Саша с трудом продрал глаза. Поезд, скрипя и стуча колесами, тащился в непроглядной тьме, и редкие фонари заглядывали в окошко, бросая желтоватый отблеск на скомканную простыню, пустую бутылку из под-водки, стоящую на столике, большой деревянный ящик с аппаратурой, и на храпящего студента, волей начальства посланного вместе в Сашей в командировку.

С приходом к власти нового Генсека лабораторию начало лихорадить. Директор выступал в многочисленных государственных комиссиях, периодически приезжая в подвальную комнату с высокопоставленными чиновниками. В верхах собирались различного рода совещания, на которых отмечалась особая актуальность соблюдения трудовой дисциплины, ликвидации прогулов, в том числе и проистекающих вследствие пьянства. В центре Москвы милиция частенько проводила днем облавы, проверяя у задержанных граждан паспорта и законность их отсутствия на рабочем месте.

Командировка явилась неожиданным следствием проходившего в Кремле заседания Верховного Совета. На одной из сессий с отчетом выступал Сергей Васильевич. Среди сидевших в зале депутатов находился главный врач затерянного в степи образцово-показательного наркологического диспансера. Главврач этот быстро смекнул, что участие его клиники во Всесоюзной комплексной программе будет для него чрезвычайно полезным. Будучи человеком пробивным и со значительными связями, он уже на следующий день договорился об испытаниях нового научного оборудования в своей клинике, скрепив договор всеми мыслимыми и немыслимыми резолюциями.

По мнению Алика, испытания эти было преждевременными, так как недавно разработанный прибор был предназначен исключительно для научных исследований. Более того, разработан аппарат был в единственном экземпляре, и отправлять его в степной наркологический диспансер было уж и совсем бессмысленно. Но наверху все уже было решено, и Алик неохотно уступил нажиму дирекции.

Слезать надо было на каком-то маленьком полустанке, который и на карте-то обозначен не был, и вечером Саша долго приставал к проводнице, расплывшейся бабе с красным лицом, с просьбой разбудить их вовремя. Поезд полз в неизвестность. В голове шумело. Саша, постанывая, нашарил откупоренную бутылку теплого пива, и с отвращением сделал несколько глотков.

В вагоне стояла кромешная тьма, пахло грязным бельем, из купе раздавался громкий храп пассажиров, тела которых размеренно передвигались к местам их назначения. Саша ощупью добрел до купе проводницы и постучал в дверь. Баба спала, похрапывая, как и остальные пассажиры. Саша постучал еще раз, на этот раз сильнее и за дверью раздалось шевеление. Дверь приоткрылась, и проводница, заспанная, в ночной рубашке, недовольно выглянула в коридор. На полке рядом с ней спал здоровый усатый мужик в рваной майке и, несмотря на похмелье, Саша ощутил крепкий запах винных паров. – Ну чего еще? – Баба зло посмотрела на него. – В Семечкино когда слезать? Не проспать бы. – Шляетесь, черт бы вас всех побрал, – она зевнула. – А времени-то сколько? – Три часа ночи. – Так почитай скоро и слезать. Как будет остановка, оно и Семечкино. Самим следить надо! – Она захлопнула дверь и Саша на ощупь вернулся в купе. – Толик, а Толик, вставай! – Он потряс соседа за плечо. – Собирайся, слезать пора! Долговязый парень, тряся головой, спустил голые ноги на пол и схватился за голову. – Черт, водка плохая стала, пить невозможно. – А ты пивком, пивком. – Саша протянул ему бутылку. Они с трудом дотащили тяжелый ящик до тамбура и вернулись за вещами. В рюкзаке лежал запас «валюты» – несколько бутылок «Русской» и пива. Поезд заскрежетал колесами и остановился около крохотного полустанка, над которым покачивался тусклый фонарь. – Ящик, ящик давай! – Саша с трудом удержал ношу и осторожно поставил ее на перрон. Неожиданно поезд снова тронулся. – Рюкзак, быстрей, прыгай, прыгай! – Толя с трудом удержал равновесие, спрыгнув с подножки, и они остались совершенно одни. Казалось, что жизни вокруг не существует. Насколько хватало взгляда, в степи бушевала темнота, две фигурки под одиноким фонарем казались единственными живыми существами во всей вселенной. Их никто не встречал. – Погоди, пойду хоть узнаю, Семечкино это или нет, – Саша подошел к маленькому домику. Над домиком висела вывеска, но краска на ней облезла и букв разобрать было решительно невозможно. На домике висел большой ржавый замок. – Вот это влипли,– Саша шмыгнул носом. – Придется на перроне ночевать, ни одного огонька вокруг. – он сел на асфальт и начал дремать. – А холодно чего-то, – Толя поежился. – У тебя куртка есть? – Нет. – Саша снова шмыгнул носом. – Где же машина, они обещали прислать. – Делать нечего, придется выпить для сугреву. У меня еще колбаса и яйцо вареное осталось. – Толя откупорил бутылку и сделал большой глоток. – На, согрейся. – Давай. – Саша тоже отхлебнул, тепло разлилось по желудку и ночь уже не казалась такой черной и бесконечной. В степи пели цикады, пахло свежей травой. Толик отломил кусок колбасы и они начали жевать.

В непроглядной темноте, где-то на горизонте мелькнул огонек. Он приближался и становился все больше и больше, и наконец уже можно было увидеть, что это машина. Слышался рев и чихание мотора, и через несколько минут у полустанка остановился старенький автобус. – Водку, водку прячь – зашипел Саша. – Это же наркологический диспансер… – Здравствуйте, – из темноты появился высокий, странного вида человек в одежде, напоминающей тюремную робу. Сашу особенно поразили его грустные, неподвижные глаза. – Вы ученые из Москвы? – Да, – Саша чуть не подавился недожеванным куском колбасы. – Вещи есть? – грустно спросил заторможенный заключенный. – Вот ящик с аппаратурой. – Мужики, – скомандовал пришелец, и из автобуса вылезли еще двое таких же грустных, заторможенных мужчин в робах. – Заноси!

Мужики подхватили ящик и неожиданно все трое замерли и выжидающе посмотрели на приезжих.

– Чего? – испуганно спросил Саша. – Пили? – жадно спросил шофер и громко проглотил слюну. – Ну да, – неохотно признался Саша. – Есть? – лаконично осведомился высокий человек. – Ну… – Саша замялся. – Спаси, Христа ради. – Человек упал на колени. – Мы вас, ребята, век помнить будем, если что, не сомневайся. Можешь на нас положиться. – А они? – Саша вопросительно указал в сторону двух мужиков. Те стояли как бегуны перед стартом, замерев в ожидании и будто боясь произнести слово. – Могила. – Толя, ну достань ее, что-ли. – Саша смутился, не зная, как себя вести. – И закуску давай. Мужики, словно не веря своему счастью, на цыпочках подошли к рюкзаку. Они пили по очереди, из горлышка, профессионально отмеряя выпитое и передавая бутылку друг другу дрожащими руками. – А в диспансере скажем, что поезд опоздал, – после выпитого странная заторможенность и напряженность сошла с их лиц, в глазах появилось осмысленное, хотя и хмельное выражение, и языки их развязались. – Мы же в диспансере как в концлагере живем. Эх, ребята… – Главврач, скотина, чуть провинишься, в карцер. Или санитары избивают. А пожаловаться некому, он же депутат. И каждый день на сельскохозяйственные работы, мать его так, в соседний совхоз. Так совхоз диспансеру деньги плотит, а он их в себе в карман кладет. – А сам пьет, сука, – вступил другой мужик в разговор. – Каждый божий день заливается вечером как свинья со своими заместителями. – Ну ладно, ребята, – вступил в разговор шофер и неожиданно лицо его помрачнело. – Ехать надо, а то санитары подозревать начнут.