А Второй, всё не прекращал наше просвещение в нравы средневековья. Толком-то ещё не было известно, в той ли эпохе мы находимся. Это историки, мечтают окунуться в гущу произошедших событий и познать всё на своём опыте. Можно назвать это их несбыточной мечтой. Но, я не был историком, и мне уж точно не хотелось нырять с головой в подобную грязь.

По ходу дела, я намекнул им, что лучше ждать вселенной с развитой цивилизацией, где нам смогут помочь. Но Четвёртый сомневался насчёт помощи с чьей-либо стороны. Нас могли засадить в лабораторию и изучать, как феномен. В принципе, я жаждал узнать, как именно мы перемещаемся, но меня беспокоила возможность вскрытия.

Четыре образца предоставляли широкое поле деятельности, и пожертвовать одним, ради вскрытия, не составило бы особого труда. И в развитых мирах, нас могла ждать незавидная участь. В таком случае следует пожертвовать Вторым, поскольку он самый бестолковый и от него мало пользы. Но это крайняя мера, к которой я обязательно прибегу, если мне будет грозить опасность. Моя жизнь была для меня дороже всего, даже моего альтернативного я.

Когда Второй перешёл от религии к повседневному быту, я снова переключил своё внимание на его рассказ. Он говорил много ненужной информации, вроде того, что замуж выдавали рано, сразу после половой зрелости. Женщинам запрещалось иметь какие-либо отношения с мужчинами до свадьбы. Я считал, что это ставило в неловкое положение как самих женщин, так и мужчин.

А как насчёт незамужних и неженатых? Как они будут жить? Но потом, Второй объяснил, что женщин поступающих так клеймили и всячески травили, вроде забивания камнями или обвинения в колдовстве с последующей расправой.

К мужчинам это отношения не имело, таких просто не поощряли и называли развратниками, но никаких существенных наказаний не следовало, всё сваливали на несчастную. Якобы она его совратила. Их всячески ограждали и ограничивали в правах. А когда Второй поведал нам о железных трусах именуемых поясом целомудрия, у меня чуть челюсть не отвисла.

Неудивительно, что в наши дни в мире около тридцати процентов женщин фригидны, такое им досталось наследство от средневековья.

Ещё религию я ненавидел за то, что большинство из её последователей было категорически против порнографии и проституции. Да как у них язык повернулся такое утверждать? После историй Второго я осознал, что стиль садо-мазо возник именно в средневековье из-за христианства и его правил. И они ещё смеют заявлять, что это пошло и безбожно! А кто исповедует мазохизм? Правильно, христиане! Просто они не терпят конкурентов, да и всё.

Второй растолковал, откуда взялся такой обычай: когда мужчина входит в помещение, он должен снять головной убор, а женщине можно и оставить. От той же библии. Когда женщины входили в храм, им не пристало быть перед богом с непокрытой головой. Так их стыдили и гноили. Я ещё больше возненавидел современных христиан, особенно женщин. Они что не понимали, что исповедуя подобное, они автоматически позволяют себя унижать и сами делают это. Они не феминистки. Меня раздражали сердобольные бабульки в косынках. Особенно их цоканье языками и никчёмные упрёки при виде красиво одетой женщины. Они просто завидовали, потому, что провели свою молодость в храмах. Их сгубила вера в злодея!

Проституция, по словам Второго, древняя профессия. Когда ещё жрицы в храмах по праздникам отдавались за деньги путникам и всем желающим. Ну и что в этом плохого? И храмам значительная прибыль, и странникам необходимый досуг.

Но пришла церковь с их садистской библией и сказала своё решительное «нет». И жрицы превратились в монашек, томящихся в холодных стенах женских монастырей, а путники — в прихожан, так жадно на них поглядывающих. Но не в их силах было купить услуги здешних женщин, которые не продавались теперь.

Тут мне подумалось, что именно отсюда берёт своё начало большое распространение шлюх. Не стоит путать проститутку со шлюхой. Первая отдаётся за деньги, а вторая бесплатно. Поскольку купить уже было нельзя, то получить задарма хотели многие, так же как и отдаться. Именно такие и распространяют венерические заболевания, а не проститутки, как многие утверждают. И в этом были повинны церковники.

А Второй всё не прекращал. Во скольких ещё мерзостях и пакостях были повинны так восхваляющие свой образ жизни христиане? Мне стало противно, что в мире живут и обитают подобные личности, под видом благих намерений порабощающие и изувечивающие нормальных людей.

Во мне начало зарождаться негодование. Почему они ещё существуют? Как разум человека, столь неискоренимый, смог породить подобный выкидыш? И из-за этого мерзкого, недоросшего плода страдало всё человечество. А, главное, как покончить с этим раз и навсегда? От незнания ответа, во мне закипела ещё большая злоба!

Глава 5.

Прошло уже два дня с того момента, как мы переместились в очередной раз. Это случилось как раз тогда, когда мы повстречали на дороге шедшего нам навстречу путника. Нам стоило с ним пообщаться, поскольку он был один и особого вреда нам четверым не причинил бы.

Но тут в дело вступил Третий. Передав яблоки Второму, он покрепче ухватил свой поручень и с кличем: «Получи фашист гранату!», бросился на того. В тот миг, словно по счастливой случайности, мы телепортировались в другой мир.

Подозреваю, что хотел сделать с ним Третий, похоже, он слишком серьёзно отнёсся к моим словам по поводу нацистских наклонностей Христа. Бить надо было не людей, а саму идею, что я собственно и делал. Он же с ходу решил, что в человеке проблема.

Очутились мы на окраине какой-то деревеньки. Кто-то из местных видел наше появление и с криками убежал прочь. Мы тоже не раздумывали и поторопились уйти в противоположную сторону. Пройдя около получаса по широкой тропинке, мы наткнулись на лес.

Там мы обнаружили пещеру. Хотя таковой её сложно было назвать, просто углубление в скале, длиной около семи метров и шириной в четыре. Я, решив, что это идеальное укрытие от дождя и ветра, приказал остальным обустроить её, но они начали спорить со мной, и в результате мне тоже пришлось участвовать во всём этом.

Я срывал с деревьев крупные ветки под лежанки, Второй и Первый собирали дрова. Третий долго и нудно втолковывал им, что нужны сухие, дабы образовывалось поменьше дыма, поскольку тот на семьдесят процентов состоит из водяного пара. Дымить в нашем временном пристанище не было необходимости. К тому же по дыму от костра нас могли заметить здешние жители, а тогда проблем не оберёшься.

Сложив лежаки, я уселся на самый большой из них, который сделал для себя же любимого и принялся обдумывать дальнейшие действия. Но в голову мне ничего путного не лезло. И я впал в ожидание момента вдохновения. Прошло два дня, а он все так и не наставал.

Было утро, и я со Вторым сидел у костра. Первый и Третий ушли, захватив с собой металлические поручни, один из которых был моим. Сказали, что пойдут добывать еду. Пища, которая была у Первого, уже почти кончилась. Осталась только половина картошки, да немного яблок, что мы позаимствовали у того бедняги.

Огонь разжигал я, поскольку Третий отдал мне зажигалку и похоже забыл о моём провалившимся плане. Я не учёл того, что в средневековье не было спутников и пожарных. И никто бы нас не спас. А так, моя идея была безупречной. Подумаешь, сжечь лес. Ради своего спасения я был готов абсолютно на всё, будь то предательство, убийства, ложь, воровство. Такие мелочи не имели значения по сравнению с моим благополучием. А какая разница как его достигать? Цель оправдывает средства.

И в жизни я часто руководствовался принципом «возлюби ближнего своего как самого себя». Это было очень удобно, потому, что ближними мне были всего несколько десятков человек, а остальные не в счет и их жизни для меня ничего не значили. Тем не менее, я не был фашистом, не потому что это плохо, а из-за малой эффективности таких идеалов. Свои намерения следовало прикрывать байками о любви, мире и общим объединении. Именно под такими лозунгами стоило пускать в расход миллионы людей.