Затем мы намерены приобрести в каждой из стран Латинской Америки и, возможно, в некоторых столицах Европы кинозалы, предназначенные для постоянного показа и изучения латиноамериканского кино всех времен.

Мы проводим в каждой стране Латинской Америки ежегодный конкурс любителей кино с помощью соответствующих секций Фонда, видя в этом способ раннего выявления призвания и создания возможности для Международной школы кино и телевидения проводить отбор будущих студентов.

Мы содействуем научным исследованиям о реальном положении в кино и телевидении Латинской Америки, способствуем созданию банка аудиовизуальной информации о латиноамериканском кино и первой фильмотеки независимого кино «третьего мира».

Мы оказываем помощь созданию целостной истории латиноамериканского кино, а также словаря для унификации кинематографического и телевизионного лексикона на испанском языке.

Мексиканская секция Фонда уже начала публикацию, охватывающую, страна за страной, основные статьи и документы нового латиноамериканского кино.

В рамках этого фестиваля кино в Гаване мы предлагаем призвать правительства Латинской Америки и ее киноорганизации начать творческое осмысление некоторых пунктов своих законов о поддержке национального кино, поскольку во многих случаях они являются скорее препятствием, чем защитой, и в целом противоречат интеграции латиноамериканского кино.

Между 1952-м и 1955 годами четверо из присутствующих на этом корабле учились в Экспериментальном центре кинематографии в Риме: Хулио Гарсиа Эспиноса, вице-министр культуры, ответственный за кинематограф, Фернандо Бирри, великий отец нового латиноамериканского кино, Томас Гутьеррес Алеа, один из великих мастеров, и я, который тогда ничего не хотел в этой жизни, кроме как быть кинорежиссером, кем так и не стал. Тогда мы говорили так же много, как и сегодня, о кино, которое нужно создать в Латинской Америке, о том, как это надо делать, наши мысли вдохновлялись итальянским неореализмом, который — как и наш в нашем представлении — является наименее затратным и наиболее гуманным из всех кинематографов, существовавших до сих пор. Но уже с той поры мы сознавали, что кинематограф Латинской Америки, если он хочет существовать, может быть только единым. Тот факт, что этим вечером мы продолжаем обсуждать здесь как чокнутые ту же тему, что и тридцать лет назад, и вместе с нами ее обсуждают столько латиноамериканцев из разных стран и разных поколений, я хотел бы счесть еще одним доказательством всепоглощающей власти непобедимой идеи.

В те далекие дни в Риме в одной съемочной группе со мной произошло приключение. Я был избран в школе третьим ассистентом режиссера Алехандро Бласетти в фильме «Жаль, что ты каналья». Это вызвало у меня огромную радость, не столько из-за моего личного прогресса, сколько из-за возможности познакомиться с исполнительницей главной роли в фильме актрисой Софи Лорен. Но я ее так и не увидел, ибо моя работа в течение месяца заключалась в том, что я должен был держать веревку на углу улицы, чтобы к нам не прорывались любопытствующие. И именно звание прилежного исполнителя, а не многие другие, более звонкие, заработанные мною впоследствии в качестве романиста, дало мне смелость председательствовать сегодня в этом доме, чего я никогда не делал в своем, и говорить от имени стольких и столь заслуженных деятелей кино.

Это ваш дом, дом для всех, и единственное, чего ему не хватает для завершения, так это таблички с надписью крупными буквами, которую будет видеть весь мир: «Принимаются пожертвования». Милости просим.

Каракас, Венесуэла, 4 марта 1990 г.

Эта отважная выставка открывается в тот исторический момент, когда человечество меняется. Мир еще находился в полутьме XX века, одного из самых фатальных в этом умирающем тысячелетии, когда три года назад ее замыслил Милагрос Мальдонадо. Мышление было в плену непримиримых догм и утилитарных идеологий, посеянных на бумаге, а не в сердцах людей, и его основным символом была конформистская выдумка о том, что мы переживаем расцвет человечества. Внезапно невесть откуда налетевший сильный шквал начал расшатывать этого колосса на глиняных ногах, дав нам понять, что с незапамятных времен мы шли по ложному пути. Но вопреки тому, что можно было подумать, это вовсе не прелюдия падения, а, напротив, начало долгого рассвета мира, где разум будет полностью свободен и никто не будет управлять человеком, кроме его собственной головы.

Быть может, наши предки в доколумбовую эпоху пережили подобный опыт в 1492 году, когда группа европейских мореплавателей оказалась на этих землях, лежавших, по их мнению, на пути в Индию. Наши дальние предки не знали ни компаса, ни пороха, но они умели говорить с птицами и угадывать будущее на тарелке. Глядя на звезды в бесконечные ночи тех времен, они, возможно, догадывались, что Земля круглая, как апельсин, ибо им были неведомы великие тайны сегодняшней мудрости, зато они были великими мастерами в области воображения.

Так они защищались от завоевателей живой легендой об Эльдорадо, фантастической империи, чей король погружался в воды священного озера, покрытый золотой пылью. Завоеватели спрашивали, где она находится, и указывали направление пятью расставленными пальцами. «Здесь, там и еще дальше», — говорили они. Дороги раздваивались, скрещивались, меняли направление, уходили все дальше, еще дальше и еще чуть-чуть дальше. Они становились такими невозможными, чтобы обезумевшие от алчности искатели могли прозевать их, потерять свой след и обратный путь. Никто никогда не нашел Эльдорадо, никто ее не увидел, она никогда не существовала, но ее рождение положило конец Средневековью и открыло путь великой эпохе развития мира. Одно лишь ее название указывало на масштаб перемен: Возрождение.

Пять веков спустя человечество вновь было потрясено, когда Нейл Армстронг оставил свой след на Луне. У нас душа ушла в пятки, когда, находясь жарким летом на Пантеллерии, пустынном острове близ Сицилии, мы увидели на экране телевизора этот почти мистический сапог, вслепую ощупывавший лунную поверхность. Мы, две супружеские пары с детьми из Европы и две из Латинской Америки, замерли в страхе, слыша дыхание Истории. После напряженного ожидания лунный сапог опустил свою подошву в ледяную пыль, и диктор произнес фразу, которая, должно быть, вертелась в голове много веков: «Впервые в истории человек ступил на Луну». Все, кроме латиноамериканских детей, которые спрашивали хором: «А это в первый раз?» — ушли из комнаты, сочтя себя обманутыми. «Что за глупость!» Ведь для них все, что они однажды видели в своем воображении — как Эльдорадо, — имело ценность свершившегося факта. Завоевание космоса, как они себе это представляли в колыбели, случилось давным-давно.

Так, в мире неотвратимого будущего ничто не записано заранее, там не останется места ни для каких освященных иллюзий. Многое из того, что вчера было правдой, завтра перестанет быть ею. Вероятно, формальную логику сведут к школьному методу, чтобы дети поняли, каким был старинный и ныне запретный обычай ошибаться и, может, грандиозные и сложнейшие технологии современных коммуникаций будут упрощены с помощью телепатии. Это будет своего рода просвещенный примитивизм, основным инструментом которого станет воображение.

Мы вступаем в эру Латинской Америки, главного в мире генератора творческого воображения — самого ценного сырья, так необходимого для нового мира. Сто его изображений ста художников-фантастов могут стать не просто его образом, а великим предвестием еще не открытого континента, где счастье одержит победу над смертью, будет мир навсегда, будет больше времени, здоровья, горячей еды, страстной румбы, больше всего самого лучшего для всех. В двух словах: больше любви.

Гавана, Куба, 8 декабря 1992 г.