От воспоминаний их бурного соития ее обдало жаром. Что он с ней делал! Что она делала с ним! Она не ханжа. Она наслаждалась — какое невыразительное слово — тем, что они пережили в постели… и вне ее. Но в последний раз — она с трудом могла назвать это занятием любовью — ее чувства были все же не удовлетворены.

Когда Элли задумалась об этом, все оказалось не таким уж странным. Она не понимает мужской страсти. Страсть. Вожделение. Вот что мужчина хочет от женщины. Если бы Джек сказал, что любит ее, она была бы на седьмом небе от счастья.

Если быть честной, она тоже не сказала ему этих слов. Но потому что ощущала сомнительность своего положения. Она вынудила его пойти на соглашение. Если бы его не вызвали в отель «Бретой» подтвердить ее алиби, он бы о ней даже не вспомнил. Они бы не поженились, и он наслаждался бы беззаботной жизнью холостяка, как его друзья Эш и Брэнд. Ей не в чем винить его. Джек нашел прекрасный выход из скверной ситуации. Он хороший и благородный человек. Но она не может совладать со своими чувствами. Он отдавал ей всего себя. Несправедливо, неблагодарно ожидать большего. Но Элли не переставала задаваться вопросом, говорил ли он те слова, что она мечтала услышать, другой женщине.

Например, Френсис.

Она, конечно, никогда об этом не спросит.

Джек, приподнявшись на локте, смотрел на нее.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Я как раз подумала… — Элли отвела глаза.

— О чем?

Слова сама собой сорвались у нее с языка:

— О Френсис.

— Что именно?

Элли больше не могла сдерживаться. Ей действительно нужно знать.

— Ты был влюблен в нее? Джек невесело рассмеялся.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, думаю, да. Но это было так давно.

Ее улыбка была столь же безрадостной, как его смех.

— Полагаю, ты ей об этом сказал? Я имею в виду, что ты любишь ее.

— Это была моя ошибка. Именно тогда она решила, что мы должны обручиться и пожениться. Я был глупым юнцом.

— Как я понимаю, ты с тех пор любил многих девушек. Джек запустил пальцы в ее волосы, не замечая опасного блеска глаз.

— Десятки, — беззаботно ответил он. — Почему бы мужчине не влюбиться?

Слишком поздно он понял свою ошибку. Ударив его кулаком по плечу, Элли выбралась из кровати. Подхватив валявшийся на полу халат, она быстро завернулась в него.

Джек провел рукой по волосам.

— Не нужно ревновать! Эти женщины для меня ничего не значили. Все это мимолетные увлечения!

— Ты говорил им, что любишь их, или не говорил? Его замешательство быстро сменилось раздражением.

— Мог и говорить. Какая разница?

— Ах, какая разница?! Я тебе объясню. Мне ты этих слов не говорил.

Джек был слишком рассержен, чтобы улыбнуться.

— Элли, — сказал он, — это глупость. Я тогда был мальчишкой. С тех пор я узнал, что возвышенной любви не бывает.

— Значит, если бы я сказала, что люблю тебя, ты мне не поверил бы?

— Конечно, поверил бы. — Джек зевнул и, потянувшись, закинул руки за голову, демонстрируя мощные мышцы. — Ты женщина, — уже мягче продолжил он. — Женщины всегда так думают.

И это все, что он имеет ей сказать? Она открыла ему свое сердце, а он отвечает с позиций неоспоримой логики?

Он не верит в романтическую любовь.

Элли искренне жалела его. Нет, не жалела, она страшно злилась. Но не из за того, что он не сказал ей о своей любви, а потому что открыла ему свою.

Вскинув голову, она проследовала в свою спальню.

— Элли, — позвал Джек, — иди сюда.

Она подождала, пока его шаги не послышались у самой двери, и повернула ключ в замке.

Джек посмотрел на дверь, вздохнул и устроился в кровати поудобнее. Скрестив на груди руки, он оперся спиной на подушки и стал ждать. У Элли отходчивый нрав, вспышка быстро пройдет, и она явится загладить вину.

Долго ждать ему не пришлось. Щелкнул замок, дверь открылась, и Элли на цыпочках подкралась к кровати. Джек откинул одеяло и похлопал рукой по простыне. Элли тут же устроилась рядом с ним.

— Я передумала, — сказала она без малейшего раздражения. — Я не хочу услышать от тебя эти слова и обещаю их тебе не говорить. Какой в этом смысл? Ты говорил их стольким женщинам и столько раз слышал их, что они потеряли значение. В сущности, они обесценились.

Она широко зевнула.

— Ты так много сделал для меня и Робби. Я всегда буду тебе благодарна, Джек. Надеюсь, ты это знаешь.

Он не хотел ее благодарности, но был счастлив, что дело закончилось таким образом. Он снова попал к ней в милость. Только это имело значение.

Джек задул свечу и прилег рядом с Элли. Прежде ему в голову не приходило поинтересоваться, сколько мужчин говорили ей слова любви и, что более важно, скольких она любила. Теперь эта мысль, не давая покоя, крутилась у него в голове, пока он не заснул.

Скромный прием Элли начался около десяти часов вечера. Через час стало понятно, что он превратился в настоящий бал. Времени было слишком мало, чтобы все предусмотреть и разослать приглашения. Гостей в результате оказалось великое множество.

Музыкальный квартет, обычно призванный исполнять спокойные, негромкие пьесы, чтобы не мешать беседам гостей, вскоре по просьбе молодежи заиграл живые танцевальные мелодии. Ковры свернули и убрали. Открыли дверь в соседнюю комнату, потом еще одну, чтобы разместить всех гостей. Никто, казалось, не замечал этих неудобств. Будь гости приглашены на официальный бал, их претензии и требования были бы совершенно иными. Но в качестве неформальной встречи прием Элли пользовался колоссальным успехом.

Элли не воспринимала все событие целиком. Ей постоянно приходилось улаживать одну за другой возникающие проблемы. Она была одновременно повсюду, и ее нигде нельзя было застать. Джек нашел ее у кладовой. Безотчетно ломая руки, она слушала новую экономку. Джек заколебался. Тут женские владения. И он не хотел вмешиваться не в свое дело.

Уэбстер, или мисс Уэбстер, как ее теперь называли в связи с повышением по службе, говорила спокойно и убедительно:

— Не беспокойтесь, миледи. Кухарка и ее помощницы целую неделю пополняли запасы.

— Но гостей, кажется, больше сотни, — сказала Элли, — а я ждала только пятьдесят.

— Я и не говорю, что мы устраиваем званый ужин. Но на столах будет столько деликатесов, что можно накормить небольшую армию. Если вы мне не верите, то загляните в кухню и сервировочную.

В кухне кипела работа. Духовки работали на полную мощность. Кухарка и ее помощницы вынимали только что приготовленную выпечку. Другие украшали стоявшие на подносах десерты и сладости. Рядом, в сервировочной, столы были заставлены подносами. Все было готово, чтобы подать их гостям. Заметив хозяйку бала, служанки замерли, раскрыв рты.

Кухарка обернулась, почувствовав сквозняк, увидела Элли, выпрямилась и торопливо сделала реверанс.

Элли шагнула вперед и, несмотря на протесты кухарки, схватила ее пухлую руку.

— Я так вам благодарна, миссис Райе, — сказала она, — вам и вашим помощницам. — Она кивнула замершим девушкам. — Без вашей помощи мой первый прием обернулся бы настоящей неудачей.

Кухарка подождала, пока за Элли закроется дверь.

— Такого здесь прежде никогда не было, — сказала миссис Райе и, подумав, добавила: — Вот это настоящая леди. — Потом она повернулась к помощницам: — Нечего глаза таращить. За работу. Мы не подведем ее сиятельство.

В коридоре Элли лицом к лицу столкнулась с Джеком. Хотя ей постоянно приходится прикладывать титанические усилия, чтобы уладить недоразумения, она выглядит совсем неплохо, подумал Джек. Элли, как всегда, прелестна. Возможно, свою роль в этом сыграл ее наряд, одно из творений мадам Клотильды, — простое платье из белого газа с пышными рукавами и зеленым атласным поясом, завязанным под грудью. Ленты в ее волосах, зачесанных вверх по последней моде, гармонировали с поясом. Широко распахнутые глаза Элли блестели, но не от радости встречи с ним, а от спешки и волнения.