Он хотел, чтобы она задыхалась от желания, и потому принялся снова ласкать ее изысканнейшим образом, разжигая страсть.

– Снова? – спросил он с тихим смехом, знаменующим его мужской триумф.

– Гарет... – Дейрдре судорожно вздохнула, когда он вошел в нее. – Да, снова, – умоляющим тоном проговорила она, обвила его за шею руками и притянула к себе.

Но Рэтборн умел держать себя в руках и, казалось, получал какое-то извращенное наслаждение, избегая ее робких попыток довести его до края чувственной бездны. Это вынуждало ее проявлять отвагу, несвойственную ей, но восхищавшую его. Ее руки ласкали и дразнили его, слова, произнесенные нежным шепотом, доводили его страсть до точки кипения. Когда наконец он позволил их губам слиться в поцелуе, то ощутил пламя ее безмерного желания в этом влажном полураскрытом бутоне, и до сих пор сдерживаемая страсть взорвалась в нем...

Дейрдре быстро оделась и настороженно наблюдала за Рэтборном. Он неохотно натягивал на себя одежду.

– Что случилось с твоими волосами? – спросил он, и глаза его потемнели.

Дейрдре со смущенным видом дотронулась рукой до волнистых прядей на затылке и ответила как можно более непринужденным тоном:

– Я их отрезала, но сейчас хочу поговорить с тобой не об этом, и не пытайся отвлечь меня.

Теперь Дейрдре казалось, что ей не удастся достучаться до него, раз она не устояла перед его ласками. Она прикусила губу, гадая, уж не затеял ли он все это, чтобы избежать решающего разговора. Взглянув на Рэтборна, она почти утвердилась в своих подозрениях, потому что заметила насмешливый блеск в глубине его глаз. О да, она была права – права, как никогда!

– Ты не дал мне возможности сказать тебе: «Добро пожаловать домой».

Брови Рэтборна удивленно взметнулись вверх.

– Я не жалуюсь на отсутствие гостеприимства.

Видя, как румянец разливается по лицу жены, он довольно улыбнулся, затем взял соломинку и, прикусив ее, пристально посмотрел на Дейрдре.

– О, нет никакого смысла отчитывать тебя, – сказала она сердито. – У тебя найдется правдоподобное объяснение по любому поводу. Но то, что ты сделал со мной, было неправильно, несправедливо. Ты использовал мой страх за Армана, чтобы вырвать у меня согласие на брак.

Рэтборн лениво потянулся.

– Это было ошибкой, – заявил он спокойно, – импульсом, о котором я пожалел почти сразу же. Думаю, я слишком долго пробыл на секретной разведывательной службе, и в личной жизни мне трудно отказаться от методов, которые я использовал ранее. Прошу прощения.

На лице Дейрдре отразилось изумление:

– Ты был на секретной службе? Ты никогда ни слова не говорил мне об этом.

– Такова, моя дорогая, природа игры, мистерии плаща и шпаги. Для тебя было безопаснее не знать об этом, учитывая, что моя заинтересованность в тебе стала общественным достоянием.

– Что за ерунда! Вот твоя связь с миссис Дьюинтерс действительно стала общественным достоянием. И не пытайся это отрицать!

Рэтборн снисходительно посмотрел на жену, забавляясь ее горячностью.

– Неужто я мог бы тебя обмануть? Признаюсь, моей уязвленной гордости льстит твоя ревность.

Он заметил опасный блеск в глазах Дейрдре, и его улыбка стала еще шире:

– И все же мой фиктивный роман с Марией сыграл свою роль и помог защитить тебя от сплетен. Я много раз говорил тебе, что между нами ничего не было. Но ты ведь не слушала. Неужели стоит винить меня за то, что ты недостаточно в меня верила?

У этого человека был готов ответ на любой вопрос. Но Дейрдре решила вывести его на чистую воду.

– А для нее это тоже было удобно? Рэтборн снисходительно пожал плечами:

– Мария была одним из наших лучших агентов. Она понимала, какой опасности подвергается. Мы и прежде работали вместе.

Несколько минут Дейрдре молча смотрела на мужа. Он почти слышал, как работает ее мозг, как улавливает полученную информацию и перебирает его прошлые провинности одну за другой. Однако это его ничуть не обеспокоило. Он провел два месяца, отрабатывая и шлифуя свои ответы на все ее возможные обвинения.

– Почему же ты сейчас говоришь мне об этом? – спросила наконец Дейрдре.

– Потому что теперь это не представляет опасности. Бонапарт далеко, на острове Святой Елены. В Брюсселе ты была в опасности, потому что у порога стоял Наполеон со своими когортами. И потому тебе лучше было не знать о том, чем я занимаюсь. Но даже сейчас тебе стоит проявлять осторожность. У некоторых людей долгая память. Но я решил, что обязан тебе кое-что объяснить.

– Спасибо. Это очень благородно с твоей стороны, – язвительно заметила Дейрдре, скрывая улыбку.

Рэтборн молча смотрел, как она покусывает нижнюю губу. Он лишил ее козырей, повернул ветер в другую сторону, и ее паруса безвольно повисли, лишенные силы. Он заметил, что ее это не обрадовало.

– Теперь ты удовлетворена, моя любовь?

– Нет! Все это слишком хорошо складывается для тебя. Ее лицо прояснилось, и интуиция подсказала Рэтборну, что нужно соблюдать осторожность.

– Вернемся к Арману, – проговорила Дейрдре самым нежным голосом. – Если ты пожалел о своем намерении воспользоваться им, чтобы шантажировать меня, почему не сказал мне об этом сразу? Почему позволил подозревать самое худшее?

– Потому что любые объяснения потребовали бы времени, а у нас с тобой было всего два часа. И мне представлялось, что мы можем гораздо лучше распорядиться этим временем, чем ссориться из-за твоего брата. Ведь, слава Богу, это была наша брачная ночь!

– Но ты позволил мне думать, что он в безопасности, в то время как он был с тобой и...

– Знаю. Я избрал неверный путь. Но я не мог остановить мальчика и честно сделал то, что требовалось. Когда Арман был ранен, а это была всего лишь царапина, я поместил его в госпиталь и считал, что выполнил свой долг. С ним был О'Тул. Он оставил его не более чем на час, а когда вернулся, Арман исчез. Я не знал, что и думать. После битвы мы услышали, что он пал на поле боя вместе с другом, отправившимся помочь ему. Мы с О'Тулом искали его в ту ночь, но там было столько трупов и раненых... Можешь представить, что я передумал, поверив в смерть твоего брата? – добавил Рэтборн с мрачным выражением лица.

В эту часть истории Дейрдре, безусловно, поверила. Она внутренне содрогнулась, вспомнив события того дня и последовавшей за ним долгой ночи. Холодный ужас сковал ее душу.

– А роман Армана с твоей сестрой не имел никакого отношения к твоему решению отправить его в армию?

Рэтборн потемнел лицом, но ответил вполне непринужденно:

– Значит, вот что ты подумала! Меня не перестает удивлять то, как легко ты готова поверить в худшее. Нет. И решение вступить в армию принадлежало ему, а не мне. Ты можешь сколь угодно строго осуждать меня. Я это заслужил. Но по крайней мере не вини меня в том, что я желал зла твоему брату.

Дейрдре немного сконфузилась, и Рэтборн, заметив это, продолжал уже мягче:

– Господи, Дейрдре, я думаю, у меня есть оправдание – я сделал все возможное, чтобы обеспечить тебе защиту. Я знаю, ты скажешь, что я делал только то, что было угодно мне. Подумай еще раз. Ни один мужчина не пожелает быть связанным сженщиной, которая его ненавидит или, что еще хуже, равнодушна к нему. Я думал о твоем счастье столько же, сколько о своем собственном. Возможно, я вел себя бесцеремонно. Признаю, что это так, если ты это утверждаешь. Но только потому, что препятствия, которые мне приходилось преодолевать, были столь же нелепыми, сколь непреодолимыми. Я знал, что пять лет назад, когда я уезжал в Испанию, ты любила меня. Ты удивлена, Дейрдре? Я знал. Ни одна женщина не отвечала на мои поцелуи с такой безыскусностью, но и с такой страстью. Это меня воспламенило, пленило, поработило. И я думал, что смогу легко преодолеть твое сопротивление. Ноя не понимал, почему ты воздвигала барьеры между нами.

Рэтборн потянулся с кошачьей грацией, поднялся на ноги и подошел к открытому слуховому оконцу. Некоторое время он стоял там, повернувшись к Дейрдре спиной.