Впервые за два месяца обошелся во сне без погружения в виртуальный мир обучающей системы. Мало того, продрых девять часов подряд совершенно без сновидений, а в три часа дня уже названивал на Ольгин рабочий телефон.
— Алло, слушаю вас, — на девятом гудке услышал характерный голосок голубоватого Миши Немина, заместителя генерального директора компании и непосредственного Ольгиного шефа.
— Привет, Миша. А чего это ты на телефоне моей любимой женщины сидишь?
— О, привет! Седьмого марта у нас был междусобойчик, Оля без тебя пришла, говорит, что ты где-то в Африке на сафари. Это правда, да?
— Да, но только что приехал, — в их офисе бывать доводилось, Ольга затаскивала, даже пару раз участвовал в пьянках и оргиях, — Так, где моя любимая, Миша?
— Ах, а мы ее вчера в Питер отправили, контракты подписывать.
— Какие контракты, нафик?
— Ну, контрагент затребовал исполнителя, а документы готовила лично она, вот она в командировку и отправилась. Да ты, Витя, не переживай, там люди серьезные, нормально встретят, нормально проводят и в обиду не дадут.
— Ясно, дай-ка Питерский номер телефона, где ее можно разыскать.
— Ммм, — промычал он, — У меня есть номер президента компании и, сам понимаешь, дать его никому не могу. Но я сейчас попытаюсь связаться, и ее там разыщут, будь дома на телефоне.
— Добро. В крайнем случае, перезвоню тебе через полчаса.
Через двадцать пять минут он меня сам набрал.
— Ах, Витя, офис-менеджер президента говорит, что они где-то там пункты контрактов утрясают и, как только освободятся, ее сразу же известят. Так что жди, ничем другим помочь не могу.
Длинный гудок межгорода раздался лишь в седьмом часу вечера.
— Алло, ты уже дома? Фу, наконец-то, — услышал скороговорку дорогого мне человека.
— Привет, солнышко. Я так страшно соскучился, приезжаю, а тебя нет.
— Соскучился?! А где ты был вообще?!
— Ты же знаешь, в джунглях были, а связи там никакой.
— В джунглях? За два месяца ни слуху, ни духу, среди людоедов! Да я места себе не находила, испереживалась вся. Хорошо, что оставил домашний телефон своего Алексея. Хоть он не совсем дурак, да нашел возможность несколько раз жене позвонить. От нее и узнала, что у вас как бы все нормально. Ты гад!
— Солнышко, не ругайся, ты же знаешь, как я люблю тебя. Я за тобой так соскучился.
— Любит он! Соскучился! — передразнила она меня, — Знаю я тебя, два месяца с негритянок не слазил!
— Неправда, ни одну даже не нюхал, поверь. У меня ведь есть ты, поэтому, и воздерживался в ожидании нашей встречи.
— Воздерживался? Да ты два дня без секса вытерпеть не можешь, а здесь целых два месяца! И ты думаешь, я тебе поверила?
— Да что ты напала, говорю тебе, не было никого! Ты что, перестала мне доверять? Брось, никто мне не нужен, даже если появится какая другая женщина, ты об этом первая узнаешь.
— Узнаю? А Валька, которая жила с вами в Якутии и была одна на четверых?
— Ну, вспомнила. Между прочим, ты тогда решила на годик замуж сходить, не мучится же мне без женщины.
— Нет, это было еще до того. Я, может быть, потому и вышла замуж, с горя!
— Замуж — с горя! Ну, ты и сказанула!
— Да, именно с горя! Так Валька и после того жила с вами, и в прошлом году тоже, разве не так? — язвительно спросила она.
— Да? А ты не понимаешь, что если бы я не был участником общественной очереди, у меня бы яйца отвалились? И я бы не смог любить тебя мою милую и дорогую?
— Ага! Вот как это называется, ежегодно брали с собой проститутку в лечебных целях.
— Напрасно ты так. Валька нам готовила, обстирывала, работала с утра до вечера, лишь бы мы на эти дела не отвлекались, получала свою долю справедливо.
— Ты забыл сказать, что и обслуживала.
— Да, и обслуживала, а как же, молодец она! И жены всех моих ребят о ней знали, видишь, и тебя просветили.
— К твоему сведению, просветили, да! Ой, да нет, ничего, — вдруг Оля смешалась и что-то невнятное пробормотала.
Странно, подобных разборок, тем более по телефону, у нас еще не было никогда в жизни. Интеллигентная и сдержанная Оля словно с цепи сорвалась, но сейчас было слышно, как на той стороне телефонной линии кто-то зашел в помещение, где она находилась, и помешал ей окончательно испортить наши отношения. А может, и не помешал?
— Все, Виктор, мне нужно заканчивать, я приеду послезавтра, — вдруг сказала она совершенно изменившимся, тихим голосом.
— Нет, дорогая, ты приедешь завтра, — мою душу неожиданно заколотило от неприятных ощущений, в кровь хлынул адреналин.
— Я не смогу, — нерешительно сказала она, при этом ей кто-то суфлировал, — Мне документы только завтра отдадут.
— Пусть отдают сейчас или отправляют почтой, но ты немедленно вызываешь такси, едешь на вокзал, и звонишь мне оттуда.
— Но я не могу завтра, как ты не понимаешь, — рядом с ней опять кто-то бубнил. Я никогда не был ревнивым, наоборот, пускай бы побыла в Питере еще день-два, но почему-то именно сейчас тихий мужской бубнежь рядом с моей женщиной очень сильно волновал и раздражал.
— Короче, любимая, я тебя завтра встречаю. Либо не встречаю больше никогда, — веско проговорил каждое слово и положил трубку.
г. Киев, пятница, 11.03.1994.
Спальный вагон, в котором ехала Ольга, остановился прямо напротив центрального выхода из вокзала на перрон. Лицо ее ни лаской, ни дружелюбием не светилось, не растопил айсберг даже огромный букет из роз. И отношение ее ко мне было каким-то странным, ранее ничего подобного не ощущал, но понял, что это проявились мои новые способности. Между нами словно стоял барьер, а Ольга не знала, остаться за ним или переступить и сделать шаг навстречу. Я ее нежно прижал к себе, поцеловал, но она только коротко взглянув, отстранилась и хмуро затребовала, чтобы отвез ее домой, к маме.
— Мне было крайне неудобно объясняться, почему я должна все бросить и мчаться в Киев. Ты меня обидел и опустил.
— Дорогая, я сам не знаю, что на меня нашло, — отобрал у нее дорожную сумку, — Поехали ко мне, а?
— Нет, только не сегодня, сейчас я вся на нервах, вези домой, на Крещатик.
— А на работу заезжать не надо?
— Надо, но потом.
— Давай, Олечка, не будем ругаться, а сделаем так, как нужно нам обоим. Сейчас отвезу тебя к маме и отправлюсь по своим делам, а в три часа дня заберу и отвезу на работу. А оттуда мы едем ко мне. Я сам исстрадался, хочу тебя до опупения.
— Исстрадался, — она кисло улыбнулась, — Ты не знаешь, как я исстрадалась, мучитель мой. Ты меня мучаешь всю жизнь, с самого детства.
По ее щекам покатились две слезинки, она выхватила из рукава дубленки носовой платок и промокнула глаза.
— Олечка, не плачь. У нас все будет нормально, — взял ее за руку и повел через здание вокзала к платной стоянке легковых автомобилей.
Мы шли к машине, а ее холодная ладошка в моей руке стала теплой, барьер отчуждения начал развеиваться и, наконец, исчез. Я ощутил это физически. Ольга вдруг остановилась, прильнула ко мне и крепко обняла. Мы так и простояли несколько минут неподвижно, посреди вокзальной площади, не обращая никакого внимания на снующих людей.
Доставив ее домой и, договорившись о встрече после обеда, отправился по ранее запланированным делам.
Оле розы покупал на рынке, но сейчас предстояла поездка в тепличное хозяйство Ботанического сада за еще одним букетом из двадцати пяти роз и ящиком с тремя сотнями тюльпанов, а затем, мой путь лежал в школу-интернат поздравлять женский коллектив и учениц. С собой еще брал пятнадцатикилограммовую коробку шоколадок «Гулливер». Делал это уже семь лет подряд, каждого седьмого марта. Боже мой, как эти сопливые девчушки ожидали этого дня, а я взял и не приехал. Ничего, сейчас вину загладим.
С началом перестройки в магазинах найти хорошие конфеты было сложно, но Елизавета выручала всегда, даже один раз ездила вместе со мной. Кстати, за конфеты, которые везу в интернат, денег не брала никогда. С цветами дело обстояло проще. Стране на науку стало глубоко наплевать, поэтому, для научных работников НИИ и преподавателей ВУЗов наступили тяжелые времена безденежья. Многие из них уехали за рубеж, а некоторые даже на рынок пошли торговать. Сельскохозяйственники со своим опытным садом и теплицами оказались в более благоприятных условиях, результат которых поместили в багажник: большой букет роз и ящик с тремя сотнями тюльпанов. А стоило все это богатство сущую ерунду — сотку баксов.