Он пытался идти быстрее, но при каждом новом шаге кровь из раны на левой стопе начинала хлестать еще сильнее. Он прыгал на одной ноге или шел, подпрыгивая, стараясь не наступать на нее, при этом стекло все глубже впивалось в правую ногу. Он поднялся на тридцать четвертый этаж, где, по крайней мере, мог спрятаться в своей крепости.

Прямо за дверью раздались выстрелы. Он остановился на лестнице, приподняв левую ногу. Рана кровоточила, боль усиливалась. Завтра он вообще не сможет стоять. Он встал обеими ногами на бетонный пол, перевел дух и рывком открыл дверь.

Свет был включен. Звук открывшейся двери заставил обернуться девушку, стоявшую посередине комнаты. Она застыла в нерешительности, напуганная внезапным появлением Лиленда. Короткая автоматическая очередь отбросила ее на стол позади нее.

Послышался грохот другого автомата, и Лиленд увидел, как слева от него подпрыгнули и разлетелись вдребезги потолочные панели. Лиленд мог спрятаться на лестнице только в том случае, если никто не обнаружит его там, спускаясь или поднимаясь. Передвигаясь на четвереньках, он спрятался за стол. Он знал, откуда стреляли; из северо-восточного угла, рядом с его укреплением. Он переполз западнее, к другому столу, пригнул голову и выстрелил из «томпсона» в тот момент, когда парень прыжком попытался преодолеть заграждение, устроенное Лилендом.

Он там один? Вокруг ступней Лиленда образовались лужи крови. Пластиковая взрывчатка с детонаторами, которую он прикрепил к пожарной сигнализации, была справа от него и вне досягаемости. Преодолев некоторое расстояние, он еще раз выстрелил по своей крепости и пригнулся. Пока парень стрелял в ответ, он достал из вещмешка последний пластиковый пакет, вставил внутрь детонатор и придал ему форму шара. Еще немного — и парень придет в себя, передаст по рации о своем местонахождении и запросит помощи.

Лиленд продвинулся еще немного. Теперь на его счету было четверо убитых, что само по себе было неплохо, учитывая неравенство сил. Пластиковая взрывчатка обладала мощным разрушительным действием, слишком мощным для сейфа, что, как казалось Лиленду, делало ее применение в данном случае просто бессмысленным. Сейчас парень возьмет рацию. Лиленд пригнул голову и выстрелил, стараясь пробить им же созданную линию обороны. Он сдвинул три-четыре стола ближе к северо-западному углу, чтобы видеть пожарную сигнализацию с прикрепленной к ней взрывчаткой. Парень выстрелил опять, разбив окно позади Лиленда. Полицейские внизу наверняка балдели от всего, что здесь происходило. Ну кто из них не любит побывать в перестрелке?! Поэтому, когда они слышат выстрелы и не могут принять личное участие в стычке, они просто сходят с ума от ярости.

— Эй, подонок! Говоришь по-английски?

— Говорю, падаль.

— Тогда хорошенько посмотри на лампы пожарной сигнализации возле лифтов!

Тот засмеялся:

— Я смотрел этот фильм, «Сержант Йорк» он называется. Там Гарри Купер изображал, как кричит птица.

Лиленд не это имел в виду, но вдруг вспомнил, как старик внизу кричал по-птичьи. Что эти люди могли сделать с ним?

— Посмотри еще раз, болван!

Лиленд видел, как он поднял голову.

— Стой! — закричал парень. — Не стреляй!

Лиленд уже приноровился к «томпсону». Первые пули угодили парню в шею и грудь, потащили его назад, прошли насквозь и вдребезги разбили окно сзади него. Лиленд встал и разрядил в него всю обойму, не давая упасть. Пятясь назад, парень наткнулся на разбитое окно и вывалился, упав вниз с высоты трехсот сорока футов. Лиленд еще раз взглянул на пластиковую взрывчатку. Парень все понял, и это насмерть перепугало нового товарища Скезикса по несчастью. «Ладно, взрывчатка может подождать, сначала надо заняться ногами. Но как?»

Выходя с этажа, он бросил «томпсон» и поднял автомат Калашникова — наконец-то! — и три полные обоймы к нему.

Лиленд спустился на тридцать третий этаж в поисках офиса, аналогичного офису дочери, в надежде найти там что-нибудь еще, помимо бумаги, полотенец и косметических салфеток. Он шел, но ходьба усиливала кровотечение. Он держался южной стороны, считая, что сейчас банду больше занимал бульвар Уилшир, где стояла патрульная машина.

Он извлек последний кусок стекла из правой ступни и стал рассматривать левую. Порез проходил по подошве немного ниже пальцев; он был рваный и глубокий. Давно он не видел на себе таких ран. Если ее обработать как положено, порез быстро заживет. Но сможет ли он найти что-нибудь подходящее для временной повязки? Он вспомнил, что лучшие офисы размещались в углу.

Он нашел турецкое полотенце, сложил его пополам и попытался перевязать ногу, но оно оказалось коротким. В нем опять закипала ярость. Он хотел убить всех их! Затем вдруг понял, что рад, потому что все-таки не убил.

Он остановил себя. Сначала надо было перевязать ногу. Он сел и огляделся — где, черт возьми, он находится? Это — служебный кабинет. На одной ноге он проскакал через комнату к столу и взял пригоршню круглых резинок. «Хорошо. Ловко сработано!» Толстое полотенце смягчало давление резинок.

Теперь ему было интересно послушать, что происходит в эфире. На двадцать шестой было тихо. Он переключился на девятую.

— Ответьте, — шептал голос. Это был глубокий голос молодого негра без всякого акцента обитателя гетто. — Если человек, просивший по рации о помощи, слышит меня, пусть подтвердит это по возможности.

Лиленд нажал на кнопку:

— Вас понял. Слушайте: семь иностранных националистов, вооруженных автоматами, имеющих взрывчатку и, возможно, еще что-то, взяли в заложники примерно семьдесят пять гражданских, которых удерживают на тридцать втором этаже. Одного они убили. Его труп лежит на сороковом этаже. Помимо двух пташек, слетевших прямиком на землю, я убил еще троих, в том числе двух женщин.

Пауза.

— Вы не хотите назвать себя?

— Не могу. Когда представится случай, я сброшу вам свой бумажник.

— Что вы еще можете сказать?

— Главарь банды — немец по имени Антон Грубер, иначе Антонио Рохас, или Кровавый Малыш Тони, объявлен к розыску в ФРГ. У него достаточно взрывчатки, чтобы сровнять здание с землей, что, по-видимому, он и сделает, если не получит то, что ему нужно. Но я забрал у них детонаторы.

— Выбросьте их.

— Сейчас не могу этого сделать и думаю, это неразумно. Пока он надеется поймать меня и выяснить, где детонаторы, он не пустит в ход свою последнюю карту — заложников.

— Вы говорите так, словно знаете что-то. Я хочу, чтобы вы выбросили детонаторы. Первейшая задача — по возможности, предотвратить несчастье.

— Это я и пытаюсь делать, если они не поймают меня. Я вот что хочу сказать. Они заблокировали лифты на тридцать втором этаже. Если вы начнете пробиваться, сверху или снизу, они начнут убивать женщин и детей. Позвоните своему начальству и спросите, хочется ли ему, чтобы на Рождество в городе расстреливали детей?

— Послушайте меня...

— Нет, это вы меня послушайте: я ранен, и по кровавому следу они ищут меня. Но я принял меры и больше следов не оставлю. Я хочу сам себя защищать и остаться в живых.

Он выключил рацию. Что-то он засиделся на одном месте. Надо было собраться и заново оценить сложившуюся ситуацию. Ему хотелось еще пообщаться с полицией.

Он хромал, но передвигаться мог. Это было похоже на хождение по хлебным булкам. Ощущение в левой ноге было такое, словно ее разрезали пополам. Он почувствует, если кровь опять начнет идти. Он поднимался по юго-восточной лестнице, ускорив шаг, чтобы быстрее проскочить тридцать четвертый этаж, потом пошел медленнее, с трудом преодолев следующие два этажа. Он очень устал, и ему требовался отдых.

Из всех самолетов, с которыми он имел дело после войны, лучшей была «Сессна-310». Во время войны он летал на различных моделях, начиная с учебных самолетов; затем — «Сандерболт», грозное чудовище, на котором было очень тяжело садиться, и «Мустанг», лучший из поршневых самолетов, обладавший неограниченными возможностями. Он чувствовал себя на седьмом небе от счастья, когда думал о самолетах и о том, что может летать. Однажды он прилетел на своей «Сессне» в конце рабочего дня, высадил коммивояжера и вырулил обратно на взлетно-посадочную полосу. Дежурный диспетчер пожелал ему счастливого полета — он знал, какое хорошее настроение было у Лиленда в тот день...