Кузьмичев от возмущения приподнялся.

– Боже мой… И вы ради этого бреда устраиваете в офисе шмон?! Пугаете и унижаете людей?

– Вы знаете имя похитителя?

– Знаю…

– Кто он?

– Протестую! – вмешался было Лерр, но Кузьмичев остановил его.

– Помолчите. – И повернулся к следователю: – Да, я знаю и имя похитителя, и место, где содержится ребенок. Но вам этого не скажу.

– Вы действуете как сообщник преступников.

– Считайте как хотите. Но я отлично знаю нашу доблестную милицию и также знаю, чем может закончиться ваша операция по освобождению заложника! Поэтому мои люди проведут операцию сами, и в самое ближайшее время мать увидит своего мальчика.

– А может, ваши люди как раз затем и похитили ребенка, чтобы его доблестно освободить?

– Больше ни на один ваш вопрос я отвечать не собираюсь, – резко оборвал следователя Кузьмичев.

– Значит, в самое ближайшее время встретимся в знакомом для вас месте – в следственном изоляторе.

– Встретимся. И вы передо мной извинитесь.

Бойцы ОМОНа все еще продолжали обыскивать помещение «Час-Инвеста», Кузьмичев вышел на балкон, набрал номер.

– Здравствуйте. Петра Петровича, пожалуйста… Кузьмичев спрашивает.

Секретарша заглянула в кабинет Грязнова, почему-то шепотом сообщила:

– Кузьмичев… Возьмете?

– Непременно, – пророкотал Петр Петрович и снял трубку. – Здравия желаю, Сергей Андреевич. Как жизнь драгоценная?

– Слава богу. Как ваша?

– Тоже слава богу. Есть какие-то проблемы?

– Есть. Необходимо встретиться. И чем быстрее, тем лучше.

– Уж не по поводу ли ребенка Пантелеевой?

– А вы как догадались? – удивился Сергей.

– Так ведь мир тесен, как шкатулка моей покойной бабушки… Хорошо, встретимся. Где?

– Через час я подъеду. Поговорим лучшего всего в моем автомобиле.

– Любопытное предложение. Интригующее. Ну что ж, в автомобиле так в автомобиле. Через час!

Грэг сосредоточенно и молча гнал «жигуленка» в сторону Москвы. Никитка сидел рядом на переднем сиденье, смотрел на несущуюся под колеса дорогу, тоже молчал.

Проскочили под кольцевой. На посту ГАИ тоже никаких проблем не возникло. С каждым километром на них надвигался мощный грохочущий мегаполис – с пробками, светофорами, сумасшедшим движением, стремящимися попасть под колеса пешеходами.

Никитка поднял на Грэга большие печальные глаза, тихо спросил:

– Грэг… домой?

– Домой, малыш. – Парня колотил нервный озноб.

– Правда?

– Правда, – Грэг потрепал пацана по голове. – Рад?

Тот помолчал, отрицательно повертел головой:

– Не очень.

– Вот те на! – хохотнул Грэг. – Сам же просился. Плакал…

– Наверно, привык… К тебе привык. Кулек был противный, а ты – хороший. Добрый… И Жору жалко. Его вы ведь убили? – Мальчишка снова помолчал, грустно произнес: – Мы еще увидимся?

– Вряд ли. – Грэг закурил, руки его дрожали. – Меня теперь засудят. Лет десять впаяют.

– За что?

– За тебя… Я ж украл тебя. Вот за это и впаяют. Да и не только за это.

– А я скажу, что сам захотел… Хочешь?

Грэг снова взъерошил ему волосы.

– Не надо, Никитка… У тебя и без того будет тяжелая жизнь.

– Почему? – удивился Никитка.

– Кулек тебя посадил.

– На иглу?

– Ну да… Сволочь был Кулек. Большая сволочь. Да и я хорош. Поэтому, Никитка, трудно тебе придется. От этого не лечатся.

– А зачем лечиться? Мне ведь хорошо. Укололи – и хорошо. Так можно всю жизнь прожить.

– Не проживешь. Короткая у тебя будет жизнь, пацан. С уколами долго не живут.

Снова ехали молча. Никитка дотронулся до колена Грэга, тихо попросил:

– А может, домой не поедем? Будем жить вдвоем. Ты ж правда добрый.

– Не говори глупости! – с деланной суровостью приказал Грэг.

Остановились почти в самом центре, в большом дворе, окруженном высоченными домами.

Грэг включил мобильный, набрал номер.

– Сейчас будешь говорить с мамкой, – шепотом сказал Никитке и почти крикнул в трубку: – Але! Здравствуйте! Сейчас будете говорить с сыном! С Никитой! – Передал трубку мальчишке, подмигнул: – Говори!

– Мам! – срывающимся голосом почти взвизгнул тот. – Мамочка! Это я!

– Никитушка? Сыночек? – Нина плакала. – Где ты?

– Я здесь, мамочка! На улице! Меня отпускают!

– Где? На какой улице? Я сейчас приеду! Дай трубку ему! Кто там рядом? Дай ему трубку!

– Сейчас, мамочка! Сейчас дам! Только я хочу попросить тебя! Не сажай Грэга в тюрьму! Он добрый! Кулек – злой, а Грэг хороший! Мамочка, пожалуйста!

– Хорошо, дай ему трубку!

Никитка передал, выжидательно смотрел на «волосатика».

– Ваш сын будет ждать во дворе дома шестнадцать по Ленинградскому проспекту… – сообщил он. – Дом шестнадцать. Запомнили?

– Пожалуйста, умоляю… – кричала Нина. – Только не увозите его! Прошу вас!

– Он будет ждать во дворе дома номер шестнадцать, – повторил Грэг. – И еще одно. Вашему сыну понадобится серьезное лечение.

– А что с ним? Какое лечение?

– Вы сами все поймете.

Грэг выключил телефон, снова подмигнул мальчишке:

– Сейчас мамка приедет… Стой здесь и никуда не уходи. Договорились?

Тот кивнул.

– Ну давай… – Грэг протянул ладонь. – Давай попрощаемся. Вряд ли когда-нибудь увидимся.

Никитка вдруг бросился к нему, повис, обхватил за шею.

Они стояли так некоторое время – не отпуская друг друга. Наконец Грэг оторвал от себя мальчонку, хмуро бросил:

– Все, я поехал.

Быстро пошел к машине, оглянулся. Никитка смотрел ему вслед и беззвучно плакал.

«Жигуль» рванулся с места.

Мальчишка поднял руку, помахал на прощание.

Вскоре во двор влетел «мерседес», из него выскочила Нина.

Она сразу же заметила сына, бросилась к нему через клумбы, кустарник, детскую площадку – обхватила, прижала к себе, затем попыталась поднять, но не смогла. Опустилась рядом, что-то говорила, заглядывала в глаза, целовала, водила ладонью по личику.

Охранники стояли поодаль, молча наблюдали за происходящим.

Грэг остановил «Жигули» в каком-то безлюдном неухоженном тупике. Наглухо закрыл все окна, достал из бардачка ампулу и шприц, закатал рукав, сделал укол.

Откинул сиденье так, чтобы можно было лечь, примостился поудобнее, закрыл глаза и стал медленно и сладко засыпать.

Двигатель машины не был выключен – он работал шумно, неровно.

Грэг проснулся оттого, что кто-то яростно колотил в окно салона. Поднял тяжелую голову.

Пожилая пара – мужчина и женщина – продолжали стучать в стекло, кричали:

– Проснитесь! Вы ж задохнетесь! Проснитесь!

Грэг нехотя привстал, какое-то время приходил в себя.

В окно заколотили еще яростнее.

– Откройте окно! Сейчас же откройте!

Парень опустил стекло, уставился на стариков.

– Все нормально.

– Какое там «нормально»? – возмущенно завопил мужчина. – Разве можно спать при работающем двигателе?! На тот свет захотелось, что ли?

– Может, заболели? Плохо? – подключилась его подружка. – Выйдите, подышите воздухом! – Она распахнула дверцу и стала чуть ли не силой выволакивать парня из машины. – Самоубийца какой-то!

Грэг улыбнулся:

– Спасибо, не беспокойтесь. Теперь нормально. Сидел-сидел и уснул… Спасибо.

Вернулся в салон, привел сиденье в вертикальное положение, и машина медленно поползла по улице.

Кузьмичев, сидя за рулем «мерседеса», дотянулся до противоположной дверцы, предупредительно открыл ее, давая возможность Грязнову расположиться рядом.

Пожали друг другу руки. Петр Петрович с усмешкой заметил:

– Путаюсь в догадках – что это вас так зацепило? Без свидетелей, один на один? – Грязнов оглянулся назад, увидел через заднее стекло охранников в двух машинах. – Как в американских детективах… Что стряслось, Сергей Андреевич? Может, решили таким своеобразным способом убрать меня?