Доказано: практически почти любого ребёнка можно обучить пению и музыкальной грамоте, а значит, вслед за этим и пониманию абстрактно-образного языка музыкального искусства, познанию не только его «арифметики», а и «алгебры». В нашей периодической печати неоднократно рассказывалось об опыте педагогов-музыкантов Михаила Петровича Кравца и Алексея Яковлевича Маликова, создателей своеобразных школ «гармонического развития способностей детей». Принимая в них дошколят без какого бы то ни было отбора, они, как бы в полуигре, учат их всех играть на скрипке, петь, танцевать, рисовать, чувствовать ритм, развивают любознательность, память, умение наблюдать, сосредоточиваться. Неспособных детей у них не оказывается.
Ну, а если дошкольный возраст уже позади — все кончено и поздно приобщаться к искусствам? Ничего подобного!
На Южно-Уральской железной дороге есть небольшая станция Полетаево. Большинство пассажирских да и многие грузовые поезда проскакивают ее, не останавливаясь. Маленькая, ничем вроде бы не примечательная станция и поселок при ней далеко не на всех картах обозначены. А на музыкальной карте страны с некоторых пор этот скромный населенный пункт отмечен флажком. С тех пор, когда в здешнюю среднюю школу пришел новый преподаватель музыки Петр Павлович Тырлов.
В прошлом машинист-испытатель электровозов, он ради ребят оставил в тридцать лет свою прекрасную первую профессию и стал вести музыкальные уроки в начальных классах. Не дилетантом пришел сюда — с дипломом вечернего отделения музыкального училища. И занятия вел не по обычной программе, а по «системе Д. Б. Кабалевского», предусматривающей самое активное вовлечение детей в урок. И свершилось чудо: ребята, прежде далекие от мира музыки, научились прекрасно разбираться в ней, стали «своими людьми» в концертном зале областной филармонии и в Челябинском театре оперы и балета, с удовольствием слушают грамзаписи сложных симфонических и камерных произведений, много и охотно поют сами, играют в школьных оркестрах.
Суть методики заключалась в том, что Петр Павлович Тырлов с первых уроков вводил ребят в самые глубины сложного мира искусства, учил видеть его первооснову. Не рано ли? Но ведь учат же теперь первоклассников сразу алгебре, так почему бы не сделать уроки музыки не только местом заучивания каких-то элементарных песенок, но и попытаться сразу же влиять на развитие чувств детей, помочь им разглядеть связь между музыкальной темой и производимым настроением, то есть почему бы не призвать музыку в свои союзники в воспитании и формировании внутреннего мира человека? Ведь познавая музыку, открывая ее «тайны», человек в то же время учится познавать самого себя, открывать богатства собственной души.
В этой интересной и быстро дающей отдачу работе Тырлов следовал примеру и опыту самого Дмитрия Борисовича Кабалевского, который, анализируя разработанную им систему музыкального воспитания детей, говорил следующее:
— Главное, к чему я стремился, — это вызвать в детях и подростках ясное понимание и ощущение того, что музыка (как и другие искусства) — не просто развлечение и добавление, не «гарнир» к жизни, которым можно пользоваться или не пользоваться по своему усмотрению, а важная часть самой жизни в целом и жизни каждого отдельного человека.
Хорошо бы осознать эту глубокую и принципиально важную мысль не только тем, кто имел счастье заниматься у последователей знаменитого музыканта-педагога или кто получил специальную музыкальную подготовку, образование, а и тем, кому не довелось организованно пройти подобную школу искусств! Сколь многое изменилось бы в их жизни, интересах, после пусть и самостоятельного, но систематичного изучения основ музыки, прохождения курсов «учусь слушать и слышать».
Даже если человек не юн, не молод, даже когда, казалось бы, давным-давно определился склад жизни, сложилась структура увлечений, мир искусства для него — не призрачный воздушный замок за семью воротами. Вход в этот мир не заказан никому.
Никому!
Примеров под рукой — множество. Этот, возможно, будет особенно поучителен для молодых людей. Тридцать лет проработал вальцовщиком на Верх-Исетском металлургическом заводе Игорь Васильевич Арзамасцев. Работа трудная, напряженная, огневая — в прямом смысле слова. После смены, казалось бы, скорее домой, скорее — полежать, снять напряжение мышц, расслабиться. А он — скорее за пианино в цеховом красном уголке. Поначалу это было куда сложнее, чем на прокате: задубевшие, в мозолях пальцы плохо справлялись с клавишами нежного инструмента. Но он шел к цели с тем же упорством, с каким ворошил в цехе раскаленные болванки.
К какой цели?
А вот к какой: стать еще более счастливым, проявить еще одну свою способность — способность понимать и творить музыку. Он ощутил, понял, что не состоится как «полный» человек, не поймет и не прочувствует всего того, что должен и может на этой земле понять и прочувствовать, если не окажется в состоянии воспроизводить и понимать гармонию серьезной музыки.
Нет, он не тешил себя мыслью выучиться самостоятельно «на музыканта». И не ради того, чтобы на вечеринках забавлять компанию фокстротами и популярными песенками, отдавал многие часы и месяцы овладению сложным инструментом. А именно ради того, чтобы понять «изнутри» Шопена и Рахманинова, чтобы движением собственных пальцев вызывать прекрасные, тревожащие душу звуки, соединять ими нити прошлого и будущего, пробуждать в себе чувство сопричастности к волшебству творчества. Научившись делать это, он открыл одно из самых счастливых удовольствий — слушать любимую музыку на концертах в разных интерпретациях, в исполнении разных мастеров, переосмыслять ее, открывать новые грани в ней. Без таких радостных минут рабочий Арзамасцев не представляет своей жизни, она бы показалась ему скучной, бледной.
Но и музыки — прекраснейшего друга и верного спутника — лишь одной ее Игорю Арзамасцеву, оказывается, мало для полной радости. Еще раньше ощутил он в себе тягу к живописи, к кистям и краскам, с помощью которых можно отображать мир вокруг себя и себя в этом мире. Не порывая с заводом, поступил на вечернее отделение художественного училища, закончил его. Значит, и среди художников этот рабочий — «свой человек».
Вот что говорит по поводу своих глубоких и серьезных увлечений сам Арзамасцев:
«Искусство для рабочего человека необходимо. Труд на производстве и искусство не противоречат, а дополняют друг друга. Занятия искусством — это ведь и активный отдых. Что еще даст такую зарядку бодрости, как часы, проведенные в лесу с этюдником? Садишься и ждешь встречи с новым, и все это у тебя есть и еще многое будет, чем дальше, тем интереснее. Радуешься появляющемуся мастерству, радуешься, если с твоей помощью что-то новое поняли и почувствовали другие».
И еще:
«Жизнь связала меня с раскаленным металлом, кистью и нотами. И убедила в том, что в нашем обществе нет никаких объективных условий, которые бы ограничивали возможность занятия искусством каких-то одних слоев населения в отличие от других. Главная задача в том, чтобы эти возможности использовать».
Наконец:
«Интерес к серьезному искусству можно пробудить у любого человека. Самые теплые слова благодарности скажет он потом тому, кто помог ему сделать это открытие…»
Юный друг! Может быть, такое открытие тебе поможет сделать пример самого Арзамасцева? Пример человека, которому одинаково подвластны и раскаленная сталь, и клавиши рояля, кто остается самим собой и в сфере извечного материального труда, и в сфере парящих художнических помыслов, прекрасно чувствует себя в гремящем цехе и в тиши библиотеки. Разве не счастье — быть таким?
Самое примечательное, дорогое, что Арзамасцев — явление не исключительное, а скорее обычное, часто повторяющееся. Мне довелось близко познакомиться с металлургом из Магнитогорска Иваном Степановичем Кауновым. Он — певец. Артист в самом высоком и полном смысле этого ответственного звания. Его любимый репертуар — сложнейшие оперные арии. Слушать его, особенно в домашних концертах, на камерных вечерах — наслаждение необычайное, его богатый голос, певческая манера, собственный аккомпанемент — все производит впечатление, вызывает радостное чувство. И тихую зависть: научился же человек т а к понимать музыку, т а к жить ею. И не в голосе тут дело, а более всего в страстном желании самого человека познать музыку, ее глубинные законы.
