Иногда ожидание оправдывалось. Дождь начинался и заканчивался, тротуар высыхал, выходило солнце. Оно помогало платью высохнуть. Запах платья уменьшался.
* * *
Мне было трудно приглашать друзей посмотреть на мою Невесту. У меня никогда не было определенного времени начала и конца работы. У меня не было обязательств: «Я сегодня буду на площади, возможно, где-то около четырех».
Один раз ко мне пришел Энтони, он сел в кафе по другую сторону тротуара, примерно в десяти метрах от меня. Я была так взволнована. Он наконец мог увидеть, чем я занималась. В тот день я чувствовала особую связь с людьми. Знала, что Энтони наблюдает. Я этого хотела.
Он смотрел долгое время. После того, как я закончила, мы пошли перекусить в кафе Algiers, и он рассказал разговор, который подслушал.
– Один парень – на вид любитель шахмат – говорит, что каждый день здесь бывает. Ты «Мадонна Гарвардской площади».
Я посмеялась.
– Потом его сосед сказал: «Ага, она азиатка, думаю, что она кореянка». Потом ко мне наклонился другой парень и прошептал: «Ни слова лжи, на ней военные ботинки под платьем».
Я опять посмеялась.
– Другой парень сказал мне: «Я в нее влюблен». «Ох, знаешь, – сказал я, – думаю, даже я в нее влюблен. Она… знаешь. Она идеальная».
Я посмотрела ему прямо в глаза.
– Тебе понравилось? Ты все понял?
– Это было потрясающе, клоун. Несколько раз я вставал позади тебя, чтобы вблизи наблюдать за лицами людей, которые смотрели на тебя. Я видел любовь, тоску, все. То есть это самые сильные чувства. Ты была права. Это связь между людьми, которая происходит в этот момент – это и есть красота. А когда подошел тот ребенок, испуганный… Уф, я почти расплакался.
– Ты почти расплакался? Правда?
– Я почти расплакался, – подтвердил он.
– Победа! – сказала я.
– Ты выиграла. Как чувствуешь себя?
– На миллион долларов.
– То, что ты там делаешь, – это искусство, девочка моя. Ты правда делаешь это. Я горжусь тобой.
Он оплатил чек. Он всегда платил.
* * *
Итак, я занималась искусством, или чем-то вроде того.
Я чувствовала себя эффективным членом общества в своем странном понимании этого определения. Я была настоящим артистом. Но если честно, я не хотела быть статуей. Я хотела быть музыкантом. Я хотела быть уязвимой. Не персонажем, а собой.
Когда я была статуей на улице, передо мной стояли сложные задачи, но, если честно, у меня было такое чувство, что я обманываю. Я показывала не себя. Я пряталась за пустой белой стеной.
Мне нравилась взаимосвязь. Я любила видеть людей. Но этого было недостаточно. Люди любили Невесту, потому что она была идеальной и молчаливой.
Я хотела, чтобы меня любили за мои песни, музыку, над которой я корпела годами. Творчество показало то, кем я была на самом деле. Неидеальной. И очень-очень шумной.
Ты можешь увидеть
По шрамам на моих руках,
По вывихнутому бедру,
По вмятинам на моей машине,
Что я не самая осторожная девушка.
Ты можешь увидеть
По стеклу на полу
И по отношениям, которые рушатся,
И я продолжаю разрушаться.
И кажется, что я дрожу,
Но это всего лишь температура,
Но опять же,
Если было бы холоднее – я бы освободилась.
Если бы я была старше – я бы вела себя согласно
возрасту.
Но я не думаю, что ты бы мне поверил.
Я
Не
Такая,
Я такая из-за операции.
Ты можешь увидеть
По состоянию моей комнаты,
Что они рано меня выписали,
И что те таблетки, которые я принимаю,
Нужно было пить несколькими годами ранее.
У меня есть проблемы, которые нужно решить.
И вот опять Я притворяюсь тобой.
Выдумки,
Что у меня есть душа внутри.
Пытаюсь убедить тебя,
Это было случайно-специально.
Я не такая серьезная,
Эта страсть – плагиат.
Я могу присоединиться к этому веку,
Но очень редко.
Меня вытащили
До того, как начались схватки, и теперь
Созерцайте худшую катастрофу.
Я девушка-анахронизм.
Ты можешь увидеть
По красноте моих глаз
И по синякам на бедрах,
И по колтунам в волосах,
И по ванной, полной мух,
Что со мной не все в порядке.
И вот опять
Притворяюсь, что упаду.
Не звони врачам,
Потому что они это все уже видели.
Они просто скажут:
«Пусть
Она
Разрушается
И
Горит,
Это будет ей уроком,
Внимание только провоцирует ее».
И ты можешь видеть
По гипсу, наложенному на все тело,
Что ты сожалеешь, что спросил,
Хотя ты и сделал все возможное.
(Это сделает каждый порядочный человек.)
Я могу быть заразной, так что не трогай.
Ты начнешь верить, что у тебя иммунитет к гравитации и прочему.
Не намочи меня,
Потому что бинты спадут.
Ты можешь увидеть
По дыму от костра,
Что состояние критично.
Это небольшие вещи, например,
Пока это рушится, она найдет десять предлогов,
Пожалуйста, прости ее за сегодня,
Это все из-за лекарств.
Я не верю, что существует лекарство от этого.
Поэтому я могу присоединиться к вашему веку, но только как сомневающийся гость.
Было слишком опасно делать кесарево,
Созерцайте худшую катастрофу.
* * *
Итак, я основала группу. И мы были очень шумными.
У нас не было гитар: я играла на пианино и пела, а «мой потерянный брат-близнец» Брайан Вилионе играл на ударных. Использование минимального количества инструментов не ограничивало наши звуковые возможности ни на йоту. Одни только барабаны могли оглушить людей, плюс я долбила по клавишам электропиано в такт. Брайан вырос на сбалансированной диете из металла, джаза и хардкор-панка, он играл на ударных подобно задыхающейся жертве, которая пытается выбежать из горящего здания. Для него приверженность религии барабанного искусства была его ключом к спасению. Через игру на пианино я стремилась к освобождению.
