Несчастные анабаптистки, осужденные на страшную смерть, находят в себе душевные силы, чтобы приласкать и подбодрить одинокого, беспомощного мальчика.

Простая фермерша, движимая состраданием к голодному ребенку, дает ему место за своим скромным столом.

Откуда-то из бездонной глубины народного моря неисповедимыми путями приходит к Эдуарду его защитник и покровитель — Майлс Гендон. Все эти люди видят в маленьком оборвыше не «помазанника божьего», а бесприютного ребенка и, помогая ему, они действуют совершенно бескорыстно. Так, узнав в английском короле опекаемого им маленького бродягу, Гендон меньше всего думает о тех выгодах и преимуществах, которые это необычайное происшествие повлечет за собою лично для него. Не придавая никакого значения своим самоотверженным и великодушным поступкам, он не ждет за них никакой награды. Не случайно этому простому и добродушному человеку Твен в своем романе отводит такую важную роль: в нем воплотились лучшие черты народной психологии: скромность, бескорыстие, великодушие.

Деклассированный потомок рыцарского рода, приобщившийся ко всем горестям и невзгодам народной жизни, полусолдат, полубродяга, Майлс Гендон больше связан с миром обездоленных и угнетенных, чем с привилегированными классами общества, к которым он принадлежит по своему происхождению. Вся история Гендона, которого негодяй брат лишает всего, что принадлежит ему по праву — имени, состояния и любимой женщины, по своему внутреннему смыслу глубоко соответствует логике жизни окружающего его общества. Она еще раз подчеркивает глубокую извращенность отношений, господствующих и в королевских палатах, и в нищенской лачуге, и в рыцарском замке. В биографии Гендона нет ничего волшебного и необычайного. А между тем именно он играет роль доброго волшебника в мудрой и человечной сказке Твена. В тех эпизодах, героем которых является Майлс Гендон, с особой остротой ощущается невидимое присутствие сказки. Появление Майлса Гендона, который, как и все добрые волшебники и феи, обычно приходит на помощь герою в самые критические моменты жизни последнего, не является чистой случайностью. В нем есть какая-то внутренняя необходимость и неизбежность. Ведь и сам маленький принц всегда убежден в том, что Майлс должен прийти ему на помощь: «Ты долго медлил, сэр Гендон, но наконец-то ты пришел!»

Вмешательство Гендона в судьбу принца воспринимается как осуществление некоей закономерности, способствующей победе добрых и справедливых начал жизни.

Осторожная и приглушенная поступь сказки особенно явно слышится в финальных сценах романа, где Эдуард Тюдор, добившийся признания своих династических прав, восходит на трон предков. Эта сцена, разумеется, должна изображать не торжество монархического принципа, а апофеоз справедливости. Книга Твена кончается так, как должна окончиться всякая сказка, — неизбежным поражением злых сил и победой добра.

Как и в «Томе Сойере», источником чудесного в жизни является простой, обыкновенный человек; сказочный мотив повествования в «Принце и нищем», как и в предшествующем произведении Твена, рождается из глубокой веры писателя в силу и возможности людей. Отсюда и особое внимание к проблеме воспитания личности. Если Том Сойер не столько поддавался воспитанию, сколько оборонялся от него (и именно поэтому мог сохранить естественные первоосновы своей личности), то его тезка Том Кенти, а в равной степени и его двойник принц Уэльский уже несут на себе следы воздействия окружающей их среды, меняясь под ее непосредственным влиянием.

Книга Твена — своеобразный «роман воспитания». Писатель раскрывает в ней сложный процесс становления человека. В сознании его маленьких героев происходят сдвиги и перемены; каждый из них, попав в необычные для него жизненные условия, преображается не только внешне, но и внутренне. Сама жизнь выступает в роли их учителя, и из уроков, преподанных ею, они извлекают соответствующие моральные и практические выводы. Дорогой ценой принцу и нищему приходится оплачивать приобретаемый ими жизненный опыт. Оба они оказываются в трагическом положении: если на долю принца Эдуарда выпадают жестокие физические истязания, то маленький нищий подвергается опасности искалечить свою душу.

Постепенно Том Кенти становится королем не только по своему внешнему виду, но и по психологии. «…Бедный, запачканный сажей котенок за эти четыре дня вполне освоился с незнакомым ему чердаком» (5, 535). Том привыкает повелевать и уже находит в этом своеобразное удовольствие. Начиная ощущать преимущества своего положения, он приходит к выводу, что, «по правде говоря, быть королем не так уж и плохо: тяготы этого звания нередко возмещаются разными выгодами» (5, 526). Процесс постепенного усвоения норм придворной жизни становится и процессом известной моральной деградации Тома Кенти. Когда во время коронации его мать в жалких лохмотьях приближается к нему со словами любви и нежности, с уст Тома едва не срывается жестокий возглас: «Женщина, я не знаю тебя!» Отрекаясь от матери, он как бы отрекается от самого себя, от всего, что было в нем хорошего и светлого. К счастью, его царствование заканчивается до того, как завершается процесс его «воспитания». Да и его здоровая природа — природа человека из народа — сопротивляется пагубному влиянию окружающей его обстановки. Но, независимо от этого, история маленького нищего красноречиво показывает, что и в самом образе жизни привилегированных классов общества скрывается тлетворное, деморализующее начало. В то же время народная среда оказывается мощным педагогическим фактором, под воздействием которого английский король приобретает качества, необычайно ценные для правителя. В ходе сюжетного развития романа раскрывается одна из его центральных мыслей, с предельной ясностью выраженная самим автором: «Королям следовало бы время от времени самим испытывать на себе свои законы и учиться милосердию».

«Моя идея, — писал Твен в одном из писем, — показать смысл чрезмерной жестокости законов тех дней, заставив самого короля испытать некоторые из них и дав ему возможность видеть, как эти законы применяются по отношению к другим — все это должно объяснить некоторую мягкость, которая отличала царствование Эдуарда VI от тех, кто ему предшествовал на троне и последовал за ним».

Впрочем, Твен не переоценивал чисто исторических последствий этого педагогического эксперимента; при всем своем милосердии Эдуард VI не может изменить коренные основы государственной жизни, его добрые поступки лишь смягчают, но не уничтожают жестокость законов. Реалистическая трезвость мышления Твена проявилась в том, что он не ставил существование той или иной системы в зависимость от доброй или злой воли одного лица. Американский писатель-демократ, глубоко воспринявший опыт недавней революции, хорошо понимал, что самый лучший монарх бессилен изменить систему существующих общественных отношений. В своем романе он хочет остаться верным суровой реальности истории. Он не знает путей ее грядущего развития, не знает подлинных средств преодоления жестокой суровости законов. Поэтому трагической правде истории во всей ее безотрадной жестокости он может противопоставить только истину сказки, основанную на глубокой вере в человека, нравственную силу народных масс. Это гуманистическое кредо он сделал своей опорной точкой в борьбе со всем деспотизмом и произволом настоящего и прошлого. Именно поэтому его историческая сказка стала одной из самых светлых и добрых книг мировой литературы.

В мировоззренческой эволюции Твена книга «Принц и нищий» представляет чрезвычайно важное звено. Его философия истории сформировалась в своих общих чертах. Впервые Твен с полной ясностью выразил ту мысль, к которой он приближался уже в своих предшествующих произведениях. Глядя на европейскую историю глазами ребенка, он раскрыл ее глубоко трагическую основу: в мире прошлого он обнаружил два мира — угнетателей и угнетенных, рабов и рабовладельцев.

Эту философию истории он в дальнейшем распространил не только на прошлое, но и на настоящее, не только на Европу, но и на Америку…