— С тобой все в порядке? — прошептал он.

— Отпусти меня. Я хочу подняться, — голос у нее был ровным, лишенным каких-либо эмоций.

— Гвин…

— Дай же мне встать. Обещаю больше не устраивать тебе сцен.

Он откатился в сторону.

Гвинет поднялась на ноги, прошла к умывальнику, сполоснула лицо холодной водой. Джесон не встал, он только пошевелился на кровати, но и этого было достаточно, чтобы Гвинет быстро отошла к камину, уселась на стул и спросила холодным как лед тоном:

— Что дальше?

Джесон опустил голову и уставился на свои сцепленные пальцы.

— Я хотел бы взять свои слова обратно, — сказал он. — Я был не прав. Я знаю, сколько души ты вложила в Марка. Он не был бы таким прекрасным парнем, если бы у него не было такой замечательной матери, как ты.

Гвинет собиралась как можно дольше оставаться холодной и неприступной, но слова Джесона мгновенно пробили брешь в ее броне, и ей пришлось сдаться на милость победителя, а победителем, как всегда, оказался Джесон…

— О чем бы ты хотел узнать?

— Семь лет, Гвин. Я понимаю, их не вернешь, и все же мне хотелось бы знать все о вашей жизни с Найджелом Бэрри, — он выставил перед собой руки с раскрытыми ладонями, отвергая возражения со стороны Гвинет. — Поставь себя на мое место. Если бы ты потерял; семь лет в воспитании сына, тебе тоже хотелось бь знать все о его жизни, не так ли?

Возразить ему было сложно. Слова Джесона причинили Гвинет боль, но тем не менее она была благодарна ему за то, что он их нашел и сказал. Не в силах посмотреть ему в глаза, Гвинет уставилась на пламя в камине и ответила:

— Разумеется, эти годы были трудными для Марка. Найджел совершенно не интересовался им, но я думаю, что это пошло Марку только на пользу. К тому же, если ты помнишь, Найджела почти никогда не было дома. Он был офицером, хорошим офицером. Наверное, это было у него в крови, и, как мне кажется, армия была его единственной настоящей любовью. Иными словами, мы с Марком все время были предоставлены сами себе, — она немного помолчала, собираясь с мыслями. — Я надеялась, что наша жизнь изменится после того, как мы вернемся в Англию, но ошиблась. Мы оказались в доме Сэмюэля, а что он из себя представляет, ты уже знаешь. Найджел был инвалидом и не покидал кровать. Марта, жена Сэмюэля, старалась как могла, но она слишком боялась своего мужа. Что и говорить, наша с Марком жизнь в этом доме была безрадостной. И все же мне удалось найти способ хотя бы немного скрасить ее для сына. Я отправила Марка в школу при церкви, и там он почти весь день находился под присмотром нашего викария, ну а когда возвращался домой, мы с Мартой по очереди делали все, чтобы уберечь его от Сэмюэля.

Она надолго замолчала, вспоминая долгие прогулки с Марком. Они вынуждены были бродить по улицам, выжидая, пока Сэмюэль не только успеет напиться в «Черном монахе», но и уснуть, после чего им будет можно вернуться домой. Но даже в этих условиях они с Марком не теряли бодрости духа и чувства юмора. Они даже устраивали пари, например, пытались угадать, сколько раз дядя Сэмюэль рыгнет за ужином или сколько раз выругается…

— Не думай, что Марк был таким уж несчастным ребенком, — вновь заговорила Гвинет. — Тогда Сэм еще не знал о том, что Марк — не сын Найджела. Об этом ему стало известно лишь в последние недели перед смертью Найджела, когда тот начал терять сознание и бредить вслух. Ну а, узнав об этом, Сэмюэль, разумеется, сразу же начал искать способ избавиться от нас с Марком. Как только было продано маленькое имение, принадлежавшее Найджелу, я получила свою долю и немедленно уехала вместе с Марком в Лондон.

— Гвин, взгляни на меня.

Она ни за что не подняла бы на Джесона свои покрасневшие от слез глаза, если бы не гордость, заставившая ее сделать это.

Джесон смотрел на Гвинет сочувственно, с пониманием.

— Но твои письма к Триш… она уверяла нас, что ты вполне счастлива в доме Бэрри.

— А что, по-твоему, я должна была написать? — Голос Гвинет зазвенел от напряжения. — Мне не хотелось, чтобы нас с Марком начали жалеть, тем более что помочь нам вы все равно не могли. Как я уже говорила, главным в жизни для меня всегда был сын, и ради него я жила с Найджелом до самой его смерти. Когда я писала те письма, я еще не знала и не могла знать, сколько времени должно будет пройти до тех пор, пока я не стану свободна. Найджел был ранен в битве под Виторией. Доктор сказал, что ему осталось несколько месяцев, но ошибся. Найджел умирал почти целый год.

Она сглотнула, прежде чем продолжить:

— Мне казалось, что как только я вновь стану свободна, я буду петь и плакать от счастья. И мне пришлось поплакать, но не от счастья, а от безысходности.

Сейчас она тоже плакала, слезы медленно катились по ее щекам.

— Но я сумела пробить и эту стену. Сумела наладить новую жизнь — вдвоем с Марком, и мы с ним были счастливы. На первых порах мне казалось, что я не справлюсь. Но я справилась. И справлялась до того самого дня, пока в мой дом не постучался Гарри.

Джесон резко поднялся на ноги, подошел к окну и посмотрел в ночное небо.

— Вот уже год, как ты овдовела, — сказал он. — Почему бы тебе не переехать ко мне? — Он быстро отвернулся от окна и смотрел теперь в лицо Гвинет. — Почему бы нет, Гвин? Жены у меня нет, никто при этом не пострадает. Мне кажется, что так было бы правильно.

— Слишком поздно, — беспомощно пожала плечами Гвинет. — И слишком сложно. К тому же после Найджела я боюсь вверять себя и особенно Марка в чьи-то руки.

— Побойся бога, Гвинет! Это же мои руки! Не забывай, что я — отец Марка.

Гвинет молчала.

Джесон подошел, опустился перед Гвинет на корточки и сказал:

— Ничто не поздно, и ничто не сложно. Все очень просто на самом деле. Мы поженимся. Я обрету своего сына, а Марк — отца, который будет его любить и баловать. У него будет все, включая будущее. У тебя тоже. Я сделаю Марка счастливым. Я вас обоих сделаю счастливыми.

Она продолжала молча смотреть на него широко раскрытыми глазами.

— Ты слышишь меня, Гвин?

—Да.

— Ты должна понять, что у нас нет выбора, — отчеканил Джесон. — Марк — мой сын. Я не могу вновь потерять его. Я не желаю потерять его. Пути назад нет и быть не может.