Себастьян быстро провел Гарри по вестибюлю и переговорил с женщиной по имени Жизель — то ли управляющей, то ли хозяйкой отеля. Усталый и переполненный впечатлениями Гарри уже перестал обращать внимание на происходящее. Вдобавок автомобильная поездка по перегруженным транспортом дорогам вызвала в нем приступ клаустрофобии.
«Может, я теперь до конца жизни буду бояться замкнутых пространств», — с горечью думал он, шагая по коридору следом за тайским портье (пареньку не пришлось тащить багаж, так как у Гарри не было вещей).
В память врезалось время, проведенное в бараках Селаранг, когда японцы вывезли весь лагерь, потому что британские офицеры отказались подписывать пакт об отказе от побега. Селаранг был рассчитан на тысячу человек, а туда прибыли восемнадцать тысяч заключенных Чанги. Целых два дня пленники часами стояли под палящим солнцем, так плотно прижавшись друг к другу, что невозможно было поднять руку почесать нос, а потом ночью спали вповалку на бетонном полу — сардинам в банке и то комфортнее и просторнее.
Чтобы спасти людей от эпидемии дизентерии, которая в таких ужасающих условиях наверняка унесла бы тысячи жизней, англичане под давлением полковника Холмса, командующего войсками в Чанги, все-таки подписали пакт об отказе от побегов.
С тех пор Гарри постоянно мучили ночные кошмары. Он знал, что после такого испытания ему будет страшно находиться в толпе.
Портье отпер дверь в его номер, и Гарри с удовольствием отметил, что там царит восхитительная прохлада. Окна закрыты ставнями, над кроватью висит противомоскитная сетка, а мебель хоть и простая, но удобная. Он отдал гостиничному бою последние оставшиеся у него центы, закрыл за ним дверь, подошел к кровати и лег, наслаждаясь простором и покоем.
Проснувшись пару часов спустя, Гарри подумал, что уже ночь, но часы показывали только шесть вечера. Темно было из-за ставней. Он встал, подошел к окну, распахнул деревянные створки и ахнул от восторга перед открывшейся панорамой. Сразу под окном виднелась большая зеленая лужайка, уставленная соломенными креслами и тентами. За ней простиралась широкая гладь реки, на которой покачивалось деревянное судно. Гарри даже прослезился от красоты и открытости пейзажа.
Кран над маленькой раковиной в углу комнаты выдал лишь тонкую струйку воды, но и это показалось неземным блаженством: за годы тюремного заключения ему удавалось помыться, только когда шел дождь. Гарри надел рубашку и брюки, которые любезно выдал Себастьян до тех пор, пока он не купит собственные вещи. Брюки с трудом налезли на «рисовое пузо» — у всех пленных отросли огромные животы. Парни шутили, что выглядят как беременные на шестом месяце.
Гарри отправился искать террасу с видом на реку. Найдя нужное место, он устроился в кресле под зонтиком. Тут же к нему подлетел тайский юноша.
— Принести вам чаю, сэр? — прощебетал он.
Гарри чуть не расхохотался. Там, откуда он прибыл, сама мысль о подобном сервисе казалась нелепой, и вот, пожалуйста: он сидит в удобном кресле, укрытом зонтом от солнца, и ему предлагают чай!
— Спасибо, чай — как раз то, что надо, — ответил он, и паренек улетел выполнять заказ.
«Наверное, — подумал Гарри, — мне еще долго придется привыкать к свободе, удивляться самым обычным вещам. Вряд ли кто-то, кроме тех, кто вместе со мной сидел в тайской тюрьме, поймет, какой ад я пережил за эти годы...»
— Пожалуйста, сэр, ваш чай с молоком и сахаром. — Юноша поставил поднос на маленький столик рядом с креслом.
Гарри едва удержался от желания схватить сахарницу и высыпать в рот горсть сладкого песка. За три с половиной года он впервые увидел сахар!
Через полчаса, когда солнце начало опускаться в реку, к нему присоединился Себастьян. Он заказал джин с тоником для себя и для Гарри, но тот, понюхав рюмку, воздержался от выпивки. Алкоголь он не пробовал с тех пор, как уехал из Англии. А в теперешнем состоянии мог выключиться после капли спиртного.
— Кстати, пока не забыл: кажется, это твое. — Себастьян положил на стол маленький кожаный дневник. — Когда в больнице Бангкока перебирали остатки твоей одежды, медсестра нашла это в твоих панталонах. И отдала мне на хранение.
Гарри ревностно берег дневник с того момента, как его корабль отчалил от английского берега. Если бы японцы нашли его в Чанги, они бы убили автора, поэтому Гарри пришил к панталонам внутренний карман и повсюду носил дневник с собой.
— Спасибо, Себастьян, я очень тебе благодарен, хоть и сомневаюсь, что в ближайшем будущем осмелюсь раскрыть эти страницы и совершить путешествие по аллеям памяти.
— Я тебя понимаю. Что ж, старина, через три недели сюда прибудет лодка, на которой ты с комфортом доплывешь до Феликстоу, а оттуда доберешься домой. Советую послать родным телеграмму и сообщить о своем приезде. Они наверняка с удовольствием встретят тебя в гавани, — улыбнулся Себастьян.
— Потрясающе! Спасибо, что все это организовал, но, если не возражаешь, давай поговорим о планах на будущее в другой раз. Это моя первая настоящая ночь свободы, и я хочу просто насладиться моментом.
— Конечно, старина! Нам спешить ни к чему. Я просто подумал, ты захочешь уехать отсюда как можно быстрее, — объяснил Себастьян.
— Поговорим об этом завтра, — отозвался Гарри. — А сейчас расскажи мне все, что знаешь про этот прекрасный город.
— Странно, что тебя больше не интересуют события в Англии, — заметил Себастьян в тот же день за обедом, с аппетитом уплетая большой австралийский стейк.
Гарри глянул на свою тарелку, где лежал такой же кусок мяса, сочащийся кровью, и понял, что не сможет его есть. Смущаясь, он подозвал официанта и изменил заказ: вместо стейка попросил порцию рисового супа.
— Конечно, это интересует меня, Себастьян, — ответил он, — но есть ощущение, будто я отсутствовал на родине всего несколько часов. К тому же сегодня вечером мне совсем не хочется говорить о войне.
Себастьян посмотрел на него сквозь толстые линзы очков и сочувственно кивнул:
— Еще слишком рано, старина. Завтра к тебе придет мой портной, он снабдит тебя полным комплектом гражданской одежды. Здесь отличные мастера швейного дела. Он сделает все, что пожелаешь, приятель.
— Очень любезно с твоей стороны, хоть я понятия не имею, что сейчас носят.
— Я бы не сказал, что мужская мода сильно изменилась. Сомневаюсь, что наши английские парни ходят в юбках, как местные жители, — усмехнулся Себастьян.
— Наверное, пока меня не демобилизовали, я должен носить военную форму, — уныло произнес Гарри. — Но все, что у меня осталось от нее в Чанги, — это пара трусов, залатанных палаточной парусиной, и один носок.
— Об этом не беспокойся. В Британию возвращаются тысячи военнопленных, и властям сейчас не до формальностей. Я бы на твоем месте рассматривал это как внеочередной отпуск. Думаю, ты его заслужил, приятель. Когда будешь готов, я покажу тебе кое-какие достопримечательности, идет? Знаешь, здесь такие девочки! Они... как бы тебе сказать... чуть раскованнее, чем англичанки. — Брови Себастьяна вылезли из-под очков. — Впрочем, ты, наверное, еще не окреп после тюрьмы. Что, здорово тебе досталось?
— Не то слово, — откровенно признался Гарри. — Причем мне еще повезло. Я офицер, и со мной обращались немного лучше, чем с солдатами. К тому же я умею играть на рояле, а япошки обожают фортепианную музыку. Они часто приводили меня к себе на квартиры и заставляли для них играть. — Гарри вздохнул. — Если уж на то пошло, рояль спас мне жизнь.
Себастьян просиял:
— Ну, конечно! Я совсем закрутился и забыл про твой талант! Мне надо поговорить с Жизель. Она хочет открыть здесь маленький бар для экспатриантов и ищет музыкантов в оркестр. Может, в ближайшее время соберет здесь бывших пленников, и ты сыграешь для всех нас?
— Может быть, — пробормотал Гарри без энтузиазма. — Интересно, что стало с Биллом?
— Кто такой Билл? — Себастьян нахмурился, озадаченный столь внезапной сменой темы.
— Сержант из моего батальона. Он приехал из Уортон-Парка и был со мной на протяжении всего срока заключения. Билл спас мне жизнь во время падения Сингапура и постоянно навещал меня в госпитале Чанги, когда я болел тропической лихорадкой. Надеюсь, он благополучно вернулся в Англию. Я пошлю домой телеграмму и спрошу, там ли он. — Силы Гарри постепенно убывали. — Извини, Себастьян, я устал. Мне надо поспать.
