Первое что я сделал, добравшись до места своего теперешнего обитания, это подошёл к бывшему товарищу и потребовал забранные им у меня деньги, которые пойдут на покупку продуктов, для голодающих людей.

- Евро которые забрал, верни - коротко сказал я ему, без лишних объяснений.

Жан, не говоря ни слова, подошёл к своей тумбочке, которая между прочим не запиралась. Достал оттуда пачку с валютой, что то отсчитал от неё и вручил мне иностранные купюры.

- Я понимать, ты зло - сказал он с жутким акцентом, глядя на меня.

- Но ты даже не понимать на сколько. Я жду не дождусь, когда смогу тебя, сука лягушачья, замочить и порвать на куски.

- Понимать и сука, и лягушатка. Я делать для ты много, мне говорить совсем убить тебя, ты же узнать мой, как это по русски - ужасно коверкая слова, сказал француз.

- Не хер болтать пьяными чего попало, если не хотите, чтобы ещё кто то знал про ваши планы.

- Да, не хер, правда. Я говорить, надо его посмотреть, какой ты человек.

- И поэтому ты сволочь, вытолкнул меня к этому дохляку? А чего же сам рядом с ним не встал, я бы и тебя за одно в госпиталь пристроил.

- Ты молодец, теперь мы это знать. Не трус, не враг.

Жан начал торопливо, вперемежку с родными словами объяснять мне, почему он так поступил. Оказывается, на подпольном собрании меня приговорили, но этот больной придурок заступился за меня и предложил посмотреть, каким образом я себя буду вести, после того, как меня поколотит бесподобный Марио. До случая со мной, ему не разу не приходилось кому либо проиграть в рукопашной схватке. Но произошло чудо, которое француз выдал за проведение господне, я покалечил итальянца, причём в не совсем честном бою, что ещё больше подняло авторитет моей персоны, в глазах у местных вояк. Поэтому они меня так и охарактеризовали во время разговора у Венцеля.

После того, как разобрались с этим вопросом, и Жан согласился со мной по поводу того, что теперь он мне должен, перешли к более приватному разговору и для этого даже вышли на улицу, и забрались в самый дальний угол оцепленной территории.

Рассказ Жана про страшную тайну, из-за которой я оказался на грани, между жизнью и смертью, длился не долго и не ничего такого в нём, что мне было бы не понятно, я не услышал. Как выяснилось он и почти весь его отряд входили в состав французского сопротивления, не того которое воевало с приятелями Венцеля, а того, которое образовалось во время подготовки легиона к нападению на французские земли, в этом мире. По словам моего знакомого, они храбро воевали, правда сколько именно он скромно умолчал, но заострил моё внимание на том, что, когда всё было кончено, они не вернулись в тёплые дома, а ушли в лес, так же, как и ополченцы Универмага, между прочим. Именно там, на общем сборе и было принято решение войти в ряды легиона, и сопротивляться ему изнутри. Прошло больше трёх месяцев службы в этой организации, но французы, за это время так и не смогли сделать что нибудь значительное, в плане нанесения вреда войскам Венцеля. Правда в их тайное общество влилось несколько десятков новых членов, в основном из отрядов бельгийцев и итальянцев. План по нанесению настоящего удара находится только в стадии разработки, его то я случайно и подслушал, чем и навлёк на себя последующие неприятности. Кроме своих внутренних тем мой собеседник коснулся и местного ополчения, вовремя восстания, которого он, кстати и пострадал. Его восхищало поведение русских, не сдавшихся даже после, казалось бы, сокрушительного поражения, а то, с какой лёгкостью они выбрались из тюрьмы и затем из посёлка, его просто восхищало. Именно после оценки действий ополченцев он и задал мне свой, наверное, самый главный, вопрос:

- Почему ты не у них? - примерно так я перевёл его слова.

- Потому что я был ранен, во время проведения операции, которую сам и придумал. Видел бы ты меня здесь, если бы мне удалось уехать вместе со всеми.

- Так ты ополченец? - спросил удивлённый Жан.

- Да. А что не похож?

- Похож, но почему же ты мне раньше ничего не сказал?

- Наверное по той же причине, из-за которой и вы меня убить хотели.

После этого разговора наша дружба стала такой же крепкой, как была и до этого, а возможно ещё и крепче. Отношение бойцов французского отряда ко мне резко поменялось на следующий же день, почти каждый из них подходил, жал руку, хлопал по плечу или даже извинялся. Я старался с каждым перекинуться хотя бы парой фраз, показывая этим, что не держу на них зла и давая понять, что я теперь за одно с ними. А вечером, во время разминки, пока я способен только на неё, у меня появились новые поклонники, в лице проигравшего бой Марио итальянца и одного крепыша, бельгийца. Они молча подошли, поздоровались со мной за руку, представились и стали разминаться рядом. Бельгийца звали Ларс, было ему ровно двадцать три года, парень действительно имел атлетическую фигуру и не плохо владел каким то видом, не очень понятного мне, боя. Итальянец носил, на мой взгляд, более экзотическое имя, для уха российского гражданина, звали его Нино, а как он бился я видел вчера. Трусом парень, на вид ему лет двадцать пять, точно не был, а вот умения, наверное, так же, как и мне, ему, пожалуй, не хватало. Но ничего всё в наших силах, если бельгиец не передумает заниматься рядом, то возможно чему нибудь нас научит.

Неделя, предоставленная доктором на окончательное восстановление здоровья в казарменных условиях, пролетела быстро. По её окончании меня стали привлекать, наравне с остальными членами отряда, на разные мероприятия, направленные на поддержание власти легиона, на нашей земле. Побывал я и в карауле, ездил по вызову в район Рынка, ходил в трёхдневный поход в лес, на поиски новых подарков, которые почему то так и не поступили, и даже участвовал в облаве, в самом Универмаге. Так что сейчас, по прошествии почти месяца с того самого момента, как зачитали приказ о присвоении мне гордого звания легионер, мой распорядок дня ничем не отличается от распорядка любого служаки в этом воинском формировании. На сегодняшний день я один из маленьких винтиков на которых держится шестерёнка, вращающая вал машины господина Венцеля и его приближённых. И если быть до конца откровенным мне нравиться моё теперешнее состояние, будь во главе этого монстра кто нибудь другой и исповедуй он другие ценности, то я бы не желал себе ни чего лучшего, чем служба в легионе или как бы он там назывался. Но в ситуации, которая сложилась в этом мире сейчас, мне с этой организацией не по пути, и я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы она исчезла из него на всегда, хотя сделать это будет не просто, совсем не просто.

Жан, со своими сослуживцами так и продолжает разрабатывать хитроумный план по нанесению внезапного удара, по верхушке легиона. Меня они не посвящают в процесс его продвижения к стадии полной готовности, но в том, что я буду предупреждён за ранее о времени его начала, а не поставлен перед фактом его осуществления или провала, сомнений у меня нет. Потому что в нём наверняка будет отведено место и моим бойцам, состоявшим одно время в ополчении, а теперь входящим в группу подпольщиков, которая находится на моём полном обеспечении. Количество их в этой засекреченной организации, на данный момент, уже доходит до трёх десятков и о них, с недавних пор, командир отряда французов в курсе. Также, в этом плане, будет учитываться и характер моих отношений с группой спортсменов легионеров. Теперь их, утром и вечером, тренируется рядом со мной аж двадцать шесть человек и попали они в эту группу после тщательного отбора, который я проводил, учитывая не только физические данные кандидата. Если исходить из того, что весь французский отряд насчитывает примерно столько же солдат, сколько находится либо под моим непосредственным контролем, либо разделяю мои убеждения и образ жизни в легионе, то не учитывать их в таком сложном деле, как бой с превосходящими силами противника, будет по меньшей мере не рационально. Пускай даже под знамёна Жана встанет ещё какое то количество бойцов из отрядов бельгийцев и итальянцев, но на стороне Венцеля солдат будет всё равно больше, поэтому у него, наверняка, каждый человек на вес золота.