— Я... о, Кит, даже не знаю, что и сказать, — прошептала Джулия.

— Есть золотое правило: если сказать нечего, лучше промолчать. После этого я... совсем потерялся. Винил себя в том, что бросил ее, злился за то, что она ни в грош не ставила собственную жизнь. Но больше всего меня терзала мысль: она предпочла героин и смерть, но не меня! Я утратил веру в человечество. Все эти красивые слова: «надо жить правильно», «любовь побеждает все» — чушь собачья! Вместо «счастливого конца» — окоченевший труп молодой женщины и горе мужчины, который остался жить. — Кит вымученно улыбнулся.

— То есть ты понял, что не властен над обстоятельствами? Что иногда не имеет значения, сколько сил и любви отдаешь миру, и исход событий не зависит от твоих поступков? Во всяком случае, за последние месяцы я пришла именно к такому выводу, — тихо проговорила девушка.

— Пожалуй, ты права. Потом, через много лет, я понял: мы все-таки можем что-то изменить в этом мире, и нельзя терять веру. Подобные трагедии, в конце концов, делают нас мудрее, заставляют принимать слабость человеческой натуры. Но, черт возьми, мне понадобилось столько времени, чтобы с этим смириться! После смерти Милы во мне что-то надломилось.

— И тогда появилась Энни?

— Да. Энни — удивительная девушка. Узнав о случившемся, она тут же прилетела в Лондон и увезла меня в Эдинбург, где окружила нежной заботой, о которой много написано в книжках. Без устали объясняла, что Мила всегда была психически неустойчивой, что я сделал все возможное, что я любил ее и заботился о ней и что я не виноват в ее смерти. Я, разумеется, не слушал, — усмехнулся Кит. — Продолжал самобичевание и добровольно изолировался от мира. Поверь мне, Джулия, — он посмотрел ей прямо в глаза, — я барахтался в собственном горе и потакал своим слабостям. Так продолжалось годами. Я злился на весь белый свет!

— Это вряд ли можно назвать потаканием слабостям, Кит. Ты пережил страшное потрясение. И каким же образом ты успокоился?

— У меня случилось то, что можно назвать озарением, пару лет назад. Во время путешествий я делал трехмесячную норму: обучал английскому языку в лагере сирот бирманских детей на границе с Таиландом, — объяснил Кит. — Я и раньше видел ужас нищеты, болезни, смерть — эти сцены запали мне в душу. Большинство детей имели одежду, в которой и спали, и жили. Их родители пропали, были застрелены в Бирме или исчезли, некоторые бежали в тайские деревни в надежде найти работу. Эти дети бродили по необитаемой земле. Они не были в безопасном месте — тайское правительство не разрешило им въехать в страну. Но они встретились бы со смертью, если бы и вернулись домой. У них просто не было будущего. И все же... — в глазах Кита впервые блеснули слезы, — все они были так благодарны за то малое, что мы им давали. Новый футбольный мяч казался им билетом на финальный матч чемпионата мира. Каждый из них питал надежду и мечтал о будущем. Они упорно цеплялись за жизнь, хоть жизнь не хотела их принимать. — Он резко провел рукой по глазам. — За свою недолгую жизнь они успели перенести страдания, которые мне и не снились, и все-таки каждое утро просыпались с улыбкой на устах и радостно встречали наступающий день... Возможно, это прозвучит банально, но рядом с ними я заново воскрес. Я получил тот самый импульс, в котором нуждался. Если говорить прямо, я понял, что был просто эгоистичным придурком, который потратил последние десять лет на жалость к себе. Если эти дети верили в будущее и, что важнее, в человеческую доброту, то, как мог я, со всеми данными мне привилегиями, опустить руки и сдаться?

Некоторое время они сидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Наконец Джулия прочистила горло и заговорила:

— Когда я была маленькой, мама рассказывала мне про игру «Поиск радостей», описанную в книге «Поллианна». Ты должен думать о том, что у тебя есть, а не о том, чего нет. Банально и просто, зато действенно.

— Да. Именно так бирманские дети смотрели на жизнь. — Кит вдруг улыбнулся. — Слушай, а мы с тобой отличная пара! Ты встречаешь трудности с таким... — он помолчал, подыскивая слова, — достоинством. Да, — повторил он, — с достоинством. Прости, если своим недавним поведением заставил тебя сомневаться в людях. Клянусь, я совсем не такой, как ты обо мне подумала. Я просто пытался оградить тебя от лишних неприятностей.

— Все в порядке, Кит. Я верю тебе, правда. — Джулия с удивлением прислушивалась к собственному сердцу.

— Понимаешь, в чем дело... — Кит пожал плечами. — Между нами есть одна разница. Раньше я бы не стал даже слушать ничьих объяснений. Мне не хватало на это великодушия. Я искал повод отстраниться от чужих проблем. Но сейчас я изменился, поверь. Особенно по отношению к тебе, Джулия.

— Не надо так сильно себя корить. Ты заботился об Энни, когда она нуждалась в твоей поддержке.

— Да, похоже, я начинаю исправляться. Во всяком случае... — Кит помолчал и взглянул на Джулию, — мне впервые захотелось примчаться к женщине и объяснить ей свои поступки, пока она не улетела во Францию и не встретила там рассвет без меня.

— Я ценю это, Кит.

— Ты действительно уезжаешь, Джулия? Я не хочу этого. Правда, не хочу, — неожиданно выпалил он.

Повисла долгая пауза: Джулия переваривала слова Кита. Ее вдруг бросило в жар, и она почувствовала неловкость.

— Не надо, Кит, пожалуйста, — прошептала Джулия. Мне... очень трудно.

— Ты сомневаешься во мне, да? Из-за Энни и ее ребенка?

— Прости, — пробормотала девушка.

— Черт побери! — Кит вскочил и зашагал взад-вперед по маленькой комнате. — Какой же я болван! Первый раз после Милы испытал какие-то чувства к женщине, и вот к чему это привело: сам все испортил! Извини! — Он в досаде махнул рукой. — Я говорил про мою склонность к эгоизму, но пойми, Джулия... — Он продолжал расхаживать из угла в угол, все убыстряя шаг. Речь стала сбивчивой. — Я должен тебе сказать: кажется, я в тебя влюбился. Я понял это, когда ухаживал за тобой, пока ты болела, и даже не пытался бороться с чувствами. Столько лет убегал от женщин как от огня, если они требовали моей заботы, но сейчас мне это понравилось. Это было... восхитительно!

Кит улыбнулся. Его открытая улыбка, лучившаяся искренней радостью, ослепила Джулию. Ей захотелось броситься в его объятия, но она удержалась от столь безрассудного порыва. В конце концов, они взрослые люди, а не глупые подростки, потерявшие голову от первой любви. У обоих за плечами, по меньшей мере, треть отпущенного им жизненного пути, оба навсегда отравлены горечью невосполнимых утрат...

— Это Энни все испортила, — заторопился Кит. — Она догадалась о моих чувствах и только ехидно усмехалась, когда я о тебе говорил. — Он опять принялся мерить шагами гостиную. — В тот вечер, когда ты приехала на ужин в Уортон-Парк, Энни нарочно ушла из дома, и это наверняка лишь усилило твои подозрения, когда ты про нас узнала. Энни умоляла меня рассказать тебе о своих чувствах, но я сказал, что ты не готова. Она настаивала и говорила, что ты сумеешь меня принять.

— Я не готова, Кит. — Эти слова сорвались с губ Джулии помимо воли. — Прошло слишком мало времени с тех пор, как... мне казалось, я... — Она закусила губу. — Но это не так.

Кит будто съежился у нее на глазах.

— Ладно, — наконец произнес он, — хорошо. Что ж... Думаю, это послужит мне хорошим уроком. И это точно не эгоизм. Черт побери! В любом случае я больше не буду тебе докучать.

— Прости. Я... просто... не могу.

— Я все понимаю, правда. — Кит сунул руки в карманы, пошел к двери, потом вернулся и сделал глубокий вдох. — Я только хочу сказать... если тебе когда-нибудь захочется... э... рискнуть и вновь попытаться создать со мной отношения, знай: я буду ждать. А ждать я умею. Во всяком случае, умел раньше. Я никогда не причиню тебе боль — ни нарочно, ни случайно.

— Спасибо, Кит.

— А самое странное, — он остановился на пороге, — что ты всегда была в моей жизни.

Джулия не могла на него взглянуть — глаза застили слезы.