Опасаясь ка’ташунских снайперов, я летел в модифицированной пиранье. Обычно открытый верх скиммера скрывал тяжёлый купол без окон, даже кабина была полностью закрыта. Мой пилот ориентировался с помощью видеоэкранов и установленных на корпусе камер. Я не видел местность, пока приближался к пункту назначения, но мог представить, что проносится мимо. К тому времени мы уже отдалились от равнин и направлялись к горным джунглям: тёмно-красная листва, бурные реки и неровная земля. С одной стороны от меня шла магнитнолевитационная линия: колея, которая однажды соединит высокоскоростными монорельсами две крупнейших колонии на Киферии.

Инфраструктура. Вот с чего начинается Империя Тау. Когда я прибыл сюда, жизнь должна была бы вызвать у гуэ’ла стыд: машины изношены, городские центры больше похожи на осыпающиеся развалины. Они считали всё приемлемым, потому что не знали ничего другого. Я начал это менять. Вскоре на Киферии появились чистая питьевая вода и свежая пища. В нормальные здания поступало достаточно энергии. Но ка’ташунцы продолжали звать нас угнетателями. Они продолжали и тогда, когда я ехал к ущелью. Всё утро по радиоволнам передавался пиратский сигнал, в котором они брали на себя ответственность за атаку на станцию снабжения.

— Враг дрогнул, — вещал голос сквозь помехи. — Сегодня мы нанесли решительный удар во имя свободы, и в грядущие дни и недели сделаем это вновь. Мы не успокоимся, пока ксеносы не будут истреблены. Люди, крепитесь, ведь Император на нашей стороне. Его гнев близок, и скоро он избавит нас от притеснения тау!

Пока что никто не смог засечь источник передач. Это сводило с ума.

Машина замедлилась, купол откинулся. Выбравшись из заднего отсека пираньи, я сразу увидел Тан’бая. Как обычно, он прибыл раньше меня. Впервые я встретил Тан’бая в день начала аннексии Киферии и с тех пор считал идеалом касты воды. У него всегда была наготове нужная информация ещё до того, как я её запрашивал. А поведение было неизменно спокойным. Тан’бай словно никогда не испытывал тревог или сомнений. Когда он говорил, то предложения шли сплошным потоком без остановок и пауз для раздумий.

Руки Тан’бая были скрыты в широких рукавах мантии, когда он почтительно поклонился. В небе ярко светило оранжевое солнце, но безмятежное лицо скрывала тень огромной широкополой шляпы. После многих лет обучения дипломатии и межвидовым переговорам Тан’бай начал постоянно говорить о себе во множественном числе. В его голосе можно было услышать накопление политического капитала. Так, словно он говорил для блага всей расы тау.

— Шас’о почтил нас своим присутствием, — начал Тан’бай. — Хочет ли он услышать нашу начальную оценку предшествующих его появлению событий?

Он стоял так близко, что закрывал собой весь вид.

— Ну? — проворчал я. Не помню, когда последний раз спал больше четырёх часов. — Что случилось?

— Наш народ пострадал от очередной атаки отступников-гуэ’ла из септа Ка’Ташун. Небольшой контингент воинов огня, назначенных охранять это место, пал в бою и за доблестную оборону будет вспоминаться со всем должным почётом. Куда больше погибло представителей касты земли: инженеров и техников, участвовавших в построении магнитнолевитационного моста, который, к нашей великой печали, был полностью уничтожен.

Он покорно шагнул в сторону, пропуская меня вперёд. Ущелье Марэ’таа, если вы незнакомы с Киферией, это часть разделяющего большую часть континента разлома. Уж не знаю, давал ли кто-то название текущей по дну реке. В целом расстояние между стенами каньона очень велико, но конкретно здесь они близки. Соответственно это естественное место для создания моста магнитнолевитационной системы. Несколько месяцев назад я видел архитектурные планы. Я не эксперт, но мне они показались очень приятными с точки зрения эстетики. Ответственный за проект фио’о улыбался, когда описывал его, но что он бы делал сейчас? Завершённая часть моста подорвана неоднократными попаданиями ракет и самодельными взрывными устройствами. От грациозных белых арок и опорных колонн остался лишь почерневший смятый металлический каркас. С оседающих в реку обломков поднимались струйки едкого дыма.

А затем я увидел тела. Команда быстрого реагирования с почтением разделила их на две группы — с одной стороны каста земли, с другой — огня. В них павших организовали по рядам и колоннам в порядке от занимавших самые высокие посты до простых тружеников. Позднее в соответствии со старыми как само Высшее Благо традициями каст рабочих погребут в земле, а солдат кремируют. Полный порядок и спокойствие должны были бы принести мне хоть каплю покоя, но нет. Одно лишь число погибших разъедало такие чувства.

— Четыреста семьдесят семь убитых, — спокойно сообщил Тан’бай. — Раненых нет.

Я повернулся к нему.

— Значит выживших нет? Вообще?

Лицо дипломата осталось бесстрастным.

— Это часть причины, по которой мы попросили Шас’о прибыть лично.

От усиливающегося полуденного зноя я моргнул.

— Ну что ещё?

Несколько зданий продолжали сиротливо стоять рядом с уничтоженным мостом. Тан’бай провёл меня к зданию, где ещё недавно ремонтировали тяжёлое подъёмное оборудование. Теперь же там был наскоро организованный полевой штаб. Когда мы вошли, несколько воинов огня среднего ранга оторвались от важных дел, чтобы поклониться. Меня привели в маленький кабинет с двумя креслами перед большим видеоэкраном. На ближайшем столе лежало несколько металлических трубок разных размеров. Я сел, а Тан’бай закрыл дверь и выключил свет. Он вытащил информационный кристалл из скрытого кармана и, вставив его в разъём машины, беззвучно опустился в кресло рядом.

Мелькавшие передо мной сцены были записями, извлечёнными из повреждённых или уничтоженных дронов-охранников. Должно быть, они находились не только на самом мосту, но повсюду вокруг стройки, поскольку перспектива постоянно менялась. Сквозь их электронные глаза я с растущим ужасом наблюдал, как ка’ташунцы начали утреннюю атаку.

Никто не увидел первый залп, но услышали, скорее всего, все. Сначала раздался приглушённый грохот, а затем пронзительный вой. Многие из касты земли изумлённо оглядывались или поворачивались, чтобы спросить других, не слышали ли они что-то. А затем первая ракета врезалась в опорные колонны. Мост содрогнулся, и, когда рабочие побежали, часть настила сдвинулась. С ужасным, режущим уши звуком весь мост прогнулся вниз. Пытавшиеся спастись тау отчаянно пытались за что-нибудь уцепиться, но тщетно. С расширившимися от ужаса глазами рабочие падали вниз, вниз в ущелье, где разбивались об острые камни или тонули в бурном потоке.

Элемент неожиданности иссяк. В отличие от рабочих наши солдаты были спокойными, дисциплинированными. За считанные секунды они разделились на сплочённые отделения и начали стрелять в ответ. Импульсные ружья в клочья разрывали ветки потрескивающими энергетическими лучами. Теперь стреляли даже дроны, которые следовали программам и эскадронами объединялись в сеть. Но, несмотря на шквальный огонь, было невозможно сказать, попадали ли они на самом деле в таившихся под пологом джунглей ка’ташунцев. Тихий, упорядоченный утренний покой сменился какофонией битвы.

Всюду небольшие взрывы. В земле появлялись воронки от снарядов или тяжёлой картечи. Затем произошли две вещи. Рабочие начали хвататься за шею и тяжело оседать, а воины огня резко запрокидывали голову и замертво падали на землю. Появились облака густого красного дыма. Сначала я не понимал, что происходит. Было очевидно, что воинов огня выцеливают издалека снайперы. Однако, учитывая, как быстро погибали тау, вражеских стрелков должно было быть действительно много. Упавшие рабочие и инженеры хватали руками воздух и словно не замечали вокруг ничего. Их глаза лезли из орбит, а лица багровели. Внезапно один из касты земли забился так сильно, что я услышал треск его позвоночника. Нечто вырвалось из его рта и носа. Тело дёрнулось в последний раз, и рабочий затих. То же происходило со всеми. Каждый тау без спецкостюма защиты от окружающей среды, похоже, задыхался в эпилептическом припадке. Дрейфующие вокруг клубы красного дыма становились всё гуще.