Наконец, третьим теоретическим вариантом было курсирование между Фризией и Восточной Европой, но на практике это означало оставление без защиты обеих своих земель. Следовательно, обеспечить одновременную защиту обеих территорий было практически невозможно. Еще лучше невозможность подобного должны были понимать призвавшие варягов славяне и финно-угры.
Как следует из текста летописи, непосредственной причиной призвания варягов стало стремление восточноевропейских племен установить в своих землях правду и наряд. Следовательно, одной из важнейших обязанностей трех братьев было осуществление правосудия. Однако и с этой ключевой функцией Рорик Фрисландский справиться не мог. Правосудие в глазах призывавших Рюрика славянских племен означало следование нормам славянского права, знать которые скандинавский конунг едва ли мог. Во-вторых, даже зная их, едва ли он мог осуществлять правосудие в Восточной Европе, сам находясь во Фрисландии. Не следует забывать, что призвание последовало сразу после опустошительной междоусобной войны, в ходе которой взаимных обид и претензий у местных племен должно было накопиться предостаточно. Едва ли решившие призвать варяжских князей племена согласились бы ждать по нескольку лет появления Рорика для разрешения своих споров или стали бы по каждому поводу ездить судиться к нему в Фрисландию. Таким образом, предполагать тождество Рюрика и Рорика в данном контексте означает фактически приписывать восточноевропейским племенам IX в. психологию крепостных крестьян XIX в. с их знаменитым принципом «Барин к нам приедет, барин нас рассудит». Следовательно, каждый, кто соглашается с тем, что одной из функций призванных князей было осуществление правосудия, и при этом допускает тождество рассматриваемых персонажей, тот на самом деле проецирует на наших далеких предков сложившиеся почти тысячу лет спустя представления. Едва ли стоит говорить, что подобный перенос реалий одной эпохи на реалии другой с наукой не имеет ничего общего, однако, как мы увидим ниже, и в другом аспекте норманисты не гнушаются подобным приемом.
Наконец, следует обратить внимание на еще один важный аспект. Как мы помним, до 867 г. Рорик был изгнан из Фризии местными жителями. Следовательно, датский конунг был далеко не лучшим господином для своих подданных. С учетом того что приведшее к изгнанию поведение едва ли появилось у феодального сеньора в одночасье, можно допустить, что недовольство Рориком копилось фризами в течение ряда лет. Зная это, сторонники отождествления не только наделяют наших далеких предков психологией крепостных крестьян, но и представляют их полными дураками, которые даже не удосужились поинтересоваться характером своего будущего князя перед его призванием. Если же они предварительно расспросили фризов об их правителе, то едва ли стали бы приглашать князя, имеющего конфликты со своими подданными.
В дополнение к этим ключевым моментам приведем еще ряд соображений. «Многоречивые скандинавские саги», как их охарактеризовал Ф. Крузе, были весьма склонны воспевать действительные и выдуманные подвиги своих соотечественников. Однако ни в одной из них не упомянут ни Рюрик, ни его ближайшие потомки, владения которых в десятки, а то и в сотни раз превосходили земли других скандинавских конунгов. Исследуя генеалогию правителя Фризии, Е.В. Пчелов отмечал: «Рорик принадлежал к династии ютландских правителей, связанных родственными узами с датскими и норвежскими династиями»{544}. Однако посвященная именно норвежскому правителю «Сага об Олаве Святом» характеризует потомка Рюрика Ярослава Мудрого как неизвестного «иноземного конунга», одновременно так описывая герцогов Нормандии: «От Хрольва пешехода ведут свой род все ярлы Руды, и они всегда считали себя родичами норвежских правителей, гордились этим и всегда были лучшими друзьями норвежцев…»{545} Контраст в восприятии правителей Нормандии и Древней Руси в рамках одного и того же текста совершенно очевиден. Даже если допустить, что по какой-то невероятной причине авторы саг дружно проигнорировали размеры державы Рорика на востоке и его происхождение, было еще одно немаловажное обстоятельство, на которое они не могли не обратить внимание. Выше уже отмечалось, что Восточная Европа воспринималась скандинавами как «Великая Швеция», первоначальная родина Одина и других скандинавских богов. Тот же Снорри Стурлусон упоминал, что Свейгдир, один из скандинавских конунгов, специально посещал Великую Швецию в поисках Жилища Богов и Одина. В свете этого представляется совершенно невероятным тот факт, что ни один из скандинавов не обратил внимания на тот факт, что потомки скандинавского конунга стали правителями той самой легендарной «Великой Швеции». Кроме того, с учетом родственных связей Рорика вполне естественно было бы ожидать появления на Руси его ближних и дальних родственников. Однако в 884 г. Ведастинские анналы упоминают его племянника Зигфрид во Франции, да и в дальнейшем ни один из родственников Рорика не приезжает к своим богатым восточноевропейским родственникам.
Не менее невероятным является и полное молчание западных хроник о восточных владениях Рорика. В.Е. Яманов подчеркивает, что «именно “широкая известность” Рорика на Западе делает малоубедительной гипотезу о возможности появления его в Приладожье. А такая далекая экспедиция за пределы западного цивилизованного мира, предпринятая хорошо известным человеком и увенчавшаяся блестящим результатом, повлиявшая на экономическую обстановку во всей Северной Европе, не могла не оставить сведений в западных хрониках или в северных преданиях, хранящих следы гораздо менее масштабных предприятий. Но даже намека на нее нигде не обнаруживается. (…) Отсутствие Рорика в своем лене (а значит, и отсутствие его дружины) означало, что там не было административной власти и военной защиты, а это было равносильно его отказу от этого лена. Аналогичным было бы положение Рорика, как князя Верхней Руси. Обстоятельства его призвания и выполняемые функции (согласно мнению сторонников “гипотезы отождествления”) должны были бы исключить саму возможность его длительного отсутствия в формирующемся государстве, в котором только личное пребывание князя (как и его дружины) могло в тот момент обеспечить хрупкое политическое равновесие и военную безопасность»{546}. Тем более невозможно представить себе полное молчание западных анналистов, если согласиться с совершенно фантастическими утверждениями С.С. Алексашина о том, что «в традициях Франкской империи… статус Рорика на Руси приравнивался бы к статусу вице-короля» или «что Рюрик, благосклонно принявший византийского архиерея, был им помазан на царство с присвоением титула василевса»{547}. Абсурдность и абсолютная бездоказательность подобных домыслов, прямо противоречащих принципам, завещанным Константином Багрянородным своим приемникам, делает излишним их опровержение. Не менее показательно молчание и двух других важных источников. Стремившийся максимально прославить датскую историю и в связи с этим неоднократно упоминавший об успешных войнах данов с Русью Саксон Грамматик ровным счетом ничего не говорит о восточноевропейских владениях Рорика Фрисландского. Адам Бременский, получивший часть сведений во время бесед с «мудрейшиим королем данов», который уж точно должен был знать о выдающихся успехах своего соотечественника, отмечает получение лена Рориком от императора («Император воспринял Харальда из священной купели и… дал ему бенефиций по ту сторону Эльбы, а его брату Хорику пожаловал часть Фризии, чтобы он сдерживал там пиратов»{548}), но точно так же ни слова не говорит о его призвании на Русь. Гробовое молчание обоих авторов об обретении Рориком обширных земель на востоке Европы и основании там династии как нельзя более убедительно свидетельствуют о полной несостоятельности гипотезы отождествления.
