Совпадение рассмотренных известий Иоакимовской летописи и мекленбургских генеалогий очевидно. Небольшое расхождение между ними заключается лишь в том, что, согласно Иоакимовской летописи, Гостомысл был дедом Рюрика, Синеуса и Трувора, а немецкие источники утверждают, что русская княжна была не матерью, а бабкой трех братьев. При всей несомненной ценности указания обоих источников о родстве между Гостомыслом и Рюриком — чрезвычайно важной подробности, которую не знает никакой другой источник, — определение этого родства различно: в русской традиции Гостомысл — дед Рюрика, а в немецкой — его племянник. Однако это последнее разночтение легко объясняется исходя из славянской традиции имянаречения новорожденных: «У русских был обычай первому сыну давать имя деда с отцовской стороны, второму — имя деда с материнской стороны…»^{572} Это обстоятельство свидетельствует в пользу схемы родства Иоакимовской летописи. С мекленбургской генеалогией есть и еще одно определенное несоответствие, но уже не между ней и Иоакимовской летописью, в которой отсутствует разбивка по годам при описании интересующих нас событий, а с восходящей к ПВЛ традиции древнерусского летописания даты призвания враягов. В этом вопросе, скорее всего, точнее немецкие источники: датировка ПВЛ отличается от известных по византийским источникам событий на 6–10 лет. Обусловлено это тем, что, как предполагается, на первоначальный рассказ без дат лишь впоследствии была нанесена хронологическая сетка. В.О. Ключевский еще в XIX в. полагал, что рассказ об изгнании и призвании варягов следует отнести к середине IX в.

Чем же объяснить совпадения обеих источников, составленных на противоположных берегах Балтики? Б.А. Рыбаков считал, что в окончательном виде Иоакимовская летопись была составлена в XVII в.^{573} и, следовательно, о существовании мекленбургских генеалогий ее компилятор знать просто не мог. Теоретически В.Н. Татищеву мог быть знаком с немецкой родословной. Даже если предположить, что ода и генеалогические таблицы были ему известны и на основании их он внес изменения в текст Иоакимовской летописи, то, скорее всего, он постарался бы согласовать свои изменения с мекленбургскими данными и не только привел бы их в соответствие, но и указал бы имя отца Рюрика. Сами существующие разночтения указывают на то, что русский историк не подгонял имеющуюся у него летопись под немецкую генеалогию. Что же касается «Истории Российской» В.Н. Татищева, то его труд был впервые опубликован лишь в 1768 г., уже после смерти автора. Следовательно, авторы немецких генеалогий и оды также никак не могли знать о существовании Иоакимовской летописи.

По поводу немецких источников норманистами высказывались подозрения, что они были придуманы в связи с заключенным династическим союзом с Россией, однако эти подозрения неосновательны: генеалогия Рюрика как сына Годлиба была изложена уже в манускрипте 1687 г.^{574}, то есть до свержения Софьи, когда вопрос о русско-мекленбургском браке даже не возникал. Еще раньше сыном ободритского князя называл Рюрика Б. Блат (1560–1613 гг.)^{575}. Также до заключения этого брака были опубликованы в 1708 г. знаменитые генеалогические таблицы И. Хюбнера^{576}. Еще в 1613 г. в Кельне была издана книга французского ученого Клода Дюре, в которой варяги отождествлялись с вандалами и венетами и говорилось, что именно от них и происходит Рюрик^{577}. Таким образом, о западнославянском происхождении основателя русской княжеской династии писалось в Германии задолго до возникновения спора норманистов с антинорманистами. Весьма показательно, что отца Рюрика Годлиба английские и датские источники прямо именуют князем варягов^{578}. Выше уже отмечалось, что о происхождении Рюрика из народа вагров или варягов писал С. Мюнстер еще в 1544 г., что полностью опровергает как предположения о политической мотивированности этой версии, так и о ее позднем возникновении. Благодаря союзу Карла Леопольда и Екатерины Иоанновны давние родственные связи двух правящих династий на какое-то время оказались в центре внимания, однако сами они не были выдуманы в связи с заключенным браком.

Таким образом, мы имеем два совершенно независимых друг от друга источника, которые хоть и были опубликованы достаточно поздно, однако весьма точно описывают как предысторию призвания трех князей, так и их происхождение. Оба они знают как Рюрика, Синеуса и Трувора, так и их предков, соответственно с отцовской и материнской стороны, оба они подчеркивают родство Рюрика с Гостомыслом. В части, не связанной с тремя братьями, общая достоверность обоих источников подтверждается третьими независимыми источниками: в средневековых западных хрониках упоминаются дед, отец и племянник Рюрика согласно мекленбургской генеалогии, а точность последующих событий, описываемых в Иоакимовской летописи, подтверждается археологическими раскопками. Даже если предположить, что на Руси и в Мекленбурге в XVII — ХVIII вв. неизвестные компиляторы по каким-то причинам практически одновременно решили внести свои догадки о происхождении Рюрика и его братьев в древние источники, вероятность совпадения между их выдумками равняется нулю. Все эти обстоятельства говорят о том, что в основе обоих поздно опубликованных текстов лежат более ранние данные, описывающие родословную первых русских князей с восточно- и западнославянской точки зрения, с материнской и отцовской стороны. Иоакимовская летопись знает имена матери Рюрика и его деда с материнской стороны, но не знает имени отца, а мекленбургская генеалогия не знает имени матери (по ее представлению бабки) первого русского князя, но зато дает имена отца, деда с отцовской стороны и все остальные родственные связи по мужской линии. Очевидно, что эти два взаимодополняющих друг друга источника совместно отражают реально происходившие на берегах Варяжского моря в раннем Средневековье события.

У западных славян, помимо мекленбургской генеалогии и Гюстровской оды, мы находим еще и народное предание на эту тему, записанное в XIX в. французским путешественником К. Мармье: «Другая традиция Мекленбурга заслуживает упоминания, поскольку она связана с историей великой державы. В VIII веке нашей эры племенем ободритов управлял король по имени Годлав, отец трех юношей, одинаково сильных, смелых и жаждущих славы. Первый звался Рюриком (Rurik-paisible, то есть “тихим”, “мирным”, “кротким”, “смирным”, “безмятежным”), второй Сиваром (Siwar — Victoricus — “победоносным”), третий Труваром (Truwar-fidele — “верным”). Три брата, не имея подходящего случая испытать свою храбрость в мирном королевстве отца, решили отправиться на поиски сражений и приключений в другие земли. Они направились на восток и прославились в тех странах, через которые проходили. Всюду, где братья встречали угнетенного, они приходили ему на помощь, всюду, где вспыхивала война между двумя правителями, братья пытались понять (“разобраться”), какой из них прав, и принимали его сторону. После многих благих деяний и страшных боев братья, которыми восхищались и благословляли, пришли в Руссию. Народ этой страны страдал под бременем долгой тирании, против которой больше не осмеливался восстать. Три брата, тронутые его несчастьем, разбудили в нем усыпленное мужество, собрали войско, возглавили его и свергли власть угнетателей. Восстановив мир и порядок в стране, братья решили вернуться к своему старому отцу, но благодарный народ упросил их не уходить и занять место прежних королей. Тогда Рюрик получил Новгородское княжество, Сивар — Псковское, Трувар — Белозерское. Спустя некоторое время, поскольку младшие братья умерли, не оставив детей, Рюрик присоединил их княжества к своему и стал главой династии, которая царствовала до 1598 года»^{579}. Помимо Мармье эту легенду упоминает и Фридрих Штадемунд в 1848 г. Кроме того, следует обратить внимание на еще один показательный факт: если мекленбургские как письменные, так и устные источники знают только форму Сивар, то древнерусские — только Синеус. Данное устойчивое различие свидетельствует не только о самостоятельном происхождении обеих традиций, но и об отсутствии у более поздних авторов попыток согласования их друг с другом. Еще одним фактом, подтверждающим славянское происхождение варягов, является полное совпадение некоторых мекленбургско-прусских и русских дворянских фамилий. В.И. Меркулов насчитал десять таких примеров, причем в трех из них русские предания отмечали, что основатель рода выехал на Русь «из немец». Еще больше примеров связи северорусских фамилий с мекленбургской топонимикой^{580}.