Была на свете одна ничем не примечательная страна, из тех, о которых непоседа путешественник с трудом может припомнить что-нибудь определенное. Верблюжья шерсть, глиняная посуда, картинки божественного содержания да карманные словари — вот и все, чем ограничивался ее экспорт. Нетрудно себе представить, что жила она полностью за счет товаров и денежных средств, ввозимых из других стран.

Все же, несмотря на такую свою бедность и скудость внутренних ресурсов, она вступила однажды в период духовного расцвета. Любой учитель литературы, думаю, объяснит вам лучше меня, почему так получилось.

Появилось вдруг множество поэтов; среди них выделились один автор стихов идиллического содержания с мягкой, тонко чувствующей природу душой, высоко ставивший, кроме того, свое призвание поэта и говоривший по этому поводу всякие возвышенные слова, и другой поэт, слывший сатанистом — излюбленная мишень для ревнителей нравственности, — у которого из-за этого не было отбоя от женского пола, хотя, впрочем, при ближайшем знакомстве он оказывался жалким и слегка тронутым субъектом. Исторических писателей тоже расплодилось невиданное количество; в эту компанию затесался даже один очень знающий ученый, специалист по Средним векам, счастливо сочетавший безупречность исследователя с широтой обобщений большого мыслителя; что до остальных, то они были либо людьми недалекими, хотя к добросовестными, либо не лишены были блеска, но увлекались идеями самого завирального свойства.

Пышным цветом цвела литературная критика. За исключением трех-четырех обломков древности, без которых нигде не обходится, костивших из принципа все, что ни попадалось им под руку, и до смерти всем надоевших своими вздохами о добрых старых временах, когда в чести была академическая посредственность, критики были умными и грамотными мастерами своего дела, умеющими обосновать в глазах читающей публики, круг которой с каждым днем становился все шире, право людей с тонким вкусом иметь свои причуды и странности.

Роман, театр, эссеистика достигли невиданных высот.

За действительными избранниками муз хлынула ватага разудалых молодцов, которые тоже вроде бы что-то там черкают, писателей, что говорится, от сохи, поэтов, которые идут в счет больше как читатели, — всех тех, чьи имена (в памяти большинства из нас, и так перегруженной бесполезными сведениями) путаются с именами, прочитанными в газете в разделе уличных происшествий.

Иностранцы начали с интересом следить за этим литературным ренессансом, имея возможность получить о нем представление по многочисленным переводам, часто весьма далеким от оригинала, хотя и идущим по крайне низкой цене. Тогда-то и был впервые отмечен любопытный феномен, на который потом часто ссылались в научных трудах по политической экономии: литературный подъем вызвал повышение национальных акций на иностранных рынках.

— Какой сюрприз для деловых людей! Кто бы мог подумать, что стишки и досужие выдумки разных бездельников могут обладать таким полезным свойством! Да, что и говорить, экономика — наука темная, вот ведь какую шутку она над нами сыграла. Ну да что там, коли денежки сами в руки текут, грех этим не попользоваться.

Сразу был издан закон, отдающий литературу и другие виды искусств в ведение Министерства финансов. Деятельность салонов (куда, конечно, специально подбирали самых безудержных трещоток), академий и литературных собраний была упорядочена, взята под административный контроль и направлялась особыми чиновниками.

Солидные люди, люди, которых нельзя было заподозрить в легкомыслии, без краски стыда покровительствовали искусствам. На бирже только и разговоров было что о реализме и идеализме, об изобразительных средствах, о «Мемуарах» Гёте и «Путевых картинах» Гейне. Министр финансов до начала рождественских каникул представлял в парламент сметный проект литературного производства на следующий год: романов предполагается создать столько-то, стихотворений и поэм столько-то… дефицит прозаического жанра будет покрыт путем дополнительного финансирования ста исторических трудов. Правящее большинство горой стояло за прозу, в то время как представители левой оппозиции настойчиво добивались более широкого развития стихотворства.

Акции и вклады Национального банка котировались все выше на иностранных биржах. Курс местной валюты превысил уже стоимость фунта стерлингов, хотя всего еще несколько лет назад она довольствовалась в коммерческих ведомостях соседством с португальским эскудо. Каждая новая книга вызывала повышение курса, да что там книга — каждая удачная фраза и стихотворная строчка. Стоило автору какого-нибудь научного труда или предисловия ошибиться в цитате, курс тотчас понижался на несколько пунктов.

Уровень благосостояния возрос до такой степени, что дальше, кажется, некуда. Погреба и кладовые ломились от припасов. В сельских лачугах стоял запах вареной говядины, тонкие вина весело бродили в бочках. Домашние хозяйки больше не жаловались на дороговизну, а наперебой похвалялись друг перед другом шкафами, набитыми голландскими простынями и парчовыми покрывалами, банками с разными соленьями и вареньями, шкатулками, полными блестящих колечек и сверкающих камешков.

Но в один прекрасный день разразилась катастрофа. Без всякой видимой причины курс национальной валюты неожиданно сполз далеко вниз. Проходили недели, а падение все продолжалось; речь шла, таким образом, не об обычном потрясении на бирже.

Что же случилось? Никто не мог вразумительно ответить на этот вопрос. Домашние хозяйки сваливали вину за случившееся на необразованность низших классов, а также на чрезмерно открытые декольте, вошедшие в моду этой зимой.

Истинные причины бедствия, если таковые имелись, должны были, разумеется, носить литературный характер. Между тем академии и общества, весь сложный литературно-бюрократический механизм работал безупречно. Все исправно катилось по своим рельсам.

Было решено произвести тщательное расследование, порученное специально созданной комиссии, куда вошли лучшие критики. Надо сказать, что оно так и не дало никаких результатов.

В заключении критиков говорилось, правда, что целый ряд писателей высказывает такие вывороченные мысли, их фантазия так необузданна, а мозги у их персонажей так вывихнуты и вытворяют эти персонажи такие безобразия, что, вместо того чтобы доставлять радость, книги этих авторов делают читателя еще более несчастным, заставляют его мрачно смотреть на мир, так что в конце концов читателям это надоело и они не хотят больше видеть в книгах чудодейственный источник духовного очищения.

Право же, искусство не может быть единственной опорой национального благосостояния.