Закончив пугать миссис Бодли, они наняли кеб и покатили в Хэмпстед, небольшую деревушку в пригороде Лондона.
За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова. Гвинет была поглощена своими мыслями, а Харпер — мыслями о ней. Время от времени он тихо поглаживал ее по руке, негромко вздыхал и… продолжал молчать. Гвинет, казалось, не замечала ничего вокруг. В голове у нее пульсировало одно только имя — Брайент.
Оно отдавалось эхом в цокоте копыт, оно чудилось в каждом скрипе колес, оно не давало покоя взволнованной и смущенной душе Гвинет.
Она уже успела вспомнить, откуда ей знакомо это имя. Разумеется, по библиотеке, где в ящичке с монограммой «Уиллард Брайент» хранились рисунки садов в поместье Роузмаунт.
В то, что это может быть совпадением, она не верила. Когда кеб выкатил за пределы Лондона и мягкая пыль сменила звонкую брусчатку мостовых, мысли Гвинет перекинулись к Грейс, к их первой и единственной встрече. Ее Гвинет полюбила с первого взгляда, так же, как и Миртл, и неважно, что все их знакомство продолжалось не более пяти минут. Она успела полюбить Грейс, успела почувствовать ее страх и одиночество. Правда, тогда Грейс показалась ей похожей на молодую женщину, которая ищет возможности освободиться от мужа-тирана. Теперь Гвинет так уже не думала. Та пожилая леди, что бывала вместе с Грейс в салоне мадам Каррье, определенно подходила на роль ее хозяйки. Она же заплатила за пальто Грейс. И при этом пожилая леди постоянно скрывала свое лицо под вуалью. Что она хотела при этом скрыть? Зачем? И от кого?
Кто она сама, наконец?
Гвинет напрягла память, пытаясь во всех подробностях восстановить их разговор с Грейс.
«Она все время говорила о вас. Ее светлость, я имею в виду. Я знаю, что у вас есть сын и его зовут Марк, верно?»
Тогда Гвинет решила, что ее светлостью Грейс называет леди Октавию, и удивилась, поскольку та никогда не помнила имени Марка. На самом деле она, судя по всему, говорила о другой женщине, о леди Мэри Брайент.
Что бы это могло означать?
Чем больше подробностей всплывало в этой истории, тем запутаннее она начинала выглядеть.
И снова в голове у Гвинет прозвучал голос Грейс.
«Вы не знаете его, мисс. Он пойдет на что угодно, лишь бы остановить меня».
Мистер Великий-и-Могучий?
Гвинет почувствовала, как начинает стынуть кровь у нее в жилах. Как много времени потеряно, как много!
* * *
Они расплатились с кучером, вышли из кеба на вершине холма Миртл-Лейн и подождали, пока тот не укатил прочь. Как пояснил Харпер, ожидающий кеб может вызвать лишнее любопытство, и, когда придет время возвращаться домой, они просто наймут другой.
Стоял прозрачный, ясный, по-летнему теплый полдень. Солнце высушило промокшую за ночь листву, напоив воздух тонким ароматом свежей травы и зелени. Уже вернулись ласточки и стригли небесную синеву быстрыми взмахами своих острых, иссиня-черных крыльев. У подножия серой каменной стены, протянувшейся вдоль длинной улицы, распускались первые весенние цветы.
Гвинет посмотрела вперед, туда, где среди обширного парка проступали контуры большого элегантного здания.
Это был единственный коттедж во всей округе, и потому сомнений в том, куда им держать путь, у Гвинет и Харпера не возникало. Гвинет почему-то вспомнились слова Ричарда Мейтленда о том, что далеко не всегда самое потайное убежище оказывается самым безопасным. Этот коттедж не был уединенным. Он был изолированным, отрезанным от всего мира.
Голубое пальто Грейс по-прежнему висело на руке Гвинет, и она машинально расправила образовавшуюся на нем морщинку.
Словно это могло иметь какое-то значение.
— Готовы? — спросил Харпер, когда они подошли вплотную к коттеджу.
Гвинет сглотнула, опустила глаза и поспешно ответила:
— Готова.
Вблизи коттедж оказался меньше, чем представлялся издали, но был хорошо ухоженным и сверкал свежей краской. Однако при этом он выглядел покинутым, необитаемым, и чувство заброшенности только усиливал обширный сад, раскинувшийся вокруг строения. Трава в нем была не подстрижена, и в ней тут и там желтели прошлогодние листья. На клумбах поникли засохшие головки гиацинтов, примул и нарциссов — они увяли, так и не дождавшись, пока их срежет для букета чья-нибудь рука.
Харпер вытащил свой револьвер. По его сигналу Гвинет постучала в дверь подвешенным над ней молоточком, но на стук никто не ответил — что, впрочем, не показалось им слишком удивительным. Еще один кивок Харпера, и Гвинет повернула дверную ручку.
Дверь тихонько скрипнула и отворилась.
— Оставайтесь позади меня, — коротко распорядился Харпер, входя внутрь.
Нервы Гвинет были напряжены, и в холл она вступила, то и дело оглядываясь по сторонам. Поработав в госпитале, Гвинет на всю жизнь запомнила сладковатый, тошнотворный трупный запах и сейчас осторожно потянула ноздрями воздух, однако гниющей плотью в этом доме, слава богу, не пахло.
Харпер услышал ее облегченный вздох и быстро обшарил глазами все углы. Он тоже ожидал худшего и тоже вздохнул с облегчением.
— Где ваш пистолет? — спросил он.
Она вынула из сумочки пистолет и показала его Харперу:
— Со мной.
— Зачем вы носите с собой это пальто? Дайте его мне.
Он повесил пальто на крюк, прибитый возле двери, и жестом приказал Гвинет оставаться на месте. Обе двери, ведущие в комнаты, были раскрыты. Харпер заглянул в одну из них, затем во вторую, покачал головой и скрылся внутри.
— Здесь кто-то был, — сказал он, вернувшись спустя несколько минут. — Там все перевернуто вверх дном. Оставайтесь на месте, а я осмотрю дом снаружи.
После того, как Харпер ушел, Гвинет осторожно заглянула в раскрытую дверь. Несмотря на скудную обстановку, Гвинет догадалась, что это была гостиная. Все поверхности покрывал толстый слой пыли. Все ящики были вынуты, а их содержимое разбросано на полу. Кружевные салфетки валялись вперемежку с сорванными с карниза занавесками и катушками ниток. Гвинет покинула гостиную и перешла в комнату напротив, которая служила спальней. Здесь царил такой же беспорядок. Двигаясь быстро, но осторожно, Гвинет перебралась на заднюю половину дома. Здесь оказалась еще одна, совсем маленькая спальня, в которой тоже что-то искали.