— Вижу я, ты никак не выбросишь колдовство из головы, лопарка! Больше ты не станешь пялить на меня свои ведьмины глаза, будешь жить в подполе, выходить оттуда будешь раз в день к обеду с завязанными глазами, нечего тебе глядеть на людей, покуда не перестанешь колдовать.

Жестоко поступила жена новосёла с бедной малышкой, которая никому худого не сделала, но она была суеверная, как и многие в округе, и твёрдо верила в то, что лопари умеют колдовать. И потому она заперла Звездоглазку в тёмный подпол, но дала ей тёплую одежду, еду и постель, чтобы девочка не голодала и не холодала. У Звездоглазки было все, кроме свободы, любви, людей рядом с нею и дневного света.

Симон был в отъезде, а Звездоглазка сидела в подполе. Было ей там не весело, но и не очень скучно. У Звездоглазки была в подполе своя компания. Там было старое бревно, разбитый кувшин, полено, колышек и бутылка без горлышка. Она придумала, что бревно — это отец, кувшин — мать, а полено, колышек и бутылка — названые братья; и все они, кроме бревна, жили в пустой бочке. И каждый в бочке занимался своим делом. Звездоглазка пела им песни, а мыши и крысы слушали их.

У Лису, жены новосёла, была соседка по имени Мурра. За день до Рождества сидели они вдвоём в горнице и толковали про колдовское искусство лопарей. Мать вязала рукавицы, Симму играл с медными монетками, Пальте толок разбитый кирпич, а Матте повязал коту шнурок на лапу. И тут они услышали, как Звездоглазка поёт, убаюкивая полено:

— О чем эта лопарская девчонка поёт в подполе? — спросила Мурра.

— Она убаюкивает свои игрушки в бочке, — отвечала Лису.

— Но ведь она видит сквозь пол, что мы делаем. Неужто, сидя в тёмном подполе, она видит, как светит луна?

— Навряд ли! — воскликнула Лису. — Наказание мне с этой девчонкой, ни дать ни взять — маленькая колдунья.

— Я знаю, что надо делать, — сказала злая Мурра. — Повяжи ей на глаза семь шерстяных платков и положи семь половиков на крышку подпола, тогда она ничего не увидит.

— Попробую, — отвечала Лису.

Она спустилась в подпол, завязала маленькие звёздочки-глаза семью шерстяными платками, а после положила семь половиков на крышку подпола. Вскоре стало совсем темно, засветились звезды, и северное сияние зажгло на вечернем небе две красные дуги.

И снова они услышали песню Звездоглазки:

— Нет, ты только послушай, — сказала Мурра, — сейчас она видит северное сияние и звезды! Таких маленьких чертовок мне ещё не доводилось встречать.

— Быть того не может, — отвечала хозяйка, — я спущусь в погреб.

Она откинула семь половиков, спустилась вниз и, убедившись в том, что на глазах у Звездоглазки семь шерстяных платков, спросила:

— Ты видишь звезды?

— Да, их так много, так много, — отвечала Звездоглазка. — Вокруг так ясно и светло, скоро наступит праздник!

Хозяйка вылезла из подпола и рассказала обо всем Мурре. А Мурра ответила:

— Теперь остаётся только вырыть в подполе яму глубиной в семь метров, положить в неё это чёртово отродье и засыпать её песком. Это уж точно погложет.

— Нет, — сказала Лису, — этого я не стану делать. Мне жаль её, да к тому же боюсь, что муж мой огорчится, когда узнает, что с ней сталось.

— Тогда отдай мне девчонку, я отвезу её назад в Лапландию.

— Обещай, что не сделаешь ей худого?

— Что я могу ей сделать? — отвечала Мурра. — Отвезу её туда, откуда её взяли.

Получив согласие хозяйки, Мурра завернула девочку в старую оленью шкуру и повезла её в горы. Там она положила девочку на снег и уехала.

— Я сделала то, что обещала. Раз её нашли в снежном сугробе, я и положила её на снег, — сказала она.

Звездоглазка лежала в снежном сугробе, закутанная в оленью шкуру, и смотрела на звезды. Как и три года назад, стояла рождественская ночь, и тысячи прекрасных, ясных, огромных, далёких солнц, сиявших на небе, сжалились над невинным младенцем. Они светили в глаза, заглядывали в её сердце и не нашли там ничего, кроме доброты. И тут её детские глаза засияли ещё ярче и удивительнее, она обрела дар видеть ещё зорче, далеко-далеко, дальше звёзд, проникать в мириады миров Вселенной. А ночь была тихая и ясная, полная торжественного безмолвия. Лишь северное сияние рассеивало искры в небе, оно сияло радугой над головой Звездоглазки. Ранним утром, когда ребятишки ещё спали в горнице, новосёл воротился домой. Стряхнув иней со своих тёмных волос, он обнял жену и спросил про ребятишек. Жена рассказала, что Пальте хворал корью, но уже выздоровел, что Симу и Матте здоровенькие и толстенькие, как пшеничные булочки.

— А как поживает Звездоглазка? — спросил новосёл.

— Хорошо, — испуганно отвечала жена, почувствовав угрызения совести.

— Мы должны беречь Звездоглазку, — продолжал он. — Нынче ночью я заснул в санях и видел сон, будто звезда упала ко мне на меховое одеяло и говорит: «Возьми меня и береги хорошенько, я принесу счастье твоему дому». А когда я протянул руку, чтобы взять её, она исчезла. Я проснулся и подумал, что нам везло все эти три года, с тех пор как мы взяли это чужое дитя. Прежде не было нам ни в чем везения, мучили нас болезни и бедность: то мороз погубит урожай, то медведь задерёт коров, то волки утащат овец. А нынче ниспослана нам судьбой благодать за то, что мы призрели невинного младенца.

От этих слов у жены защемило сердце, но она не посмела сказать мужу правду. Тут проснулись сыновья, отец обнял их и порадовался, что они такие здоровенькие и сильные. Покачав их на коленях, он спросил:

— А где Звездоглазка?

Симу ответил:

— Матушка заперла её в подполе. А Пальте сказал:

— Матушка повязала ей. на глаза семь платков и постелила на крышку подпола семь половиков.

А Матте добавил:

— Матушка отдала её Мурре, а Мурра увезла её в горы.

Услыхав это, муж покраснел от гнева, а жена побелела как полотно и не нашла ничего сказать, кроме как:

— Она ведь лопарское дитя, а все лопари — колдуны. Муж ничего не ответил. Хоть сильно и устал он, но тут же пошёл в конюшню и снова запряг лошадь в сани.

Потом он подъехал к дому Мурры, заставил её сесть к нему в сани и велел показать место, где она оставила девочку. Они поднялись в горы, остановили лошадь и пошли на лыжах по засыпанному снегом ущелью. Подойдя к сугробу, на котором Мурра оставила дитя, они увидели на нем небольшую вмятину, а поодаль — лыжный след на снегу, но Звездоглазку они не нашли, она исчезла, они долго искали её и наконец повернули назад. Симон шёл на лыжах впереди, а Мурра позади, чуть поодаль. Вдруг раздался крик; новосёл, съезжавший вниз с горы, обернулся и увидал, что стая голодных лапландских волков рвала Мурру на части. Однако помочь он ей не мог, гора была слишком крута, пока он спускался вниз, волки её уже съели. Опечаленный вернулся он домой, как раз когда колокола звонили к заутрене.

Жена новосёла горько во всем раскаялась. Когда утром она пошла в хлев задать овцам корму, то увидела, что там побывали волки и не оставили ни одной овцы.

— Это только начало расплаты за содеянное нами зло, — сказал хозяин. — Теперь нам остаётся лишь горько каяться.

Никто так и не узнал, куда пропала Звездоглазка. Ведь рядом с сугробом, в котором она лежала, был лыжный след, может, какой-нибудь путник забрёл в эту глухомань, нашёл дитя и взял его с собой. Остаётся думать, что так оно и было, только никто не ведал, кто был тот путник и куда он увёз Звездоглазку, где она обрела свой новый дом; хочется надеяться, что ей там живётся лучше, что она принесла счастье этому дому и по-прежнему видит то, чего не видят остальные.