Однажды в самом храме скрытным образом убили первосвященника Ионатана. Можно было заподозрить «ревнителей». Однако на этот раз ходили толки, что подлинный виновник преступления сам прокуратор. Было известно, что он не выносил первосвященника, так как тот давал ему советы и указания. Ионатан полагал, что имеет на это право, так как после разбирательства в Риме поддержал его назначение наместником. Таким образом, прокуратор воспользовался возможностью, какую предоставляла волна скрытных убийств. Нанял убийцу и избавился от обременительного благодетеля, уверенный в безнаказанности. Ибо кто мог доказать, что Ионатан не пал жертвой «ревнителей»?
Но тайные убийцы угрожали только единицам. Для спокойствия всей Иудеи гораздо опаснее было нечто иное: повсеместное ожидание Мессии. Жрецы — толкователи Писания уже издавна возглашали, что явится некогда предводитель, который установит царство счастья и справедливости, даст Израилю власть над всеми народами земли. Они возглашали также, что чем тяжелее время, чем сильнее обрушиваются на страну удары, тем ближе пришествие Мессии. Не удивительно, что эта мысль овладела сердцами и мыслями всех малых сих, сделалась их мечтой и надеждой. И не удивительно, что в Иудее постоянно появлялись «пророки» и «посланцы», мнимые «Мессии». Неизменно повторялось одно и то же, каждый из искусителей находил тысячи фанатически преданных сторонников. Весть, что Мессия уже у порога, молниеносно разносилась по всей стране, вызывая волну ликования. Тогда делом начинали интересоваться местные и римские власти. Искуситель стремительно исчезал, но в сердцах тех, которые за ним пошли, сохранялась глубокая убежденность, что это был все-таки предвестник истины; он не исчез навсегда, он вернется, когда только время наступит!
Наиболее трагически завершилось дело одного египтянина, который завоевал себе немалый авторитет среди иерусалимского плебса как чудотворец. Тысячи простаков отправились за ним к Масличной горе, чтобы увидеть, как по приказу пророка рухнут городские стены, они же войдут в столицу в триумфе и славе. Однако вместо ангельских труб они услышали хриплые рожки легионеров. На беззащитные массы ринулись римская конница и пехота. Несколько сотен сторонников пророка пали убитыми на горе, около двухсот заковали в кандалы.
Через несколько дней во дворе одного из храмов поднялся гам. Толпа бросилась на какого-то еврея-чужеземца, крича, что он оскорбляет Завет. Мнимому виновнику угрожала смерть. Однако рядом с храмовыми постройками возвышалась крепость, именуемая Антония, — творение Ирода Великого. Издавна там стоял римский гарнизон. Дежурный офицер тотчас явился со своими людьми, чтобы успокоить волнение в зародыше. Вооруженные солдаты с трудом отбили из рук толпы этого человека и забрали с собой.
Офицер не мог понять причину шумихи. Он заподозрил, что это и есть тот египтянин, который сбежал несколько дней назад. Однако задержанный с гордостью заявил:
— Я иудей, родом из Тарса Киликийского!
Он испросил позволения обратиться к толпе. Та приняла первые слова тарсийца воем:
— Пусть убирается! Смерть ему!
Разгневанный офицер решил добиться истины простым и издавна испытанным способом — плетью и пытками. Виновник волнения, уже лежа распростертым на полу, крикнул надзирающему за процедурой центуриону:
— Так у вас наказывают плетьми римских граждан, да еще без приговора?
Центурион тотчас же помчался за офицером. Тот быстро явился, вопрошая:
— Ты действительно римский гражданин?
А когда услышал утвердительный ответ, не мог сдержаться, чтобы и самому не похвалиться:
— Я заплатил за римское гражданство порядочный куш!
И услышал на это спокойный ответ:
— Я же родился римлянином!
Тарсийца (его звали Паулос или Павел) оставили в крепости до выяснения дела. Впрочем, его невозможно было выпустить, так как в случае новых волнений он вряд ли уцелел бы. Командир не мог понять, откуда такая ненависть у евреев к единоверцу? Представил его синедриону.
Но и в этом высоком собрании не было согласия относительно его вины. Ибо когда Павел заявил: «Я фарисей и, как все фарисеи, верую в воскресение плоти!» — члены упомянутой секты, заседающие в совете, тотчас выступили в защиту задержанного… Все это не умещалось в голове офицера, привыкшего распознавать дела и принимать решения с солдатской простотой. В довершение всего ему сообщили, что группа фанатиков приняла решение убить Павла, когда назавтра его поведут из Антонии в синедрион.
В ту же ночь Павла под сильной охраной отправили из Иерусалима в Цезарию, где пребывал прокуратор Феликс. О событиях в городе и личности задержанного гарнизонный начальник Антонии информировал в письме следующего содержания: «Клавдий Лисий приветствует уважаемого прокуратора Марка Антония Феликса.
Этого человека схватили евреи, собираясь его убить. Я освободил его со своими людьми, так как мне стало известно, что он римлянин. Я пытался понять причину обвинений и представил его синедриону. Выяснил, что речь шла о спорных вопросах их Завета. Но в этом нет ничего такого, что может повлечь за собой смерть или тюремное заключение. Поскольку мне стало известно, что на этого человека готовится покушение, я решил сразу же направить его к тебе. Равно его обвинителям я велел, чтобы изложили свои обвинения перед тобой. С приветом».
Пять дней спустя в Цезарии происходил допрос перед Феликсом. Обвинители утверждали: задержанный — распространитель заразы между евреями всего мира как глава секты назареян, он виновен также в осквернении храма. Эти обвинения Павел категорически отвергал. Феликс отложил дело.
Тюремный режим в Цезарии был мягким. Павел мог принимать посетителей. Руководителем новой секты заинтересовалась Друзилла, жена прокуратора. Будучи иудейкой, она лучше понимала религиозные разлады своего народа, нежели ее муж, которого занимали только политика и деньги. С мнением Друзиллы Феликс очень считался, не только потому, что она происходила из царского рода, но и потому, что недавно родила ему сына.
Однажды Павел предстал перед ними обоими. Феликс и Друзилла расспрашивали его о новом учении. Узник принялся убеждать их, что Мессия уже пришел много лет назад; следует вести справедливый и добродетельный образ жизни, памятуя о Судном дне, который ждет всех. Эти наставления наскучили Феликсу. Он сказал:
— Теперь можешь идти. Я вызову тебя в соответствующее время.
Феликс беседовал с Павлом еще несколько раз, но принимать окончательное решение не спешил. Он был занят делами поважнее. Вся Иудея бурлила. Неспокойно было даже в Цезарии. Здесь все время вспыхивали стычки между евреями и сирийцами. Конфликты возникали по вопросу о том, кому управлять городом. В создавшемся положении легкомысленно выпускать на свободу человека, который однажды уже вызвал серьезные волнения.
Так прошли два года. Наконец (это был уже 60 год) Феликса сняли с должности. Новым прокуратором стал Порций Фест. Тот намеревался начать свое правление с примирительного жеста в отношении иудеев. Он готов был, уступая их требованиям, направить Павла обратно в Иерусалим и там предать его суду. И тогда узник подал апелляцию прямо на имя императора: это право предоставлялось ему, как римскому гражданину. Итак, пришлось направить Павла в столицу.
Тем временем Феликса, недавнего властителя жизни и смерти всех жителей Иудеи, чуть было самого не отдали под суд. Цезарийские иудеи пожаловались на него императору, обвиняя его в различных злоупотреблениях. Однако Нерон, воспитанник Хайремона, не был другом иудеев. Жалобу не приняли. Кое-кто утверждал, что Феликса спасло ходатайство Палланта, ибо тот хотя уже и не участвовал в политической жизни, но еще пользовался значительным влиянием благодаря своему многомиллионному богатству. Наверняка помогло Феликсу то, что сирийцы и греки из Цезарии направили в Рим две отдельные депутации. Последним повезло, ибо греки попали к вольноотпущеннику Бериллу, который заведовал греческой канцелярией императоров. К грекам Нерон всегда был благосклонен. Поэтому депутация вернулась в Цезарию с истинным триумфом. Она добилась отмены предыдущего распоряжения, которое предоставляло иудеям и сирийцам такие же права в управлении городом. С этого момента полнотой гражданских прав в этой столице тогдашней Палестины разрешалось пользоваться только сирийцам.
