Для окончательного решения вопроса обратимся к данным генетики. Исследования генетиков точно так же показывают весьма незначительное скандинавское влияние. Гаплогруппа На наиболее часто встречается в Скандинавии и поэтому считается типично «скандинавской» (рис. 15). Анализ ее распространения в русском ареале привел Е.В. Балановскую и О.П. Балановского к неожиданным результатам: «Казалось бы, высокие значения На должны быть вблизи Скандинавии, на северо-западе русского ареала. Там, а также по западной границе можно ожидать “варяжское” влияние в виде повышенных частот На. Однако компактный локальный максимум На (11–12%) вырисовывается совсем в другой области, на северо-востоке. Это ядро ясно выделяется на фоне окружающих низких частот (менее 6%), свойственных всему остальному русскому ареалу»^{382}. Для сравнения отметим, что распространенность этой гаплогруппы в Швеции составляет 36%, на западе Финляндии 40%, на востоке 19%, в Германии 25%^{383}, что в целом коррелирует с влиянием скандинавов на окружающие регионы, известные нам по историческим данным. Будь летописные варяги скандинавами, мы были бы вправе ожидать повышенных значений Па на северо-западе нашей страны и в основных городских центрах Древней Руси, чего на самом деле нет. Вместо этого генетический анализ показал весьма небольшую распространенность (менее 6%) данной гаплогруппы в русском ареале, что более чем незначительно по сравнению с Финляндией и Германий. Безусловно, ее локальный максимум на северо-востоке Руси еще нуждается в своем объяснении, однако уже сейчас очевидно, что он не связан ни с деятельностью варягов, ни с образование Древнерусского государства. Необходимо также отметить, что генетика и антропология отмечают следы взаимодействия русских со скандинавами на протяжении всего периода их отношений, а не только раннего Средневековья. Таким образом, отмеченные следы могут быть результатом и шведской оккупации севера Руси, начиная с эпохи Смуты, так и пребывания шведских пленных на нашей территории в петровское время.

Сравним эти данные с южнобалтийским гаплотипом R1a1a1g2*, свойственным западным славянам и зафиксированным в ходе исследования ДНК у таких дальних потомков Рюрика, как Волконские, Оболенские и Барятинские, равно как и разновидность R1a, известную как Z280, обнаруженную у Друцкого-Соколинского, еще одного Рюриковича^{384}. Карта распространения последней разновидности является более чем показательной (рис. 16). Основное ядро субклада этой гаплогруппы располагается на землях Восточной Германии, Польши и Словакии. За пределами этого компактного региона он встречается только на территории Англии, что подтверждают данные лингвистики и топонимики об участии западных славян в заселении острова, а также на территории Восточной Европы. Основными центрами распространения этого генетического маркера на территории Древней Руси оказывается Среднее Поднепровье, «Русская земля» в узком смысле этого слова, и верховья Волги. Неожиданностью является относительно небольшая распространенность этого гаплотипа на севере Руси — в регионе наиболее интенсивных контактов с западными славянами согласно различным археологическим, лингвистическим и антропологическим данным. Однако данное обстоятельство находит свое объяснение в особенностях истории Новгородской земли, значительная часть боярства которой была депортирована еще при Иване III, а само городское население вследствие массовой резни, учиненной опричниками Ивана Грозного, и шведской оккупации в период Смутного времени сократилось на 80%^{385}. С учетом этого мы можем утверждать, что в эпоху Древней Руси распространенность западнославянского гаплотипа в новгородских землях была гораздо выше, чем в современное время. Таким образом, мы видим следы генетического присутствия выходцев из западнославянских земель в двух основных центрах Древнерусского государства, а также в верховьях Волги, то есть именно в тех регионах, где, согласно письменным источникам, и действовали варяги и русы. Данные генетики являются еще одним важным доказательством в нашем исследовании подлинного происхождения варяжской Руси. Необходимо подчеркнуть, что карта распространения R1a1a совпадает и с ареалом распространения среди славян долихокранного узколицего и мезокранного прибалтийского типов, согласно карте Т.А. Трофимовой. Поскольку данный ген никак не влияет на строение черепа, совпадение этих двух ареалов, определенных независимо друг от друга антропологами и генетиками, именно с теми регионами, где письменные источники локализуют древних русов представляется тем более показательным и исключает возможность случайного совпадения.

Подобное совпадение лингвистических, ономастических, антропологических, генетических и археологических данных абсолютно точно указывает на прямое родство севернорусского населения с западнославянским Поморьем, к которому оно по целому ряду критериев было гораздо ближе, чем к племенам Южной Руси. Одновременно с этим все эти науки вместе с топонимикой свидетельствуют об отсутствии какого-либо родства новгородцев со скандинавами, оставившими в истории этого города крайне незначительный след. Конкретизация летописного выражения «новгородцы суть люди от рода варяжского» ставит и само Сказание о призвании варягов в иной контекст, объясняя странное на первый взгляд решение словен, кривичей и финно-угров призвать себе князей изза моря. Зная теперь все это, не составит большого труда ответить на вопрос: откуда словене и кривичи предпочли призвать себе правителей — из среды близкородственного им племени, связанного с ними тысячами различных уз, или из среды совершенно чуждых им по крови, языку, обычаям и религии скандинавов?

Благодаря независимым друг от друга данным антропологии, генетики, топонимики и ономастики мы видим, чего на самом деле стоят все рассуждения о Великой Швеции Т. Арне, скандинавском происхождении каждого восьмого жителя окрестностей Ярославля Л.С. Клейна, «новых и новых волнах скандинавов» Д.А. Авдусина, переселении на Русь 10% всего шведского населения И. Янссона, скандинавской принадлежности половины гнездовских погребений конца IX — первой половины X в. Ю.Э. Жарнова, «большой иммиграционной волне из Скандинавии в Восточную Европу» В.В. Мурашевой и «значительной скандинавской примеси в русском населении» Северо-запада А.А. Александрова. Но если Т. Арне еще не знал данных антропологии и всего лишь пытался выдать за научные факты свои националистические фантазии, то все его многочисленные последователи знали или, по крайней мере, должны были их знать (статья Л.С. Клейна и его соавторов вышла в свет до публикации монографии Т.И. Алексеевой, однако в переиздании своих работ в 2009 г., сопровождаемой современными комментариями, это утверждение он оставил без изменений). Если труд Т.И. Алексеевой был им неизвестен, то речь идет о весьма неполном знании рассматриваемого предмета. Если же это фундаментальное исследование было им известно, то вряд ли это можно расценить иначе, чем откровенную ложь и намеренное введение читателей в заблуждение. Вспомним и уверенные заявления В.В. Мурашевой о том, «что скандинавы входили в состав древнерусской элиты (причем на ранних этапах образования Древнерусского государства составляли в ней значительную, если не преобладающую часть)», которая к тому же на протяжении определенного времени не ассимилировалась в славянской среде, причем археология указывает на «постоянный приток норманнского элемента». И вот эта скандинавская элита умудрилась не оставить практически никаких следов в языке, антропологии и генетике русского народа, а затем моментально превратилась в славянскую. Кто хочет, пусть верит во все эти чудеса, но наука тем и отличается от религии или фантастики, что пытается выявить объективные законы, а не исходит из волшебных превращений. Кроме того, поскольку все перечисленные выше выводы норманистов оказались неверными, то, следовательно, была ошибочна и вся цепочка умозаключений и доказательств, на основании которых эти выводы были ими сделаны.