Усилиями тех, кто оставался в Петербурге, жизнь города не замирала, но пребывала в печальном состоянии. Вот, к примеру, прошение служащих санкт-петербургской типографии: «В 1727 году в августе месяце не было выдано ни жалованье, ни содержание за январскую и майскую трети, вследствие этого справщики с мастеровыми просили ради наступающего праздника Успения Богородицы выдать им рубля по два – по три на человека, чтобы с женами и детьми не исчезнуть гладом».

В январе 1730 года в Петербург пришло известие: в Москве умер от оспы пятнадцатилетний император Петр II.

Воцарение Анны Иоанновны. Засилье иностранцев у власти. Тяготы жизни в Петербурге. Нравы императорского двора. Свадьба в Ледяном доме. Труды Комиссии о Санкт-Петербургском строении. Дело Волынского. Дворцовый переворот 1741 года

В России и ее столице продолжались тяжелые времена «…ужасного и невыносимого режима, водворившегося в России после смерти Петра Великого, периодических переворотов и произвола русской олигархии, чередовавшейся с грубостью немецкой диктатуры», – писал К. Валишевский. Фактически власть в стране принадлежала Верховному тайному совету, в который входили несколько влиятельных вельмож из старой и новой, появившейся во времена Петра I, аристократии. Верховный тайный совет был учрежден в 1726 году, состав его менялся (в связи с опалой из него выбыли Петр Толстой, Александр Меншиков, князья Долгоруковы), но число членов не превышало семи-восьми человек.

После смерти Петра II Верховный тайный совет решил призвать на русский престол дочь старшего брата Петра I – Анну Иоанновну. За двадцать лет до этого она была выдана замуж за герцога Курляндского, овдовела и временами писала из Митавы[7] царственной родне в Россию, жалуясь на вдовью бедность и скудность. Ни умом, ни волей Анна Иоанновна не отличалась, и Верховный тайный совет счел, что она не станет помехой его власти. «Верховники» составили специальный документ – кондиции, которые лишали будущую императрицу реальной власти. Герцогиня Анна согласилась на все условия, подписала кондиции и приехала в Москву. Вероятно, сохранись эти условия в силе, Анна Иоанновна не оставила бы заметного следа в русской истории. Но на свою беду, в дело вмешалось дворянство. Бо́льшая часть дворян ненавидела вельможных «верховников», оттеснивших остальных от власти. А главное – большинство дворян, особенно в гвардии, не желало ограничения самодержавия, уравнивавшего в бесправии всех.

В феврале 1730 года в Москве к Анне Иоанновне явилась депутация дворян с прошением о роспуске Верховного тайного совета и о том, чтобы она приняла самодержавную власть. Упрашивать ее не пришлось. Неограниченное «самодержавство» было восстановлено. Поплатились за это все – не только «верховники», попавшие в опалу, но и все дворянство, вся Россия, которой предстояло пережить черные времена бироновщины. День коронации Анны Иоанновны был отмечен дурным предзнаменованием: небо над Москвой было багрово-красным, страшным. Это запомнилось.

В 1732 году императрица и ее двор переехали в Петербург. Миних устроил торжественную встречу. Поредевшее население города собралось, чтобы поглазеть на триумфальные ворота, иллюминацию, парад – таких праздников в столице не было давно. Доблестный генерал-фельдцехмейстер разработал церемониал встречи: «…Все полки вдруг на караул поставят и поход в барабаны ударят и десять минут продолжат, а потом все офицеры и рядовые, подняв шляпы вверх, будут ими махать и трижды вскричат: „Виват, Анна, великая императрица, виват, виват!“»

Иллюминация Миниха так понравилась императрице, что отныне устройство иллюминаций вменялось ему в обязанность. Прибыв в Петербург, она, подобно Петру I, начала призывать со всей России необходимых в столице людей. Кто же они? Вот отрывки из писем Анны Иоанновны в Москву и Переяславль: «У Загряжской в Москве живет одна княжна Вяземская; объяви ей, что я беру ее из милости, и в дороге вели ее беречь, а я беру ее для своей забавы: как сказывают, она много говорит…»; «…пришли сюда бедных дворянских девок; ты знаешь наш нрав, что мы таких жалуем, которые были бы лет по сорок и так же говорливы, как были княжны Настасья и Анисья».

Ограниченная, тщеславная Анна Иоанновна в молодости, при дворе Петра I, чувствовала себя приниженной и обделенной – и, став императрицей, жила в подозрительности и страхе. Русским аристократам она не доверяла и помнила, что восстановить «самодержавство» ей удалось главным образом благодаря поддержке гвардии. «Надобно привязать к себе эту гвардию, увеличить ее число и главное – сосредоточить всю власть в руках людей преданных, интересы которых неразрывны с интересами Анны, которым будет грозить беда, если власть перейдет к русской знати. Эти люди – иностранцы» (С. М. Соловьев).

Вместе с Анной Иоанновной и во все время ее правления в Россию прибывали на службу иностранцы, главным образом остзейские немцы из Прибалтики. Они заняли все командные должности в гвардии и в государственном аппарате, все доходные места. Такого засилья и торжества иностранцев Россия до той поры не знала. Главной привязанностью императрицы, единственным человеком, которому она во всем доверяла, был ее фаворит Эрнст Иоганн Бирон. В царствование Анны Иоанновны Бирон фактически стал правителем России.

За те несколько лет, в которые Петербург был покинут императорским двором и значительной частью жителей, он пришел в запустение и упадок. Даже в центральной части города строения перемежались с пустырями; деревянные мосты и набережные пришли в негодность. Разрушались сваи и щиты, которыми были укреплены берега рек: «и от того каналы заносит, и в тех местах також и по берегу Невы реки, при обывательских домах берега и мосты весьма попортились… и от такой долговременной непочинки пришли оные каналы и речки в такую худобу, что занесло землею в половину, от чего проход и мелким судам весьма с трудностью», – доносила Сенату в 1727 году канцелярия полицеймейстера Петербурга.

Мойка стала несудоходной, и в 1736–1739 годах пришлось проводить работы по очистке и углублению ее русла. В печальном состоянии находились каналы Васильевского острова, который по замыслу Петра I должен был уподобиться Венеции. Эти широкие заброшенные канавы, заполненные стоячей водой и грязью, источали зловоние. Жители окрестных домов сбрасывали в них мусор.

Но, несмотря на все тяготы жизни в Петербурге, население его увеличивалось. Город привлекал людей разных сословий, особенно после того, как сюда переселился императорский двор.

Петербург был притягателен не только для русского дворянства: «на ловлю счастья и чинов» сюда стремились иностранцы. Они смело могли рассчитывать на покровительство Анны Иоанновны и ее приближенных: Бирона, Остермана, Миниха.

Десятилетие правления Анны Иоанновны (1730–1740) – тяжелое время в истории Петербурга. В столице с особенной откровенностью проявились худшие свойства тех, кто пришел к власти: презрение к России, невежество и дикость в сочетании со спесью «цивилизаторов», жестокость и раболепство их русских приспешников, нетерпимость ко всякому проявлению национального чувства. У власти были временщики самого низменного свойства, и их мало заботило будущее города и страны.

Жизнь в Петербурге была неспокойной и опасной. В городе развелось множество разбойников. Они пробрались даже в казематы Петропавловской крепости, убили часового и унесли полковую казну. Грабителей стало так много, что гвардии приказано учредить на главных улицах постоянную патрульную службу.

В 1735 году пришлось вырубить лес на Фонтанке, в окрестностях Невского проспекта и вдоль Нарвской дороги, чтобы изгнать и выловить там шайки, которые «многих людей грабят и бьют». Для их поимки военная коллегия отрядила «пристойную партию драгун». Священник лютеранской церкви Св. Петра на Невском проспекте подал прошение о том, чтобы не переселяться в дом при церкви, пока соседние дома пустуют: «Я переехал бы туда, но опасаюсь недостатка в воде, злоумышленников и разных превратностей, случающихся обыкновенно с теми, кто живет далеко от соседей».