Меня скрутило от боли, нечем было дышать, но я решил сократить разрыв между мной и моим мучителем, даже если для этого я должен был бы ползти на руках и коленях:

— Думаешь, что сможешь прикончить меня? Хорошо… удачи, малец. Лучшие монстры, чем ты…

Я чувствовал как ломаются мои ребра, одно за другим. Моя аугметическая рука трещала и шипела, превратившись в мертвый груз, висящий на моем плече. Я лежал на земле джунглей, не понимая, как я там оказался. На моих глазах были слезы, а в горле кровь. И пробившись сквозь туман черных и красных пятен, я увидел, как Кайденс ударил кулаком, и почувствовал, словно он пробил справа мою грудь и сдавил мое чертово сердце.

И тут случилось кое-что удивительное.

Я почувствовал тепло восходящего солнца, увидел первый его луч, проникший под купол джунглей надо мной. И там, где красные лучи коснулись моего противника, они показали его настоящее обличие, так же, как пламя огня в деревне.

Кайденс Лунный Блеск — мальчик в белой одежде — исчез. Но в нескольких шагах позади него, выявленный солнечным светом, вихрился ужас.

Я не мог видеть всего монстра. Части его все еще были скрыты от меня в тени. Но я мог разглядеть грубую фиолетовую шкуру, шесть конечностей, которые, возможно, были рукам или ногами, и зияющую, слюнявую пасть, которая, казалось, занимала всю огромную голову монстра — или демона.

Я мог разглядеть единственный красный глаз, громоздящийся над огромной пастью. И он уставился на меня, поскольку понял, что я увидел его при ярком свете.

Поскольку мой Катачанский Клык лег в здоровую руку.

Поскольку он полетел прямо в эту большую, яркую цель.

Это был бросок всей жизни. Мой клинок ударил точно в глаз демона, проникая в его черный зрачок. Он вошел по рукоятку. И демон, который был Кайденсом Лунным Блеском, секунду смотрел на меня, с выражением, которое я бы назвал удивлением.

А затем он взорвался ливнем фиолетового пепла.

Я не знаю, сколько часов я пролежал лицом вниз там, в джунглях.

Я не мог поднять головы, не мог шевельнуть ногами без боли в сломанных костях. Мои внутренности были словно желе, и большая часть моей аугметики была сломана. Я умирал.

И если я не смогу в скором времени уползти, то много хищников, собравшихся, как я знал, в густом кустарнике, с готовностью и нетерпением жаждали помочь в моем последнем пути.

Я не волновался. Я был далек от этого.

Я знал, что мои люди были поблизости. Я знал, что они не прекратят искать меня. И знал, что, независимо от того, что для этого потребуется, они найдут меня. Они отнесут меня к хирургам, так же, как они делали это сто раз прежде.

Я мог им доверять.

И когда я услышал их отдаленные шаги, я еще был в состоянии улыбаться.

Фаддей моргнул, и мир с воплем исчез. Слепая тьма окружала его, заключая в грёзы о боли. Потом свет и ощущения нахлынули раскалённым потоком: белая комната, широкое лицо, глаза сверкают красным в тёмной пещере капюшона, землю раскалывают пылающие трещины, мокро от слёз, подобный красной буре гнев, рука с кольцами, а потом тьма и безмолвие.

Фаддей вновь моргнул и встретился взглядом с врагом. Чёрные глаза блестели на тупой лысой голове, на коже выжжены зазубренные узоры. Тело — тяжёлая груда твёрдых мускулов, покрытых потускневшей бронёй и обтянутых охряной спецодеждой. Голова склонена на бок, словно Фаддей замолчал на полуслове, и человек ждёт окончания. Ржавый металл покрывал стены, на освещённой болезненным жёлтым светом люмосфер поверхности которых были выцарапаны гибельные руны. Воздух пах кровью, потом и свежим мясом. Каждая деталь говорила Фаддею, что он стоит в логове врага, прямо перед ним.

Человек нахмурился и начал двигать губами, чтобы задать вопрос. И Фаддей ударил его кулаком в горло. Враг издал сдавленный крик, пошатнулся, ударился о перемазанную сажей стену и с рёвом бросился вперёд, пытаясь сбить его с ног. За миг перед ударом Фаддей крутанулся, схватил его за шею обеими руками и дёрнул, чувствуя, как громила проскальзывает мимо. С громким треском тело рухнуло на металлический пол и затихло.

Дрожащий от адреналина Фаддей глядел на труп у своих ног. Кожу мертвеца покрывали извилистые узоры татуировок и восьмиконечные выжженные клейма. Он посмотрел на свои руки. Пальцы и ладони обвивали татуировки: знаки погибели и богохульства, такие же, как и на руках человека, которого он только что убил. Фаддей провёл руками по телу, чувствуя шрамы на лице и лбу, кованый металл нагрудника и на поясе клинки с зубьями как у пилы. Паника охватила Фаддея, но он пытался взять себя в руки. Кто я? Внутри разума словно отворилась закрытая дверь, и воспоминания вернулись: он слуга Империума, сражающийся на войне теней и лжи. Осознание было похоже на прикосновение к голове холодной руки, оно успокаивало, уносило сомнения прочь. Фаддей знал, где он, и что он должен делать: он в самом сердце вражеской территории, далеко от помощи. Ему нужно найти вокс-передатчик, сообщить имперским войскам координаты точки эвакуации и добраться туда любой ценой. Но за этой важной потребностью крылось нечто ещё, нечто, что он никак не мог ухватить, нечто, скрывающееся в лабиринте его разума.

— Потерянный в земле проклятых, — прошептал Фаддей и побежал. Он мчался по узким туннелям, ныряя в тени, когда кто-то шёл мимо. Он видел, как извивались на их коже шрамы, слышал жестокий язык, на котором они переговаривались друг с другом. Отовсюду доносилось шипение и стук, когда кондиционеры перемещали зловонный воздух.

Добравшись до зала связи, Фаддей вытянул из ножен длинный зазубренный нож и стучал, пока не открыли. Из двери выглянул рядовой отступник в тёмной спецодежде: лицо скрыто за фабричной маской, лишь покрасневшие расширившиеся глаза видны сквозь грязное стекло. Фаддей слышал, как из комнаты доносится статика и искажённые звуки. Она была маленькой, пропахшей потом и озоном, вдоль стен тянулись консоли, а свет экранов пульсировал в такт звукам громкоговорителей. Всё словно замерло на один удар сердца.

Первым движением Фаддея стал косой удар ножом, который попал в шею отступника и рассёк её до кости. Что-то красное и тёплое забрызгало его лицо. Человек упал, и тёмная кровь ключом забила на пол. И в миг удара Фаддей шагнул вперёд. Его переполняли ужас и ярость: он чувствовал тяжесть в животе и медный привкус во рту. Он кричал. Долговязый человек с лицом как у иссохшего трупа вскочил с пистолетом в руках. Фаддей услышал треск и ощутил, как выстрелом опалило его висок. Он ушёл с линии огня, взмахнул ножом и вонзил его в шею человека. Умирая, еретик забился в судорогах, и Фаддей вырвал клинок в густом фонтане крови.

Он стоял в растекающейся луже и тяжело дышал, пока гнев затихал, а на его место возвращался страх. Шатаясь, Фаддей подошёл к консоли и осмотрел оборудование, в его разуме замелькали частоты и шифры. Руки двигались вдоль рычагов управления словно сами по себе, посылая координаты Падшего Шпиля в ничейных землях далеко от подземной крепости, где сейчас стоял Фаддей.

Он подобрал лазерный пистолет еретика и взял с трупов энергоэлементы. Фаддея тошнило от извилистых знаков и восьмиконечных звёзд, что были вырезаны на коже отступников. Он подумал о захлестнувшем его убийственном гневе: этот порыв казался чужим, словно кто-то прикасался к нему под кожей. От этого Фаддей чувствовал себя порченым, нечистым, словно знаки на его собственном теле были шрамами на душе. Он выбросил мысли из головы и вновь вскочил на ноги. Фаддей был уверен в одном: если он хочет жить, то нужно добраться до Падшего Шпиля. Он вышел из комнаты, закрыл дверь и побежал.

Из самой высокой башни твердыни имперского штаба полковник Августин Тарл взирал на разрушенный мир. Уже был закат, но небо всё ещё было мрачным и тёмно-коричневым, как грязный саван. Когда-то он смотрел отсюда на вереницу ульев, чьи стены вздымались к кобальтовым небесам подобно бронированным горам. Но от этих городов сейсмические заряды и плазменные боеголовки оставили лишь пепел и обломки, что словно замёрзшее море тянулись до самого горизонта: гребни волн из истерзанного металла, полные удлиняющихся теней впадины. Они назывались Пустошами Убийц — обширные ничейные земли в войне между Империумом и силами Хаоса на Хранксе.