В середине XX в. мантию гегемона мирового порядка примерила на себя бывшая колония Великобритании – США. Дистанцируясь от метрополии и позиционируя себя самостоятельным игроком на политическом поле, Соединенный Штаты Америки, тем не менее, не смогли избежать некоторой вторичности в конструировании идеального образа своего государства.
Стихотворение «Знамя, усыпанное звездами» было написано в 1814 г. Френсисом Скоттом Ки под впечатлением атаки англичан на форт Макгенри. Переложенное на музыку, оно достаточно часто исполнялось по официальным поводам, но до начала XX в. еще две песни претендовали на роль символа государства: «Да здравствует Колумбия!» и «Америка» (калька британского гимна). В 1931 г. Конгресс принял официальное решение сделать гимном государства «Знамя, усыпанное звездами», и со времен Второй мировой войны его с удовольствием играют перед каждым бейсбольным матчем.
Пафос войны за Независимость наделил гимн явной милитаристской направленностью, но этот милитаризм – буржуазного толка, тесно связанный с борьбой за свободу не только страны, но и индивидуума. США противопоставили образу монарха, воплощающего английскую государственность, образы еще одного государственного символа – флага и свободного гражданина, защищающего флаг. Текст гласит:
1. Страна – это «земля свободы, мужества», ее олицетворяет флаг, который «гордо реял» «в смертельной битве света и тьмы». Он – «звездный свет», который «славой отразив на нас, парит, потоком жив»;
2. Основная задача государственной власти – поддерживать «мощь, что создала и сохранила нас нацией»;
3. Основная задача гражданина – «побеждай, не медли. В память долга Отцам». Гражданин – это, прежде всего, доблестный солдат, свободный человек, стоящий живым щитом «между любящими домами и опустошением войн»;
4. Четко определен враг. Он находится за океаном, «на берегах, так смутно различимых сквозь многомильные туманные глубины», но его удаленность не повод для оптимизма. Враг коварен: на первый взгляд, он, «испуганный, притих в тиши», но природа его выражается в постоянной готовности к экспансии, враг, «то ярость не скрывая, то скрыв напор, о нежности шуршит». В образ мира вписаны заокеанские соседи: их наличие – органично, повадки – лицемерны, цели – враждебны;
5. США – страна, стремящаяся в вечность: «пусть вечно реют твои волны, земля свободы, мужества, живи!».
Идеальный концепт государства – социальная структура, нацеленная на выживание, готовая применить военную силу, не верящая тем, кто отделен от нее океаном и опасающаяся неизбежной агрессии извне. При таком раскладе не должно вызывать удивление своеобразие политической тактики Соединенных Штатов, стремящихся к нанесению превентивных ударов и легко применяющих военную силу на чужой территории. Внутренняя политика государства направлена на сохранение статуса свободного гражданина, обремененного полнотой ответственности за судьбу родины: «Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны!» (Дж. Ф. Кеннеди).
Совершенно логично, в свете изложенного, трепетное отношение американцев к собственному флагу. Для них именно он является сакральным символом государства, воплощающим ценность свободы. Где реет флаг – там Америка, а за свободу в США принято платить кровью. Экспорт флага и свободы за океан не может быть мирным для стран-импортеров.
Англо-саксонский тип государства – это, прежде всего, государство островное, изолированное от остальных субъектов «большой политики» географически, поэтому сходство идеальных образов Великобритании и США объясняется не только историческим родством менталитетов. Страны европейского континента, не отделенные друг от друга столь серьезными преградами, свою уникальность и непохожесть на соседей старательно культивируют, отражая этот процесс в символах. Огромную роль в формировании идеального образа государства играют его история и культура.
***
Вперед, сыны страны родной:
Дни славы наступили!
Тираны дикою толпой
В наш вольный край вступили!
Вам слышны ли у очагов
Солдат свирепых клики?
Друзья! там ваших бьют сынов,
Подруг там ваших крики!
Конец XX в. оказался не слишком благосклонен к Франции – страна будто потерялась в новых реалиях, утратив тот искрометный «острый галльский смысл», который вызывал уважение и восхищение политических соперников, не говоря уж о друзьях. Не самую малую роль в выцветании образа современного государства, на наш взгляд, сыграл гимн.
Марсельеза была объявлена официальным гимном Великой Французской революции (1795 г.), утратила свое значение в эпоху Наполеона и Реставрации и вернулась в строй в период Четвертой (1946 г.) и Пятой (1958 г.) республик. Революционный марш, формирующий имидж страны, воспевает романтический пафос борьбы, но объектом ее рисует собственных сограждан. «Любопытно не то, что Марсельезу, песнь крови, оркестры почтительно играют на дипломатических и придворных балах. Гораздо интереснее, что автор ее, Руже де Лиль, вдохновился ею и впервые пропел в доме своего друга Дитриха, а через несколько месяцев Дитрих вновь слышал эту песнь уже в исполнении толпы, когда он шел на эшафот» – заметил в 1919 г. русский эмигрант М. Осоргин [5, с. 30]. Из текста следует:
1. Страна – это «вольный край»;
2. Основная задача государственной власти – не определена;
3. Основная задача граждан – отражать натиск врагов: «здесь всяк солдат», «земля родит иных, чтоб мстить в ожесточенном бое». В бой гражданина ведет «любовь к стране святая» и «вольность дорогая», именно в этом состоит величие гражданского подвига: «пусть вся вселенная узрит, что меч стоял за право»;
4. Список врагов разнообразен – это не только «чужеземные толпы» и «наемные орды», которые «скуют нам длани и под ярмо поставят вновь, чтобы зачинщик этой брани мог вновь сосать народа кровь». Это еще и «крамольники в изгнаньи, изменники родной страны», «деспоты», «изверги» и «тираны» т. е. бывшие сограждане, олицетворяющие прежнюю власть. Их свирепые солдаты у костров «бьют ваших сынов, подруг там ваших крики». Они «орда рабов с злодеями вождями», хотят штыками навязать «рабство, изуверство». Поэтому необходимо сделать все, чтобы враг бежал «кровавою стезей»;
5. Гимн не только фиксирует славное прошлое («мы братьев кости лишь найдем, да честь без укоризны»), но и прогнозирует не менее пассионарное будущее – новые поколения пойдут сражаться за отчизну («искать мы станем боя, чтоб мзду за них [предшественников] иль смерть найти, как следует героям»). Таким образом, пожар революционной борьбы распространится не только в пространстве («вся вселенная»), но и во времени, закольцовывая череду жертвоприношений в кровавый конвейер.
Марсельеза – замечательная революционная песня, любимая не только французами** [2], ее воодушевляющая мелодия и героический пафос достойны такой популярности. Но если взглянуть на содержание с точки зрения символической, то можно сделать вывод о, мягко говоря, своеобразии государственного концепта, основанного на заложенных в ней идеях. Основная проблема гимна, пожалуй, в том, что полностью отсутствует образ страны и государственной власти. Франция Марсельезы – это лишь территория, на которой разворачивается кровавая битва за вольности и свободы. Но если, например, свободный гражданин США сражается с внешним врагом, то гражданин Прекрасной Франции убивает рабов тирана-француза, чтобы самому не стать рабом. Братоубийственная бойня ради абстрактных идеалов Свободы, Равенства и Братства не привносит в государственный концепт созидательного пафоса, не воспевает величие страны, не освящает незыблемость власти и спокойную уверенность в своих силах. Времена решительных революционных действий давно прошли, а идеальный образ все еще транслирует в реальность борьбу за свободу одной части своих граждан от тирании другой.
