Она не издала ни звука протеста, когда он снял с нее жакет, и затрепетала при прикосновении его пальцев к обнаженным рукам. Ее тело натянулось как струна, когда он нащупал и расстегнул застежку ажурного бюстгальтера, обнажив грудь Зои. Соски были уже твердыми и набухшими. Резкий крик сорвался с ее губ от легкого прикосновения его большого пальца к одному из них. Она инстинктивно выгнулась, позволяя Алексису продолжить игру. Когда он взял в рот ее сосок, все внутри Зои перевернулось. Легкий стон сладкой муки сорвался с ее приоткрытых уст.
Алексис оторвался от Зои и сложил руки чашечкой, нежно лелея в ней ее грудь. Что-то неуловимое, эротическое взбудоражило ей кровь, она хлынула по ее сосудам раскаленной лавой.
— Ты прекрасна, — пробормотал он. — Такая же, какой была Афродита, когда впервые вышла из морской пены. Я хочу познать каждый дюйм твоего тела, агапи му[6]. Познать так, как мужчина может познать женщину. Я хочу чувствовать твой трепет под собой, когда возьму тебя, слышать твой крик восторга. Но не здесь, не так.
Он оставил последний легкий поцелуй на ее губах и встал.
Зои оставалась недвижима. Только сейчас она начала осознавать, как далеко позволила ему зайти. Желание не утихало, она горела огнем. Однако одновременно в ней зашевелилось чувство стыда и унижения. Три дня! Понадобилось всего три дня! Как могла она так быстро сдаться и увлечь себя такими дешевыми эмоциями?
Алексис нахмурил брови.
— В чем дело?
Ее губы одеревенели. Потребовалось большое усилие, чтобы произнести:
— Прошу прощения. Я не должна была выпускать ситуацию из-под контроля. Мне нельзя позволять себе такое.
— Почему нет? — спросил он требовательно. — Потому что я сказал, что хочу заняться этим в другом месте? Мы можем остаться здесь, если хочешь.
— Дело не в этом. — Она собралась с силами и резко поднялась. Ее неприятно поразило, что ноги ее были ватными и не слушались.
Отойдя немного, Алексис пристально смотрел на нее.
Она глубоко вздохнула и продолжила:
— Мне бы хотелось забыть обо всем случившемся.
— В самом деле? А если я решу по-другому?
Гнев Зои внезапно вырвался наружу.
— Ты думаешь, тебе достаточно только свистнуть? Так знай: этого вряд ли достаточно, чтобы история имела продолжение!.. Я просто на некоторое время утратила чувство реальности, а ты… О тебе нельзя сказать, что ты неопытен в… в…
— …в искусстве любви, — закончил Алексис самодовольно. — Сомневаюсь, что ты также ответила бы мне, будь я неопытен. Советую тебе не играть в подобные игры с мужчинами.
— Это была не игра, — бросила она. — Я ничего не могла с собой поделать. Мое признание может удовлетворить по крайней мере твое самолюбие. Если бы ты не остановился и не дал мне одуматься, сейчас, по всей вероятности, все было бы закончено. И если ты ищешь виновного в том, что ты не пошел дальше, обвиняй только себя.
— Могу тебя заверить, — сказал он напряженно, — что ничего еще не закончено. Мы только начали. Или ты хотела, чтобы я разорвал на тебе одежду здесь и сейчас и взял тебя на полу, как проститутку?
Ее лицо залила краска.
— А ты разве не так видишь меня? — спросила она тихо. — Девушкой свободных нравов, как говорят у меня на родине. Если это может служить каким-то объяснением, то мне очень стыдно за то, как я вела себя сегодня. Я потеряла голову, и мне нет оправдания.
На лице Алексиса появилась сардоническая улыбка.
— Я тоже могу найти некоторое оправдание своему поведению, — сказал он. — Что касается тебя, ты мне кажешься очень красивой и желанной молодой женщиной, с сильной волей, которой я восхищаюсь, хотя и сожалею о ней. Я все еще хочу тебя — возможно, даже больше, потому что ты дала мне отпор.
— Я не хотела отказывать тебе. Правда.
— Но ты сделала это. — Его губы вытянулись в жесткую линию. — Ты должна быть не высокого мнения о человеке, который хотел взять тебя, прекрасно зная, что ты этого не хочешь. Сегодня я отпускаю тебя, но не жди от меня воздержанности в дальнейшем. В следующий раз мы займемся любовью и дойдем до конца, потому что ты тоже хочешь этого. — Он остановился, оценивая ее реакцию. — Что, не веришь мне?
Она беспомощно развела руки.
— Не знаю, что и думать.
— А ты не думай! Согласись, ведь каждый из нас чувствует к другому одно и то же.
Не совсем, подумала она про себя. Совсем не одно и то же. То, что она чувствовала к Алексису, было намного глубже, чем простое физическое влечение. Она должна подумать, серьезно подумать о своем пребывании на «Мимозе», потому что не было никакого сомнения в том, что означают его слова. Если она останется, то может получить внешне довольно приятную связь, которая на самом деле опустошит и разрушит ее. А зачем это нужно? Стоят ли отношения, которые он ей предлагает, тех страданий, которые обязательно последуют? Она сделала огромное усилие, чтобы подавить внутренний голос, шептавший «да».
— Хочу пожелать тебе спокойной ночи, — произнесла Зои, машинально протягивая руку за жакетом.
— Я не позволю тебе совершить ошибку, Зои: мы принадлежим друг другу, ты и я.
— На какой, интересно, срок? — спросила она беззвучно. Человек, подобный Алексису, мог получить свое и легко забыть о случившемся, однако она была неспособна на такие короткие отношения.
Было уже около семи утра. Проведя бессонную ночь, Зои ни на йоту не приблизилась к разрешению мучившего ее вопроса: уехать или остаться… София посмотрела на нее с некоторым беспокойством, когда они встретились на веранде за завтраком.
— Ты странно выглядишь, — объявила она. — Плохо себя чувствуешь?
Зои натянуто улыбнулась и пожала плечами.
— Немного нездоровится. Не стоит беспокоиться обо мне. Что ты собираешься сегодня делать?
— Думаю, мы могли бы поехать к моей тете.
— А сюда твои родственники вообще-то приезжают? — спросила Зои с любопытством.
— Нет, пока Алексис сам этого не захочет. Иногда он устраивает подобные встречи, но надо признать: мы не так близки, как другие семьи в Греции. Это все из-за зависти к положению Алексиса и его состоянию…
— Ты хочешь сказать, что некоторые из ваших родственников менее состоятельны?
― Нет. — София сделала извиняющийся жест. ― То есть да ― сказала она уже по-английски.
― Мы не обязаны все время говорить по-английски, — отозвалась Зои. — Мой греческий не станет лучше без практики. — И, тщательно выговаривая каждое слово, она прибавила по-гречески: — Боро на телефониссо хин Англия паракало[7].
София зааплодировала.
― Конечно, отчего же нет! Алексис недавно ушел, так что ты можешь воспользоваться телефоном в его кабинете. Твои родители, наверное беспокоятся?
— Ты бы еще больше беспокоились, если бы узнали, в какой ситуации оказалась их дочь, подумала Зои. Но этого она не собиралась им рассказывать. Сначала сама должна разобраться во всем, только вот как — ответа не было. Боль под ложечкой напоминала о прошлой ночи. Ее сопротивление Алексису было настолько слабым, что выглядело простым притворством. Он с самого начала понял, что Зои чувствует к нему. Она должна быть благодарна ему за то, что он не пошел до конца, ведь многие женщины, вероятно, считали большим счастьем оказаться в постели с Алексисом.
К сожалению, и Зои являлась одной из них. Страсть есть страсть, она все равно выдаст ее когда-нибудь. Если бы Алексис действительно захотел, он мог бы наслаждаться ее телом, пока ему не надоело бы. Конечно, сейчас не то время, когда рабыни предоставляли такие услуги по приказу, но он бы свое получил, это точно.
Он и зашел так далеко, как хотел… Интересно, думает ли он о ней сейчас, при свете дня? Зои отмахнулась от этой мысли: слишком тяжело и мучительно возвращаться ко всему этому…
Она позвонила домой.
― Я так рада слышать твой голос, ― сказала мама. — Связь плохая, я тебя едва слышу. У нас опять дожди… Нет смысла, наверное, спрашивать, какая погода у вас.
