Он подкатил к ней, взял за руки, и они заскользили уверенно и легко. От разбросанных вокруг глыб снега и сверкания льда атмосфера казалась ещё более волшебной. Дилан всецело отдался мгновению. Ему не нужен был разговор, только присутствие женщины, в которую он влюбился за один вечер.

— Мой папа хотел мальчика, — сообщила она.

Дилан не ответил. Понял каким-то шестым чувством, что лучше молчать, потому что в её душе происходит нечто важное, и он не желает это сглазить. Через минуту Райли продолжила:

— Когда я родилась, папа был разочарован. Разумеется, я поняла это гораздо позже, после трагедии. Конечно, я знала, что он холодноват со мной, и всё чисто женское его, похоже, не интересует, но у меня была мама, так что меня это не задевало. Мир папы вращался вокруг моего брата. Он был на три года младше. Его звали Риком.

Дилан сглотнул. Он заметил, что она говорит в прошедшем времени, и понял, что история не из простых. Тем не менее, он продолжал кататься, поскольку знал, что, если приостановится или скажет хоть слово, Райли замолкнет.

— Я не слишком ревновала, потому что тоже обожала брата. Папа всё время подталкивал его к свершениям: в спорте, учёбе, завоевании места под солнцем. Он мечтал, что Рик преуспеет, и всё время говорил о том, что он возглавит какой-нибудь супер-конгломерат или создаст собственный бизнес. Рик обычно закатывал глаза и отшучивался… у него было великолепное чувство юмора и все души в нём не чаяли. Мама меня воспитывала редко, довольствовалась тем, что я счастлива, а папа полностью сосредоточился на том, чтобы сделать из Рика успешного человека.

Тут в динамиках над их головами песенку «Звените, бубенцы[6]» сменил гимн «Счастливого Рождества». Они сделали ещё несколько кругов, после чего она сумела продолжить:

— 11 июня 1998 года Рик с мамой погибли в автокатастрофе. Мне было шестнадцать. Ему — тринадцать. Парень заснул за рулём и… лобовое столкновение. Никто не выжил.

— После их гибели всё изменилось. Папа бродил по дому, словно привидение, как и я. Я чувствовала такую вину за одержимость своим положением в классе, за то, что втрескалась в парня с занятий по биологии и надеялась, что он пригласит меня на свидание. Чувствовала себя такой дурочкой, оттого, что беспокоилась о чепухе, в то время как брат столько работал, чтобы исполнились желания отца. Чтобы стать безупречным, успешным.

Она замолкла.

— Как ты поступила? — спросил Дилан.

— Изменилась. Мне пришлось. Прекратила волноваться о друзьях и мальчиках, всё время училась. Решила дать папе то, чего мы все лишились и почтить память Рика. В некотором смысле это было не так уж сложно. Я научилась сосредотачиваться на главном. Пожалуй, нужные задатки были у меня всё время, но меня никогда не подталкивали чего-то добиваться. Мне понравились сдержанность и дисциплина, которые нужны при достижении целей, и я научилась полагаться только на себя. Так намного проще, чем лавировать среди условностей общества, взаимоотношений и подростковых тревог. Моя жизнь внезапно стала… безмятежной.

Дилан боролся с потребностью её обнять и утешить. Ему стало ясно, откуда у неё целеустремлённость и талант. Разумеется, она заняла место брата. Разумеется, она посвятила жизнь тому, чтобы стать гордостью отца. Вероятно, в ней всегда были эти качества, но они не могли расцвести, когда в центре внимания находился её брат. Его сердце болело за семью, которой они были, за девочку, которой больше нет, и за её жертвы. Но он чувствовал, Райли долго держала эту историю в себе, и та отравляла её как гнойник. Чтобы её рана исцелилась, её надо вскрыть. Ей надо поделиться наболевшим и очиститься.

— А папа замечал твои успехи?

У неё вырвался тихий вздох.

— Нет. Но я его не виню. Я знаю, он меня любит. Знаю, он гордится мной и тем, чего я достигла, когда создала издательство «Шик». Он поместил обложку из «Форчун» в рамку и повесил её в гостиной. Однако пустоту, которая возникла после смерти мамы и Рика, невозможно заполнить, так что неважно, насколько я хороша. И, может, это нормально. Может, так и должно быть.

Дилан остановился. Приподнял её подбородок. Его тело, сердце, душу охватила нежность. Она ожесточённо моргала, её лицо выражало смущение, грусть и тоску.

— Готов спорить, твои мама с братом каждый день смотрят на тебя сверху и очень гордятся тем, кем ты стала. Другие пали бы духом и сдались, скулили, жаловались и выискивали оправдания. Райли Фокс, ты замечательная женщина, замечательная дочь и замечательная сестра.

Она кивнула. Приняла его утешение. Выслушала слова и отправилась искать им место в глубине души. И тут его прорвало. Ему требовалось к ней прикоснуться, защитить её, развеселить.

Его поцелуй был сама уступчивость и утешение, но она быстро его вернула и схватилась за Дилана, будто нуждаясь в продолжении. Он со стоном прижал Райли к себе и проник языком в рот, наслаждаясь её вкусом. Искра, которую он всегда искал, внезапно зависла и взорвалась. Он прижал Райли к ограде, срывая мешковатую одежду, нашпигованную замками и пуговицами в отчаянном желании прикоснуться к её коже и подарить чувство общности, нужное им обоим. Она захныкала, и он полностью поглотил её всхлипы поцелуем, попутно ухитряясь расстегнуть куртку, задрать свитер и запустить пальцы в её штаны.

Ни хрена себе, киска Райли стала влажной и готовой, как только его пальцы скользнули под трусики и глубоко проникли в неё. Райли с силой прикусила нижнюю губу, но он не разорвал контакта и, двигая пальцами и поглаживая клитор, подталкивал её к вершине, хотя она сопротивлялась, кусалась и стонала под ним.

— Отдайся мне, Райли. Сейчас же, отдайся целиком, — потребовал Дилан, сгибая пальцы и набрасываясь на G-точку. И тут она кончила на его руку. Он заглушил её крики ртом, так и не ослабив давления, которого жаждали оба. Его пальцы ненадолго остались внутри Райли, пока она успокаивалась, а он сцеловывал единственную слезинку, скатившуюся по её щеке, и бормотал на ухо глупую чепуху. Он целовал её, обнимал, и она полностью расслабилась в его руках.

— Ты мне нужна, — сказал он, — в моей кровати, обнажённая, открытая.

— Да, — прошептала она, — мне нужно то же самое.

Стараясь не дрожать, Дилан поправил на ней одежду, взял её за руку и повёл с катка.

***

Он подвигался над ней, погрузился внутрь и вошёл в ритм, которому предстояло разнести Райли на части, чтобы дать ему возможность собрать её воедино. Она всю жизнь поступала по своим правилам, но чувствовала, что сегодня отдаст ему всё. Теперь ею полностью завладели давняя фантазия и мужчина, чей образ так и не изгладился из её памяти. Она знала, их отношения не настоящие. Они не могли быть настоящими, однако в эти последние часы ей было всё равно.

Она широко развела ноги, приветствуя каждый толчок. Губы раздвинулись, впуская его язык. Ногти до крови царапали выгнувшуюся над ней мускулистую спину, оставляя отметины на память об этой ночи. Незадолго до оргазма он приказал ей открыть глаза и стал свидетелем всего: и мучительного удовольствия, и её погибели, которая началась ещё десять лет назад при первом прикосновении его губ.

Она влюбилась в Дилана Маккрея. И теперь призналась себе в этой любви, смакуя её, купаясь в ней.

Снова и снова выкрикивала его имя, а из сердца рвались слова, которые она отказывалась произносить вслух.

Я тебя люблю. Люблю. Люблю!

***

Смесь запахов секса, мускуса и пота казалась Дилану сладчайшим благоуханием в мире. Он гладил плечи отдыхающей женщины, не сводя глаз с обнажённого тела в своих руках, в своей постели. Сколько раз задумывался он о том, каково было бы встретиться с Райли снова, хоть и отдавал себе отчёт, что им, скорее всего, никогда не удастся перенести существующую между ними общность в реальный мир?

Заключая договор с «Семейными узами», он так надеялся. Приготовился остепениться и найти свою единственную. В агентстве невероятная команда, они не только учли каждое из его пожеланий, но и покопались в душе, пока не нашли те, о которых он сам не подозревал. Большинство партнёрш по свиданиям впечатляли. Они умели рассмешить, вовлечь в возбуждающий разговор. Многие даже вызывали физический отклик, который обычно вёл прямиком к сексу или, по меньшей мере, к куче заигрываний.