«Александра Андреевна, – напишет потом Л.Г. Иванов в своей книге, – была высокая энергичная женщина, красивая в молодости, активная в жизни, но не получившая не то что образования, но даже азов грамотности. Трудолюбивая, упорная, с яркой речью, она была примером для всех нас и в детстве, и позднее».

И вот тут автор поймал себя на мысли – свою родительницу герой наш охарактеризовал эпитетом «с яркой речью» – вот откуда у него живая и образная речь. Говоря с теплотой о матери, вспомнились взгляды русского поэта Сергея Есенина, выраженные в стихотворении «Письмо матери». Одни и те же перепевы искренности и уважения стихотворца и будущего генерала.

Когда Леониду еще не исполнилось и десяти лет, семья Ивановых переехала в поселок городского типа Инжавино – в купленный родителями у монашек крошечный домик с соломенной «потертой временем» крышей и старым садом, в котором росли сливы, яблони, груши и вишни. Эта избушка напоминала украинскую хату-мазанку, только с бревенчатой пристройкой для кладовки. Иногда в таких «пристроях» держали домашних животных: коз, овечек, поросят и даже отелившихся коров с телятами.

Сейчас Инжавино – поселок городского типа России областного подчинения, административный центр Инжавинского района Тамбовской области. Он находился и находится на расстоянии: по трассе в 105, а по прямой – в 84 километрах от областного центра.

Работали родители и дети в Инжавино на земле денно и нощно, как и в Чернавке. Леонид всегда не только откликался на просьбы родителей помочь в каком-то деле, но и сам предлагал свои услуги. Когда автор прочитал в его книге «Правда о «СМЕРШ», что он пареньком молодил цепом, ему вспомнилась картина и своего детства.

Приезжая с родителями в деревню Москаливка, что на Сумщине – восток Украины, – к родственникам, и он испытал труд молотьбы пшеницы и ржи. На гумне – огороженном участке утоптанной земли – выкладывали «солнышко» из снопов пшеницы, ржи или овса колосками к центру. И крестьяне включались в работу цепами. По-разному называли это примитивное орудие для обмолота: молотило, бич, дубина, подвижно связанных полосками свежей, только что выделанной кожи – «сирицой» с концами палок: двухметровой рукояткой и рабочей частью до 80 сантиметров, ударяющей по колоскам. Это труд для сильных и выносливых мужиков.

Так вот, когда автору довелось помогать в молотьбе, пот градом сыпался, плечо начинало ныть после нескольких десятков ударов. Кроме всего прочего, если молотили в три цепа, нужно было успевать ударить по «солнышку» в момент, когда партнеры поднимали «било» вверх для подготовки нового очередного удара. Поэтому автору понятен этот тяжкий труд, в котором участвовал восьмилетний Леонид.

Советская власть, по воспоминаниям нашего героя, не столько заставляла учиться, сколько прививала желание это делать во имя будущей интересной жизни. По рассказам Леонида Георгиевича, в небольшом поселке учителя в школе очень серьезно относились к преподаванию. Эти сеятели добра и знаний занимались бесплатно с отстающими учениками. О плате не могло быть и речи. В небольшой сельской школе был свой крохотный спортивный зал, даже с гимнастическими снарядами. Действовали драмкружок и разные секции. Девчонки учились вышиванию, кройке и шитью. Мальчишки занимались в спортивных секциях и разных технических кружках. В свободное время, если оно случалось, играли в лапту, чижа, ловили «на круги» раков.

Куда это все сегодня подевалось? Везде деньги, деньги, деньги!

Со слов Леонида Георгиевича, мать часто наставляла его такими словами: «Будешь большим, сынок, никогда не зарься на чужое добро, лучше отдай свое. Будь всегда честным и порядочным». Этот наказ матери он старался выполнять в течение всей своей жизни. А потом он сказал:

– Сегодня, оглядываясь на прожитую жизнь, думаю, что своим желанием учиться, своим усердием в учебе я прежде всего обязан матери – Александре Андреевне.

А дальше он подчеркивал, что учиться было голодно, но советская власть нашла уже тогда, в тридцатые годы, возможность давать «чечевичный суп и сладкий чай – бесплатно». Заметьте – опять бесплатно. Конфеты впервые наш герой увидел в десятую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции – их привезли в школу и раздали ученикам.

Среднюю школу в Инжавино Леонид окончил с отличием и по рекомендации брата Ивана и его друга поехал поступать в Москву в технический вуз в далеком и страшном тридцать седьмом году с тринадцатью рублями собственных денег в кармане. И поступил! Вот что значит воля к знаниям! Все тогда стремились учиться своему любимому делу и находили такие места – преимущественно в больших городах.

Академия связи в то время носила имя В.Н. Подбельского. Несколько слов об этом революционере, прожившем до обидного мало, – всего 32 года. Думается, Леонид Иванов не случайно выбрал именно этот вуз. Дело в том, что Подбельский (1887–1920) был его земляком по учебе в Тамбове, хотя родился в Якутской губернии в семье ссыльных революционеров. В 1900 году в тринадцать лет он поступил в Тамбовскую гимназию, где скоро подключился к подпольной работе, а с 1905 года стал членом РСДРП. В 1906 году, опасаясь ареста, уехал во Францию, но через год по заданию ЦК партии нелегально вернулся в Россию. Получив запрет на проживание в Тамбовской губернии, поселился в Саратове. В октябре 1917 года он становится одним из руководителей вооруженного восстания в Москве. Последние годы жизни с 1918 по 1920-й возглавлял Народный комиссариат почт и телеграфов РСФСР.

История этого вуза такова. В феврале 1921 года на базе электротехникума народной связи был образован Электротехнический институт народной связи им. В.Н. Подбельского, а с весны 1931 года институт стал называться Инженерно-технической академией связи (ИТАС) им. В.Н. Подбельского. Кстати, она была создана по инициативе маршала М.Н. Тухачевского. Сегодня академия называется

Московский технический университет связи и информатики (МТУСИ). Это был сугубо гражданский вуз, не надо путать с Военной академией связи им. С.М. Буденного. Стипендии в 150 рублей вполне хватало на житье и пропитание, если учесть, что обед из трех блюд тогда в столовой стоил чуть больше рубля.

Студент Леонид Иванов был поражен щедростью государства и дал себе слово оправдать доверие родителей и школьных учителей, прилежно учиться. Он даже раздражал некоторых преподавателей академии глубиной своих расспросов в стремлении «докопаться до истины», «познать суть вещей», «найти искомые данные». Особенно интересны тогда были занятия с телеграфом, радиотелеграфом, телефоном. Точной и изящной казалась сигнальная связь: ракеты и флажки, фонари и сирены. Все это было, выражаясь современным языком, было для него ноу-хау – инновационным, завораживающе новым.

– Воспринимали ли вы тридцать седьмой, «ежовский год», – годом репрессий? Чем он вам запомнился? – поинтересовался автор.

– Мы его особо не ощущали. А запомнился он подготовкой к участию в ноябрьском Параде 1937 года на Красной площади, где мне выпал нелегкий жребий правофлангового из-за высокого роста. Я был выше других сокурсников.

– Чем же эта подготовка характеризовалась?

– Учились ходить «качественно», строевым шагом. А когда проходили мимо Мавзолея, правофланговый смотрел прямо, а мне хотелось все скосить вправо – разглядеть стоявших на трибуне Мавзолея первых лиц государства – наших вождей. Они для нас были небожителями. Приезжал к нам – участникам парада – с инспекцией легендарный герой Гражданской войны Семен Михайлович Буденный. Он, помню, остался доволен строевой подготовкой, одобрил наши мероприятия, запросто разговаривал с нами, много шутил. Он не держал собеседника на расстоянии, а приближал его расспросами к себе.