Летний муссон, дующий с юга, здесь именуют харифом. Он приносит дожди, во время которых голые склоны западнооманских холмов, где я стоял, одеваются чудесной тропической зеленью. В древности здешний климат был еще более влажен, и потому пресной воды имелось больше – оттого и возникла городская цивилизация, культурно утонченная благодаря океанским странствиям. Я сидел за рулем и ехал вдоль берега, пока не наткнулся на каменную хижину. Араб-хозяин, облаченный в просторную дишдашу и вышитую тюбетейку, заварил мне чаю на индийский лад: с молоком, пряностями – и приторный. Несколько раньше, в маленьком ресторане, я отведал кокосовых орехов, сдобренных порошком карри, а также местного супа, приправленного жгучим красным перцем и соевым соусом: снова обиходное влияние Индии и Китая на Аравию – ибо, если плыть морем, от Аравии до устья Инда будет ближе, чем до устья Евфрата.
Я посетил развалины Сумгурама, некогда богатой дофарской гавани в самом сердце ладанного пути. Между IV в. до н. э. и IV в. н. э. Сумгурам был одним из богатейших в мире портов. Надписи в луксорском храме богини Хатшепсуп упоминают о белом ладане «аль-ходжари», привозившемся отсюда и считавшемся лучшим на свете. О нем пишет и Марко Поло в своих путевых заметках [5]. Славился этот ладан даже в Китае.
Была пора, когда китайский порт Цюаньчжоу ежегодно получал почти четыреста фунтов ладана из другого приморского города в Дофаре – Аль-Балида, чья древняя оборонительная стена окружает руины более чем 50 средневековых мечетей. Аль-Балидские развалины еще обширнее сумгурамских; я мысленно воссоздал город таким, каким он был некогда. В Аль-Балиде, крупнейшем поселении, возникшем за 2000 лет до н. э., побывал Марко Поло (1285), дважды посещал его марокканский странник Ибн-Баттута (в 1329 и 1349 гг.). Оба они попали в Аль-Балид и покинули его на кораблях. Через весь Индийский океан дважды приводил китайский флотоводец Чжэн-Хэ в Аль-Балид свои парусники, полные сокровищ, – в 1421-м и 1431-м. Китайца приняли с распростертыми объятиями[8]. Гораздо раньше, на закате X столетия, арабский географ Аль-Мукаддаси, родившийся в Иерусалиме, звал оманские и йеменские гавани «преддверием Китая», а Красное море было известно как Китайское [6]. Плавая в обратном направлении, оманцы из Дофара и других южно-аравийских областей наведывались в Китай начиная с середины VIII в. В более поздние эпохи арабы, населявшие Аравийский полуостров, звали гавань Ачех на северо-западной оконечности Суматры – а это противоположный угол Индийского океана, далекая Ост-Индия, – «вратами, ведущими в Мекку» [7].
Океан и в самом деле казался небольшим.
«Оман – повсюду: в Китае, Индии, в Сингапуре и на Занзибаре», – сказал мне государственный служащий Абдуррахман аль-Салими в оманской столице, Маскате, во время приветственной церемонии. Угощали нас розовой водой, финиками, тягучей липкой халвой и горьким кофе, который сдобрили кардамоном и наливали из бронзового кофейника. На Абдуррахмане были белый тюрбан и дишдаша. Министр религиозных даров и пожертвований, с которым я тоже встретился, носил у пояса кинжал («ханджар»), усыпанный бриллиантами. Это – страна сознательно соблюдаемых традиций – традиций отнюдь не замкнутых, не чуждых окружающей жизни. Напротив: подобные обычаи связаны с мореходным самоощущением целого народа. Оно складывалось тысячелетиями не в отчуждении от всего окружающего мира, но во взаимодействии с ним. Оман служит примером тому, как глобализация наилучшим образом возникает на крепком самобытном фундаменте, способном выстоять под натиском разрушительных коммерческих сил. То, что может с первого взгляда показаться неопытному путешественнику пугающе средневековым, на самом деле отлично вписывается в картину современного мира.
Поездка на северо-восток, из Дофара в Маскат, занимает 12 часов. Ехать нужно по все более плоской местности, безжизненной, усеянной щебнем и обломками лавы, тянущейся вдоль моря и граничащей с южными пустынями Саудовской Аравии[9]. В прошлом – до недавних времен – подобное путешествие совершали под парусом. Как мореходы оманцы во многих отношениях – образцовые арабы. В течение всей обозримой истории они были столь влиятельны, что Аравийское море – северо-западный угол Индийского океана – когда-то именовалось Оманским. Легендарный Синдбад-мореход мог быть оманцем из Сохара, хотя отчаливал от пристани в Басре (Ирак). Поистине сказочные странствия Синдбада, совершенные между VIII и X вв., – еще одно свидетельство тому, насколько малым казался в Средние века великий Индийский океан благодаря ветрам и искусству арабских и персидских корабельщиков. Предполагают, что земли царя аль-Михраджана, обнаруженные Синдбадом во время первого путешествия, – остров Борнео в Южно-Китайском море, а чудовищную птицу Рух, виденную во время второго плавания, сравнивают с ныне вымершим мадагаскарским эпиорнисом. Арабский географ аль-Идриси, живший в XII в., полагал, что обезьяний остров (третье путешествие Синдбада) – это Сокотра, лежащая между Йеменом и Сомали. Есть мнение, что земли, населенные людоедами (четвертое путешествие), – Андаманские острова в Бенгальском заливе, если не еще более далекая Суматра.
Другой великий оманский мореплаватель, Ахмед Ибн-Маджид[10], мог быть лоцманом, который вел судно Васко да Гамы от Кении к Индии в 1498 г. Об этом человеке поговорим позднее. Оманцы заправляли работорговлей и еще в начале XIX в. властвовали над побережьем нынешних Кении, Танзании и Северного Мозамбика (так называемый берег Суахили). До 1958 г. они удерживали за собой на Аравийском море порт Гвадар в Белуджистане (Юго-Западный Пакистан). Оманские общины существуют в Индонезии: предки тамошних оманцев помогали донести ислам до самого Дальнего Востока.
С другой стороны, все страны, где оманцы побывали когда-либо, оставили свою печать и на Омане. Маскатские рынки (souks) изобилуют индийцами из Раджастана и Хайдарабада, чьи предки осели на земле Омана в XIX в. Покрой женского платья и расшитые мужские тюбетейки выдают влияние Занзибара и Белуджистана. Музыка и пляски по духу своему – занзибарские. Везде и всюду – китайский фарфор. Пекари – выходцы из Ирана и Йемена. Многие деловые люди – гуджаратцы из Северо-Западной Индии. Старинные щиты и броня оманских воинов явно походят на доспехи индийцев и зулусов, живших в Южной Африке. Слова, заимствованные из других языков, проникли в оманское наречие, и многие оманцы говорят по-арабски с суахильским акцентом. Глобализация пришла в Оман – как и во все прибрежные страны Индийского океана – в Древности и раннем Средневековье, то есть гораздо раньше, чем в иные края и земли. Этим и вызвано столь необычайное разнообразие.
Арабы известны Западу как обитатели пустынь, порождающих крайности мышления, арабам присущие. Но, как подтверждают торговля ладаном и весь остальной исторический опыт Омана, арабы также были и остаются великой расой мореплавателей, истинными провозвестниками космополитизма, бороздившими океанские воды за тысячи лет до Васко да Гамы. Обозревая весь период исламской экспансии, мы заметим следующее. «Один факт, – как пишет голландско-американский ученый Андрэ Винк в своей серии энциклопедических трудов “Аль-Хинд: становление индо-исламского мира”, – бросается в глаза: рост и развитие мировой экономики в бассейне Индийского океана – где Индия находится посередине, а Средний Восток и Китай служат динамическими полюсами – и вокруг него принимали благодаря непрерывной экономической, общественной и культурной интеграции все более… сложные очертания под эгидой ислама» [8].
«Сарацины, – как звал арабов сто лет тому назад британский географ сэр Хэлфорд Маккиндер, – создали великую империю, пользуясь двумя средствами передвижения, доступными в их землях: с одной стороны, конем и верблюдом, с другой стороны, кораблем. В разное время их флоты господствовали как в Средиземноморье – до самых испанских пределов, – так и на Индийском океане вплоть до Малайского архипелага» [9]. Этому способствовали трапециевидные очертания Аравийского полуострова. С трех сторон Аравия имеет протяженные побережья. Береговая линия тянется от Суэцкого залива до самого Красного моря, к проливу Баб-эль-Мандеб («Врата слез»). Потом она поднимается на 2000 км к северо-востоку, до Оманского залива, вдоль местностей, в минувшие эпохи бывших самыми плодородными и густонаселенными частями полуострова (Йемен, Гадрамауты, Дофар). Наконец, побережье стремится на север, вдоль Персидского залива до реки Шатт-эль-Араб в Ираке. Вверх по течению Шатт-эль-Араба находится река Тигр, на которой стоит Багдад, – поэтому во времена Аббасидского халифата, с VIII по XIII в., до самого монгольского нашествия и разорения, Багдад и Китай были связаны посредством Индийского океана. Исторические связи между народами было гораздо легче установить морским путем, чем пересекая негостеприимные пустыни.
