Когда коляска Рейвенсворта въехала в ворота Оукдейл-Корта, он обнаружил на подъездной дорожке и в конюшнях суматоху, какая бывает в гостиницах у большой дороги. Конюхи и лакеи в разнообразных ливреях сновали туда-сюда среди все прибывающих экипажей, которые высаживали многочисленных пассажиров и выгружали их багаж у парадной лестницы и на лужайке. Рейвенсворт никогда не видел ничего подобного – по крайней мере в Оукдейл-Корте – и подумал немного раздраженно, понимает ли Брайони, чего будет стоить разместить и накормить такое количество лошадей, не говоря уже о прислуге, которая нужна, чтобы обслуживать такую толпу народу.

Однако до того как поддаться этим невеселым мыслям, он обнаружил себя мишенью для сыплющихся со всех сторон добродушных шуток своих неженатых друзей, что он покинул их братство ради семейной мышеловки. Он благосклонно принимал их все, даже зашел настолько далеко, что рекомендовал институт брака самым закоренелым скептикам из старых закадычных друзей, которые недоверчиво качали головой из-за необъяснимого падения такого убежденного холостяка.

Он вошел в огромный зал, где были расставлены длинные столы, уставленные разнообразными деликатесами, которые могли удовлетворить изощренный вкус привередливого гурмана. Многие из них частенько пользовались его гостеприимством. Он окинул взглядом лица на галерее наверху и заметил Эйвери и Харриет, которые дружески помахали ему, но не сделали и движения, чтобы отойти от группы гостей, с которыми разговаривали. Хозяйки дома нигде не было видно.

Вежливо осведомившись о местонахождении ее светлости у незнакомого мажордома, умело руководившего действом, он получил ответ, что она повела небольшую группу гостей осмотреть ее сад. У Рейвенсворта возникло какое-то странное чувство. Он уже раньше слышал эту мелодичную, медлительную речь. Он пристально посмотрел на широкоплечего гиганта, возвышающегося над ним, и спросил довольно холодно:

– Из какой части колоний ты родом, друг мой?

Рейвенсворт был немного удивлен смелым испытующим взглядом, который получил в ответ.

– Из Канады, сэр, – невозмутимо ответил слуга, потом нахально подмигнул его светлости и отвернулся, чтобы заняться вновь прибывшими гостями.

Она не могла поступить с ним так во второй раз! Маркиз резко повернулся и направился к двери. Нет необходимости говорить ему, где найти ее светлость. Огород с лекарственными травами был единственным садом, по ее мнению, достойным такого названия.

Она была в своем старом платье и соломенной шляпе, невозмутимо демонстрируя заинтересованным дамам кулинарные, лечебные и косметические свойства всех ее обожаемых сорняков. Рейвенсворт заворожено наблюдал, как каждая дама по очереди со знанием дела пробовала многочисленные листочки и веточки, которые Брайони держала в руках.

«Господи, – потрясенно подумал он, – она такая же сумасшедшая чудачка, как мой отец! Какое наследство я передам моим детям?» Удивительно, но мысль о ее причудах совсем не рассердила его, наоборот, его настроение необъяснимо поднялось. Потом он вспомнил нахальный взгляд высокого широкоплечего слуги с колониальным акцентом и пришел в себя.

Их взгляды встретились, и опять его светлость был поражен, потому что глаза Брайони были такими же чистыми и спокойными, как всегда, и она смело отвечала ему взглядом на взгляд. Ей понадобилось несколько минут, чтобы освободиться от дам, и, когда она направилась к нему, в ней не было ни малейшего намека на смущение, что ее застали в таком наряде, какого стыдилась бы даже самая последняя судомойка.

– Рейвенсворт, вы здесь? – любезно спросила она, беря его под руку, которую он предложил ей. Потом спросила: – Если вы собираетесь пожаловаться насчет своей спальни, то мне жаль, но вы должны понять, что в сложившихся обстоятельствах больше ничего нельзя было сделать.

– А что с моей спальней? – спросил он. Его подозрения росли.

– О! Вы не знали? Ну... Надеюсь, вы не обидитесь, но я разместила Фредди Фиддинга и... о, я забыла их имена – в вашей комнате, узнав, – спокойно продолжала она, – что вы очень сильно заняты в городе.

От его испытующего взгляда ее густые ресницы опустились, словно опахала, к щекам. Рейвенсворт благоразумно не стал допытываться об источнике ее информации.

– Тогда я переберусь к вам, – сказал он не терпящим возражений тоном.

– Это тоже невозможно, – возразила Брайони. – Думая, что я стала соломенной вдовой, – она укоризненно посмотрела на него, – я поселила в своей спальне нескольких незамужних дам. Боюсь, я опрометчиво пригласила более сотни гостей на этот бал в честь Харриет и Эйвери, и у нас катастрофически не хватает места. Но все воспринимают это по-доброму, и думаю, в оставшиеся день-два мы справимся.

Слово «бал» напомнило Рейвенсворту о его ущемленной гордости.

– Я думаю, мадам жена, что вам следовало бы обратиться ко мне, прежде чем потратиться на столь расточительный прием. Чтобы вы знали, я мог бы спустить все свое состояние за карточным столом за те две недели, что был в Лондоне.

– И карты тоже? – От ее неожиданного замечания у Рейвенсворта появился виноватый румянец, но она встретила его смущенные глаза своим обычным чистым взглядом, и у Рейвенсворта перехватило дыхание. Если бы он не знал свою жену, он готов был поставить жизнь на то, что эта кокетка флиртует с ним. Ресницы Брайони, трепеща, опустились, и худшие подозрения Рейвенсворта были подтверждены.

– Брайони, – произнес он предостерегающе.

Она не обратила внимания, что его рука стиснула ее пальцы.

– Может показаться, милорд, – хладнокровно начала она, – что вы шатались из одного притона в другой. Вы на мели? Вам нужно сказать только слово, и я заплачу за вас. Что касается расходов на бал для Харриет и Эйвери, не думайте об этом. Я никогда не собиралась взваливать на вас ношу моих причуд. Я, как вы прекрасно знаете, состоятельная женщина.

Рейвенсворту было что ответить на эти ее провокационные замечания, но поскольку он не был уверен, как лучше держаться с женой и насколько она осведомлена о происшедшем в городе, он счел разумным игнорировать область, в которой, он знал, его было в чем обвинить. Они завернули за угол дома и оказались перед главным входом и на глазах многочисленных любопытных зрителей. Он увлек ее в заросли цветущего рододендрона.

– Конечно, я не на мели, но сейчас не об этом! Я должен обсудить с вами более важное дело. Расскажите мне об этом вашем последнем приобретении – гиганте, который регулирует движение в главном зале.

– О! Вы видели его? – осторожно спросила она и протянула руку, чтобы сорвать фиолетовый цветок с куста около ее плеча. – Что за очаровательный цвет, – неуместно заметила она и поднесла его к носу.

Это было слишком для Рейвенсворта. Он схватил ее за плечи и развернул к себе лицом.

– Правду, мадам жена! Кто он, и где вы нашли его?

– То, чего вы не знаете, не может причинить вам боль, милорд, – ответила она с разъяряющим его спокойствием. – История такова, что он племянник миссис Роунтри, вернувшийся из Канады, – кстати, она наша экономка.

– История такова... История такова! – возмутился его светлость. – Я ваш муж! Я хочу знать правду, черт возьми, а не какую-то сказочку, которую вы состряпали, чтобы надуть констебля. Итак, это он или нет тот самый американский моряк, который несколько недель назад сбежал из-под ареста?

Брайони молчала, и Рейвенсворту пришлось встряхнуть ее, чтобы заставить говорить.

– Отвечайте, черт вас возьми!

– Нет, нет! – ответила она, качая головой и глядя на него с сожалением. – Я не могу сказать вам больше, и я не буду лгать вам. Поверьте мне хотя бы в этом. Мне жаль обижать вас сейчас, но эта история была рассказана мне по секрету.

Его руки жестоко стиснули ее плечи, и через мгновение Брайони была вынуждена сказать:

– Рейвенсворт, вы делаете мне больно.

Он тут же отпустил ее, и она неторопливо шагнула назад. Быстро взглянув из-под полуопущенных ресниц на его искаженное страданием лицо, она неслышно вздохнула.