Фристл Бристо предложил:

– Профессор, это решается элементарно: откройте набор во вторую группу, только для девушек!

Профессор Лонерган лишь махнул рукой:

– А кто их будет учить? Мне нельзя, это будет не учёба, а сплошное несчастье.

Отказываясь поверить, что старый профессор не способен кого-то чему-то научить, Филь сообразил, что тот считает себя неотразимым сердцеедом, и гыкнул, еле сдержав смех.

– Что ты тыкаешь так радостно, Фе? – поинтересовался у него профессор. – Ты уже готов дать мне ответ на вопрос, из чего состоит граница между чёрной и белой плоскостями?

Вопрос был задан на прошлом занятии в ответ на реплику Филя, что изучать свет – это неинтересно.

– Ещё нет, – признался он.

Эта граница оказалась не такой простой, как Филь поначалу считал, и пока все предложенные им ответы Лонерган на лету разбивал в пух и прах.

– Дайте сначала выбраться из того леса, куда вы уже нас загнали, – пробормотал он.

– Тогда уж сначала забраться в него, – кивнув, сказал профессор.

Он прошёлся по лаборатории и положил ладонь на чёрный ящик.

– Сегодня этой камерой-обскурой, демонстрацию которой я обещал в прошлый раз, мы заканчиваем с учением о тенях и углубляемся дальше в свет. Для выполнения домашнего задания вам понадобится книга Роджера Бэкона. В библиотеке есть пять копий, но предупреждаю: эта книга невероятной ценности, и за варварское обращение с ней я без малейших раздумий подпишу секулярный лист. Повторите, какое наказание ждёт виновника?

– Кнут по числу испорченных листов, – раздался в ответ хор мрачных голосов. – И переписывание испорченного.

– А при повторении?

– Опять кнут и переписывание всей книги в личное время, – ответил хор ещё более мрачно.

– А если в третий раз?

– Отлучение от Алексы!

Филь содрогнулся при мысли, что тогда придётся уехать отсюда. Кто-то, похоже, что Лофтус-Ляпсус, тихо сплюнул через левое плечо.

– Что ж, граничные условия пользования книгами вы усвоили, – удовлетворённо сказал профессор. – Тогда запишите домашнее задание!

Все зашуршали тетрадями из грубой бумаги с листами, прошитыми дешёвой бечёвкой. Император Флав не хотел тратить деньги на хорошую бумагу и заказал тетради Бумажной гильдии за смехотворную цену. Писали на них обломками графита, который каждый затачивал для себя и которого была навалена целая груда у кузни. Только контрольные работы писались здесь на нормальной бумаге перьями и чернилами.

– В лесах с густой листвой, – начал профессор Лонерган, – в ясные дни можно наблюдать удлинённые светлые пятна на земле. К следующей среде, то есть через пять дней, я жду от вас письменную работу с ответом на вопрос, почему эти пятна всегда овальные, а также короткое эссе на тему, как мы можем сравнить между собой силу двух источников света, к примеру свечи и масляной лампы. Задание понятно?

Разочарованный тем, что опять ничего интересного не предстоит, Филь буркнул в сердцах:

– Понятно… Понятно, что скука смертная!

Профессор остановил на нём взгляд.

– А специально для Фе, – продолжил он вкрадчиво, – я предлагаю ему разработать прибор, при помощи которого можно смотреть сквозь человека. Обещаю зачёт за весь раздел света, если он принесёт мне хотя бы эскиз.

Филь оторвался от писанины и вытаращился на профессора.

– Это ахинея, таких приборов не бывает!

– Бывают, – ласково улыбаясь, сказал профессор, – и когда я покажу, как его сделать, тебе станет горько и обидно, что ты сам до этого не додумался. Тогда, может, ты перестанешь, наконец, относиться к теории с пренебрежением.

Филь заморгал растерянно – профессор, казалось, не врал. Но сколько Филь ни копался в памяти, он не мог вспомнить ничего, что позволило бы построить такой прибор. Судя по лицам остальных, они ломали голову над тем же: ещё бы, так можно разом сдать весь скучный раздел!

– А может, есть желающие зачесть сразу и раздел воздуха? – предложил профессор погружённым в размышления ученикам. – Предлагаю сделку: я получаю развёрнутый ответ, почему это так, и ставлю зачёт без экзамена.

Это была уже цена, Филь аж привстал от предвкушения. Сидевший рядом Ян тоже заинтересовался, буравя профессора взглядом. Свет и воздух – эти разделы должны были изучаться до самых летних каникул. Все обратились в слух.

Гарантировав себе внимание, профессор Лонерган наполнил стоявший на столе стакан водой из кувшина, положил сверху лист чистой бумаги и перевернул стакан. Филь ожидал, что вода выльется, но бумага непостижимым образом не позволяла ей хлынуть на пол.

– Итак, – сказал профессор, держа перевёрнутый стакан за донышко. – Я жду объяснений!

Филь не спускал глаз с бумаги – как это могло быть? Он зажмурился, но, открыв глаза, увидел прежнюю картину: бумага висела будто приклеенная к граням стакана.

– Да это же фокус! – вскричал Николас Дафти, сидевший неподалёку от Ляпсуса. – Ребята, он нас дурит!

Николас был такой же скуластый, как Филь. Волосы он стриг ёжиком.

– Значит, не будет объяснений, – резюмировал профессор и, опять перевернув стакан, снял с него лист мокрой бумаги. Отправив бумагу в помойное ведро, он залпом выпил воду. – Чтобы ни у кого не оставалось сомнений!

В классе сделалось шумно. Все принялись торопливо спрашивать друг друга в надежде, что кто-то знает ответ. От злости, что объяснения не находятся, Филь покраснел. Ян искоса глянул на него.

– У тебя ничего? – спросил он чуть слышно.

– Ни проблеска, – простонал Филь и, сжав голову в ладонях, уставился на свою тетрадь.

Его толкнул в бок Ральф Фэйрмон.

– Слушай, Фе, – зашептал он. – Ты говорил, что путешествовал по морям, видел разные города. Неужели нигде не встречал такого? Вспомни! Если дадим ответ сейчас, можем забыть про Лонергана до конца года!

Филь удручённо помотал головой.

– Ну так ты и кузнец, наверное, такой же, – недовольно бросил сосед, – а твоя больная рука только для отвода глаз!

Узнав, что Филь умеет ковать металл, Ральф как-то захотел помериться с ним силой. Но Филь не зря махал почти два года кувалдой в Хальмстеме и прижал руку Ральфа к столешнице. Вот только его собственная рука взвыла от боли. Филь повредил её, когда впервые встретился с Яном Хозеком и тот дал совет, как сделать раковину, открывающую путь между Новым и Старым Светом. Ян давно извинился за свой необдуманный совет, но его последствия ещё преследовали Филя.

– Время вышло, – объявил профессор. – Вы упустили свой шанс перепрыгнуть через поджидающие вас препятствия. Теперь мы снова начнём перебираться через них медленно и печально. Возвращаемся к нашей камере-обскуре!

Успев отойти от разочарования и всласть развлёкшись камерой, класс покинул лабораторию, оживлённо галдя. Солнце уже скрылось, на улице мела поземка. Шагнув на лёд, в который превратился подтаявший накануне снег, Филь взмахнул руками и растянулся на спине.

– С-сатана, – выругался он и пожаловался рассмеявшемуся Яну: – Я никогда не привыкну к этому, я и снега-то не видел до одиннадцати лет!

Дул пронизывающий ветер, руки быстро коченели без рукавиц. Но рукавицы им должны были выдать только через неделю, в соответствии с указаниями Флава. Император экономил здесь на чём только мог, исключая профессуру, которой он платил, по слухам, бешеные деньги, чтобы удержать их в Алексе.

Двое друзей надвинули поглубже капюшоны, сунули руки в карманы и поспешили к далёкой трапезной. На полпути они наткнулись на Анну с Метой, торопившихся им навстречу.

– Мальчики, у нас хорошие новости, – сказала Мета, разрумянившаяся на морозе. – Схизматика не будет до понедельника!

– Он завтра с утра отчаливает в столицу, – пояснила Анна, приплясывая и хлопая себя по бокам. – Тривиум проговорился на лекции.

Ян спросил рассеянно:

– А что у нас завтра?