пусть дарует вам счастье темно-синяя шея Шамбху[23]! Словно петлей, обвивает ее Парвати[24] любящими взглядами, когда льнет к груди своего супруга.

Да хранит вас Устранитель препятствий[25]! Когда на рассвете танцует он праздничный танец и хоботом сметает с неба звезды, кажется, будто новые звезды рождаются от брызг, что вылетают из его рта при ликующих криках.

Почтив Богиню речи[26], которая, словно светильником, озаряет все сущее, я начинаю свою книгу, содержащую самую сердцевину «Великого сказа»[27].

Я начну рассказ со вступления, затем приступлю к самой повести, а потом поведаю книгу о Лаванаке. После этого расскажу о рождении Нараваханадатты. В пятой книге пойдет речь о четырех девушках, в шестой же о Маданаманчуке, седьмая поведает о блистательной Ратнацрабхе, восьмая — о сверкающей Сурьяпрабхе. За нею последует книга об Аланкаравати, любившей украшения, далее — книга о Шактияше, прославившейся силой страсти, и тогда придет время рассказать о Веле, о Шашанкавати и опьяняющей страстью Мадиравати. В четырнадцатой книге будет описано великое помазание. Придет время рассказать о Панче, Суратаманджари, благоухающей камфарой, Надмавати, подобной лотосу, и уже после этого о Вишамашашпле[28].

Все, что содержится в «Великом сказе», сохранил я в своей книге. Все, о чем поведал Гунадхья, пересказано мною точно, без отступлений — только слишком обширные рассказы сделал я короче, да к тому же писал на другом языке: средоточие добродетелей Гунадхья писал на пайшачи, а мое сказание — на санскрите. Как мог, следовал я принципу уместности, воплощенному в «Великом сказе», и если вставлял в повествование новые рассказы, то лишь так, чтобы не нарушить его стиля. Не в погоне за славой ученого, но только ради того, чтобы легче было постичь хитросплетения различных рассказов и повестей, взялся я писать эту книгу.

Издавна прославлен царь гор Хималай[29], повелитель могучих горных хребтов, на склонах которых обитают киннары[30], гандхарвы[31] и видьядхары[32]. Так безбрежно его величие, что даже Парвати, прародительница трех миров[33], за честь почла стать его дочерью.